Читаем без скачивания История России с древнейших времен. Том 4. От Княжения Василия Дмитриевича Донского до кончины великого князя Василия Васильевича Темного. 1389-1462 гг. - Сергей Соловьев

Троицкий монах Зосима, странствовавший по святым местам в 1420 году, так говорит о побуждениях, заставивших его описать свое хождение: «Понеже глаголет писание: тайну бо цареву хранити добро есть, а дела божия проповедати преславно есть: да еже бо не хранити царевы тайны неправедно и блазнено есть, а еже бо молчати дела божия, ино беду наносить душе своей. Убо и аз боюся дела божия таити, воспоминая муку раба онаго, иже приимше талант господень и в земле скрывый… Буди же се написание всем нам причащающимся благословение от бога и святаго гроба, и от святых мест сих; мзду бо много равну приимут с ходящими до св. града Иерусалима и видевшими святые сии места. Блажени бо видевше и веровавше; треблажении бо не видевше и веровавше… Но бога ради, братие и отцы и господие мои, сынове Рустии! Не зазрите моему худоумию и грубости моей; да не будет ми в похуление написание се. Не меня для, грешнаго человека, но святых для мест прочитайте с любовию и верою, да мзду приимете от бога нашего Иисуса Христа».

Стефан новгородец говорит, что войдешь в Царьград, как в дубраву какую, и без доброго провожатого ходить нельзя. Наши странники записывали без разбора все, что им говорили эти провожатые, записывали и о жабе, которая, по улицам ходя, смертию людей пожирала, а метлы сами мели: встанут люди рано – улицы чисты, и многое тому подобное.

Один из спутников митрополита Исидора описывал путешествие во Флоренцию. И здесь любопытны впечатления, произведенные на русского человека западными городами и западною природою: «Город Юрьев (Дерпт) велик, каменный, таких нет у нас; палаты в нем чудные, мы таких не видывали и дивились. Город Любек очень дивен, поля, горы вокруг великие, сады прекрасные, палаты чудные с позолоченными верхами; товара в нем много всякого; воды проведены в него, текут по всем улицам, по трубам, а иные из столпов, студены и сладки». В монастыре Любском путешественники видели мудрость недоуменную и несказанную: как живая стоит Пречистая и Спаса держит на руках; зазвенит колокольчик – слетает ангел сверху и сносит венец, кладет его на Пречистую; потом пойдет звезда как по небу, и, глядя на нее, идут три волхва, перед ними человек с мечом, за ними другой с дарами. В Любеке же наш путешественник видел колесо на реке, воду берет из реки и пускает во все стороны; другое колесо тут же, небольшое, мелет и сукна ткет. В Люнебурге поразил его фонтан: среди города столпы устроены из меди позолоченной чудесные! У каждого столпа люди приряжены тоже медные, текут из них всех воды сладкие и холодные – у иного изо рту, у другого из уха, а у третьего из глаза, текут шибко, точно из бочек; люди эти поят водою весь город и скот, проведенье вод этих очень хитро, и стекание несказанное. В Брауншвейге удивили его крыши домов: крыты домы досками из камня мудреного, который много лет не рушится. Нюренберг показался хитрее всех прежде виденных городов: сказать нельзя и недомысленно. Но Флоренция лучше еще Нюренберга: в ней делают камки и аксамиты с золотом, сукна скарлатные, товару всякого множество и садов масличных, где делают деревянное масло; о колокольнице флорентийской недоумевает ум. В Венеции по всем улицам воды и ездят в барках; церковь св. Марка каменная, столпы в ней чудные, гречин писал мусиею. О хорватах путешественник заметил, что язык у них с Руси, а вера латинская. Другой спутник Исидора, инок Симеон суздалец, составил описание Флорентийского собора: «Повесть инока Симеона иерея суздальца, како римский папа Евгений составлял осьмый собор с своими единомысленники». Симеон не был доволен поведением Исидора во Флоренции; вот что он говорит о своем сопротивлении митрополиту и гонениях, которые он за то потерпел от последнего: «Исидор митрополит остался в Венеции и пересылался с папою, да ходя по божницам, приклякал (приседал) по-фряжски, и нам приказал то же делать; но я много раз с ним за это спорил, и он меня держал в большой крепости. Тогда я, видя такую неправду и великую ересь, побежал в Новгород, из Новгорода в Смоленск». Смоленский князь выдал Симеона Исидору, который посадил его в темницу, в железа, и сидел он всю зиму в одной свитке, на босу ногу, потом повезли его из Смоленска в Москву.

Продолжали переводить с греческого: митрополит Киприан перевел «Лествицу» св. Иоанна и толкование на нее; переводили Андрея Критского, Златоуста, преп. Нила, св. Исаака Сирина, преп. Максима. Впрочем, большая часть переводов совершена была не в России, а на Афоне, в русском Пантелеймоновом и сербском Хиландарском монастырях, переводились и сочинения позднейшие, иногда ничтожные по содержанию. Под 1384 годом читаем в летописи: того же года переведено было слово святого и премудрого Георгия Писида – Похвала богу о сотворении всякой твари. Это поэма «Миротворение» Георгия Писида, митрополита никомидийского, писателя VII века; переводчиком был Димитрий Зоограф. От XIV века дошел до нас список Пчелы, сборника или антологии, составленной по известным греческим антологиям Максима Исповедника и Антония Мелиссы (Пчелы); антологии эти обыкновенно начинаются выписками из Евангелия, Апостола, творений св. отцов, и вслед за ними идут выдержки из писателей языческих – Исократа, Демокрита, Аристотеля, Ксенофонта, Платона и др. Из Болгарии и Сербии перешли в Русь и сочинения апокрифические, разного рода повести, особенно привлекательные для людей, стоящих на той степени образования, на какой стояли русские люди в описываемое время. Рассказы новгородских путешественников подали повод и к русскому оригинальному сочинению подобного рода; многие новгородцы рассказывали, что видели на дышащем море червь неусыпающий, слышали скрежет зубный, видели реку молненную Морг, видели, как вода входит в преисподнюю и опять выходит трижды в день. Судно новгородца Моислава прибило бурею к высоким горам, и вот путешественники увидали на горе деисус, написан лазорем чудным, и свет был на том месте самосиянный, такой, что человеку и рассказать нельзя, солнца не видать, а между тем светло, светлее солнца, на горах слышались ликования, веселые голоса; один новгородец взбежал на гору, всплеснул руками, засмеялся и скрылся от товарищей, то же сделал и другой; третьему привязали веревку к ноге, и когда стащили его насильно с горы, то он оказался мертв. Эти рассказы вместе с известиями, почерпнутыми из других, также мутных источников, заставили новгородского архиепископа Василия писать к тверскому епископу Феодору послание о рае.

Сказания о Китоврасе и т. п. переписывались, а в богослужебных книгах ощущался недостаток; в житии св. Димитрия Прилуцкого говорится, что братия жаловалась ему на недостаток книг; во Пскове не было настоящего церковного правила, митрополит Киприан посылал туда устав службы Златоустого и Василия, чин крещения и венчания; в списки вкрадывались разности, искажения: тот же митрополит Киприан писал, что в толстых сельских сборниках много ложного, посеянного еретиками на соблазн невеждам, например молитвы о трясавицах.

Что касается литературы светской, то до нас дошли от описываемого времени исторические песни, сказания и летописи. Из первых дошла песня о Щелкане Дудентьевиче, замечательная по взгляду на татар и на поведение ханских баскаков в Руси. Хан Узбек, творящий суд и расправу, изображается так: «Сидит тут Азвяк – суды рассуживает и ряды разряживает, костылем размахивает по бритым тем усам, по татарским тем головам». Узбек жалует своих родственников русскими городами, не жалует одного Щелкана, потому что тот находится в отсутствии, в земле литовской, где «брал он дани невыходы, царские невыплаты, с князей брал по сту рублев, с бояр по пятидесяти, с крестьян по пяти рублев, у которого денег нет, у того дитя возьмет, у которого дитя нет, у того жену возьмет, у которого жены-то нет, того самого головой возьмет». Возвратившись в Орду, Щелкан просит Узбека пожаловать его Тверью старою, Тверью богатою; Узбек соглашается, но с условием, чтоб Щелкан прежде заколол любимого своего сына, нацедил чашу горячей крови и выпил бы ее. Щелкан исполняет условие и приезжает в Тверь судьею: «А немного он судьею сидел: и вдовы-то бесчестити, красны девицы позорити, надо всеми наругатися, над домами насмехатися». Тверичи принесли жалобу своим князьям, которые называются братьями Борисовичами, и потом пошли с поклоном и подарками к Щелкану, тот загордился, повздорил с тверичами, которые и растерзали его.

Содержание украшенных сказаний составляют подвиги самых знаменитых князей, самые важные события в жизни народной, счастливые или бедственные, наконец, события, особенно поразившие воображение современников какими-нибудь чудесными обстоятельствами. Если прежде содержанием исторических песен и слов служили подвиги князей и богатырей против печенегов и половцев, то мы должны ожидать, что в описываемое время это содержание будет заимствовано из борьбы с татарами, сменившими половцев. На западе, для Новгорода и Пскова, шла также опасная борьба со шведами, ливонскими немцами и Литвою; в этой борьбе прославились два князя – Александр новгородский и Довмонт псковский; и вот мы видим, что подвиги их служат предметом особенных украшенных сказаний.