Читаем без скачивания Иосип Броз Тито. Власть силы - Ричард Уэст

Обычно мы, группа рабочих, ходили в лес и всегда ставили наблюдателя, который начинал играть на скрипке, если замечал, что в нашу сторону кто-то идет. Товарищ Броз – я никак не могу привыкнуть называть его Тито – обычно говорил о политической ситуации внутри страны и за рубежом. Он имел авторитет не только среди рабочих. В городе его любили все – старики, молодежь, мужчины и женщины, и даже те, кто не разделял его политических убеждений. Вечерами он обычно сидел за книгами или вел политическую агитацию, но иногда приходил и ко мне в гости вместе со своей первой женой. В прошлом году он приглашал меня на Бриони, и я целый день провел с ним и с его теперешней женой, товарищем Йованкой. Какая была его первая жена? Ну что сказала бы Йованка, если бы я ответил «привлекательная»?

В своих мемуарах Милован Джилас высказывает предположение, что Тито стыдился своего скромного прошлого рабочего-металлиста. В действительности же он гордился временем, проведенным в Кралевице. На острове Бриони у него был токарный станок, на котором он часто работал.

В 1928-1933 годах Тито большую часть времени находился в Лепоглавской тюрьме, где постигал марксизм с помощью Моше Пьяде. Сорок лет спустя начальник тамошней тюрьмы рассказал мне:

Коммунистам в то время удалось добиться для себя особого статуса. Они старались подчеркнуть свое отличие от обычных заключенных… После войны мы опять стали использовать то здание по прежнему назначению, потому что думали, что так нужно поступать с нашими врагами. Теперь у нас нет ни одного политического заключенного. По всей Югославии их очень мало. В основном это эмигранты, которых заслали из-за границы, чтобы вести здесь подрывную работу. Лепоглава сегодня – это очень современная тюрьма. Все заключенные приобретают здесь какую-нибудь профессию. В штате у нас два психиатра и двадцать семь экспертов-пенологов[479]. К нам приезжают многие их коллеги из-за границы. Западногерманские специалисты говорят, что мы слишком снисходительны и гуманны.

В период времени после выхода из тюрьмы и до вторжения немцев в Югославию в апреле 1941 года Тито либо находился за границей, либо скрывался в пригороде Загреба. Лишь в мае 1941 года он перебрался в Белград. Это было его первое знакомство со столицей. Вообще-то впервые Тито побывал в Сербии еще в 1914 году, будучи солдатом вторгшейся австро-венгерской армии, а в 1926 году он несколько месяцев работал на фабрике в Смередеревска-Паланке. Переезд в Белград в 1941 году был вызван необходимостью скрываться от бдительной усташской полиции, которая все время проводила массовые облавы и аресты, а также подготовкой к восстанию в Сербии.

Однако поскольку он жил на конспиративной квартире в Дединье – пригороде столицы, то жизнь ресторанов и кафе центра Белграда осталась для него незнакомой. Вернувшись в Белград в 1944 году правителем всей Югославии, он опять поселился в Дединье и жил там в изоляции. И хотя Белград был официальной столицей, Тито здесь всегда считали чужаком. Даже сербы-коммунисты постоянно помнили о том, что он хорват, а недоброжелатели говорили, что Тито в действительности русский, употребляя по отношению к нему термин «парашютист». Некоторые из них даже в конце 60-х годов отказывались верить в то, что Тито и в самом деле поссорился со Сталиным. Они полагали, что все это был хитрый трюк с целью выманить у Запада деньги.

Тито обвиняли в том, что он довел Белград до обветшания и упадка, особенно в сравнении с Загребом, столицей его родной Хорватии. Две мировые войны тяжелым катком прокатились по столице, лишив ее многих архитектурных памятников, являвшихся настоящими шедеврами, а то, что уцелело, выглядело неухоженным и заброшенным. Новый Белград, раскинувшийся на другом берегу реки Савы, был построен с гораздо большим размахом, чем Новый Загреб, и включал университетские общежития, огромные отели и Дом международных конференций. Однако он не стал дорог сердцам белградских старожилов, которые считали его слишком далеким и чуждым.

В том, что случилось с Белградом, не было злого умысла Тито. Просто город был местом, где сконцентрировались все правительственные учреждения, число которых постоянно росло. В то время как Загреб, Сараево и Любляна существовали за счет промышленности и торговли, Белград был городом бюрократов. Помимо того, что он являлся столицей страны и Сербской республики, отсюда раскинули свои щупальца три самых влиятельных учреждения – компартия, УДБА и ЮНА (Югославская народная армия). Тито и все высокопоставленные чиновники жили в приятных пригородах типа Дединье, а рядовые сотрудники и офицеры правительственных и партийный органов, УДБА и армии поселились в типовых квартирах серых, унылых небоскребов Нового Белграда. Из-за такой концентрации власти над всем городом витал дух угрюмости и обособленности, под стать его внешнему виду.

Хотя Джилас и другие резко критиковали Тито за экстравагантную привязанность к дворцам, замкам и виллам, следует сказать, что и эти резиденции, и другие монументальные сооружения были построены им вовсе не ради своего прославления.

Возьмем современников Тито. Сталин воздвиг гротескные, похожие на свадебный торт небоскребы, вроде Дворца культуры и науки в Варшаве. Мао Цзэдун – чтобы создать просторную площадь Тяньаньмэнь – сровнял с землей средневековой центр Пекина[480].

Чаушеску, создавая свои «Елисейские поля» и «Версальский дворец», снес треть старого Бухареста.

Даже в демократических Британии и Франции сменявшие один другого политические лидеры построили грандиозные культурные центры и аэропорты, ненужные национальные библиотеки и даже туннель под Ла-Маншем в качестве памятников своему тщеславию.

Строительная мания, характерная для большинства политиков, не затронула Тито. Он довольствовался домами, доставшимися ему от прежних хозяев.

Вместо строительства дорогостоящих памятников, Тито прославил себя другим способом, который не наносил ущерба казне, – он дал свое имя нескольким городам. Одним из городов, удостоившихся этой чести, был Ужице на западе Сербии, где Тито осенью 1941 года основал свою Красную республику, просуществовавшую недолгое время. В Титово-Ужице, как он теперь стал называться, я посетил небольшой музей и увидел стенд с винтовками, изготовленными в войну местной оружейной мастерской, мундиры, пошитые местными портными, пачки сигарет «Красная звезда» и экземпляры «Борбы», отпечатанные в местной типографии.

Хотя Тито и присутствовал на празднествах по случаю десятой годовщины Красной республики, здесь его популярность была невелика. В данной местности во время войны доминировали четники, а Тито был хорват, да еще и коммунист в придачу.

Узнав о моем присутствии в округе и о том, что я интересуюсь медведями, секретарь горкома СКЮ в Титово-Ужице пригласил меня прийти следующим утром в девять часов к нему в кабинет. Он обещал познакомить меня со своими коллегами, а также с двумя работниками охотоинспекции. Когда мы уселись на свои места, секретарь снял трубку и приказал своей секретарше, находившейся в приемной, не соединять его ни с кем и на все звонки отвечать, что у товарища секретаря важное и срочное дело. Затем он подошел к шкафу и извлек оттуда бутылку сливовицы, первую из многих, которые последовали за ней в то утро. Истории, рассказанные охотинспекторами с видимого одобрения партработников, создали у меня впечатление, что Тито в Титово-Ужице явно недолюбливают.

Как-то раз сюда приехал один испанец и пристрелил маленького медведя. Лицензия здесь выдается только разовая, так что он поехал назад в Испанию, недельку там попрактиковался в стрельбе и, вернувшись, опять выстрелил по медведю, но промазал. Он снова отправился в Испанию на недельную тренировку, вернулся и сделал выстрел по группе из трех медведей, стоявших впритирку. Бей на выбор – ситуация идеальная, но он умудрился промахнуться, не попав ни в одного.

Приезжал сюда и немец, очень богатый человек. Он снял себе весь отель и выписал специальную официантку из Белграда. Однако всю неделю, сколько он был здесь, шпарил проливной дождь. Ему так и не удалось поохотиться. Люди сказали ему: «Вы можете купить все, что угодно, кроме хорошей погоды».

В 1970 году один капиталист застрелил рекордно большого медведя, весом в 410 кило. Чтобы вытащить его из ущелья, куда он рухнул, понадобилось тридцать человек.

А еще приезжал сюда охотник, которого после выстрела начала колотить нервная дрожь, и он ходил кругами минут двадцать, пока не успокоился, и лишь потом пошел смотреть на убитого им медведя. Он боялся переволноваться и получить инфаркт.

Я не могу взять в толк, почему у этих людей возникает желание приехать сюда и убить медведя. Они прибывают на самолете или на машине, останавливаются в отеле. Они здесь чужие. Им не место здесь. Все, что от них требуется, нажать на спусковой крючок.