Читаем без скачивания Горький - Илья Груздев

Башкин отступает перед ним. Мелания, с посохом и в клобуке, ошалелая, теряет свое величие игуменьи. Поп Павлин скрывается, посрамленный Булычевым.

Булычов не хочет умирать. Он цепляется за все средства, которые ему предлагают. Вдруг поможет? И ему подсовывают дураков и прохвостов.

Когда трубач-пожарный, который лечит трубными звуками, сознался в обмане и признался, что обманывать не стыдно, если верят, Булычов развеселился.

«Это правильно! — говорит он. — А поп Павлин эдак не скажет! Он — не смеет!»

А узнав, что пожарного зовут Гаврило, велел трубить во всю силу.

И, когда сбежались домашние и гости, он закричал:

«Глуши их, Гаврило! Это же Гаврило-архангел конец миру трубит!»

С таким буйным, трагическим озорством возглашает Булычов «светопреставление», конец миру и «страшный суд» воровству, обману и грабежу.

А тем временем домашние ждут его смерти, чтобы завладеть наследством.

Ксения, его жена, говорит Башкину, что напрасно замуж за Булычова пошла, надо было за него выйти, за Башкина. Говорит, что зять ее, Звонцов, с ее дочерью, — Варварой, облапошат ее в случае смерти Булычова. Башкин говорит: «Все возможно. Война! На войне — ни стыда, ни жалости».

Булычов всем своим существом чувствует, что «погибнет царство, где смрад». Достигаевы и Звонцовы, наоборот, ожидают расцвета буржуазного строя.

Звонцов, адвокат-кадет, мечтает о политической карьере, о влиянии в губернии и о портфеле министра; Варвара мечтает завести политический салон; Достигаев мечтает о крупнейших финансовых операциях, и все они относятся к метаниям Булычова, как к чудачеству и нелепостям.

Пьеса поразила своей простотой зрителя и оздоровила понимание настоящей театральности. Эта простота была настолько необычной, что режиссер Вахтанговского театра Б. Захава так вспоминает первоначальную работу театра с пьесой:

«…Мы разделили акты на эпизоды, перемонтировали текст, в результате чего отдельные куски из одного акта попали в другой, сочинили пролог, вмонтировали в текст пьесы чтение газет, стихов и т. п., кое-где осмелились даже — страшно подумать! — вставить в горьковский текст реплики нашего собственного сочинения»58.

Оказалось, что вся эта театрализация не нужна, что пьеса является классической по построению и языку.

Три мотива есть в пьесе. Первый мотив — борьба Булычова за жизнь, ожесточенная борьба, и сознание, что он бессилен против смерти. «Кабы — бог да кабы мог», — говорит он, повторяя слова «блаженного» Пропотея.

Второй мотив — Булычов в борьбе с окружающими, которые ждут его смерти и ткут сложные интриги, готовые вцепиться в наследство и урвать кусок побольше. Пользуясь историей с трубачом, подговаривают врачей признать Булычова сумасшедшим для того, чтобы оспорить на суде его завещание.

И третий мотив — надвигающаяся в феврале революция, грозящая смести эксплуататорский порядок. Булычов, который сам, своим путем пришел к неверию в грабительские законы капитализма, говорит задумчиво: «Дело — не в царе… а в самом корне…» Достигаевы же и Звонцовы возлагают на буржузную революцию свои спекулянтские надежды. Достигаев говорит в конце пьесы, когда Булычова охватывает тяжелый приступ после пляски «блаженного» Пропотея: «Демонстрация идет… надобно примкнуть».

Вот какое сложное и огромное содержание вложено автором в три действия этой небольшой пьесы.

А. Н. Толстой писал Алексею Максимовичу:

«Вы никогда не поднимались до такой простоты искусства. Именно таким должно быть искусство, — о самом важном, словами, идущими из мозга, — прямо и просто — без условности форм. Спектакль производит огромное и высокое впечатление. Изумительно, что, пройдя такой путь, Вы подошли к такому свежему и молодому искусству…» (18, 420).

Горький повернул «Егором Булычовым» развитие советской драматургии. Это было решающим этапом. «Без условности форм», без театрализации, без внешней красивости, без навязчивых идей, без стилизации, без мелодраматизма, «прямо и просто» показал Горький сложного и противоречивого героя. Художественно красочен не только Булычов, но и все действующие лица до самых мелких, эпизодических, и все это превращается в широкое социальное полотно. Хотя нигде в пьесе не сказано об этом, но читателя и зрителя не покидает ощущение, что действие происходит в преддверии социалистической революции.

Вторая пьеса — «Достигаев и другие» — появилась на сцене в 1933 году. Действие ее происходит в июле, сентябре и октябре 1917 года.

Если в первой пьесе мы видим только предвестие бури, социалистической революции, то во второй пьесе уже сама буря.

Народная волна поднялась, рабочие, солдаты митингуют на заводах, на улицах.

В купеческом клубе — Звонцов, комиссар Временного правительства, «губернатор», как с иронией называют его сограждане, Варвара, его жена, воинствующая кадетка, Достигаев, генерал Бетлинг, черносотенцы Нестрашный, Губин, купцы Троекуров, Целованьев, фабрикант Лисогонов, Павлин, бывший полицейский Мокроусов, Мелания. Все они растеряны, не знают, как им быть, что предпринять.

Только Достигаев прислушивается, присматривается, сыплет прибаутками и соображает, к чему ему приспособиться.

Во втором действии, когда Мелания после столкновения с большевиком Рябининым кричит: «До чего дожили! И арестовать нельзя… Ходит разбойник у всех на глазах, а схватить его — запрещено. Что же это?» — Достигаев отвечает: «Схватить — нельзя! Свобода».

И размышляет: «Ежели эдаких Рябининых найдется тысяч пяток, десяток… А их может оказаться и больше… Н-да… Не схватишь. А вот если ножку им подставить на крутом-то пути… на неведомой дороге?»

Здесь мы видим, что Достигаев, не надеясь, что одолеет Рябининых, уже строит планы вредительства.

А когда взволнованный Павлин принес известие об Октябрьском перевороте, Достигаев говорит так, как будто ничего не случилось особенного:

«Значит: в Петрограде образовалось новое правительство, рабочее? Ну, что ж? Деды и прадеды наши из рабочих вышли, отцы с рабочими жили-трудились, почему же и мы не сумеем?»

И Павлин восклицает с огорчением:

«— Ох, Василий Ефимович, как неприятно шутите вы!..»

Но Достигаеву не до шуток, он искусно юлит, что в тот же вечер доказал. К нему приходят два дубовых черносотенца, Нестрашный и Губин, для того, чтобы вовлечь его в заговор и устроить вооруженное нападение на Совет рабочих и солдатских депутатов.

Достигаев ведет с ними политический разговор, ни к чему его не обязывающий, и в то же время выведывает их секреты, а когда приходят солдаты, чтобы арестовать черносотенцев, он обвиняет гостей в том, что они «явились с фантазиями», которые он «отказался даже выслушать, чему есть свидетель отец Павлин…».