Читаем без скачивания Книга мёртвых - Эдуард Лимонов

– Его застрелил во время следствия наш следователь, один из моих ребят. Костенко давал показания, и из его показаний обнаружилось, что он лично убил брата этого парня-следователя. Про костенковский знаменитый контрольный выстрел в щёку слышал? Так вот, следователь не вынес тогда циничного изуверства, с которым Костенко спокойно рассказал, как он убивал его брата, вынул пистолет и застрелил его.

– А почему же тогда распространили первую лживую версию о следственном эксперименте?

– Мы хотели спасти нашего парня.

Я слышал. О Костенко писали, что он пытал своих жертв, что он алкоголик и наркоман одновременно, что с ним не расстаётся обвешанная оружием его подруга Таня в тёмных очках… Генералу Шевцову я и поверил, и не поверил. Работа у него такая: хранить тайны. И жизнь сложная, он сам был не раз на волосок от ареста: республика, расправившись с пассионарным Костенко, попробовала было избавиться и от пассионарных ментов из Прибалтики, создавших им государство. Несколько из них, кто рангом поменьше, были арестованы, но целиком номер не удался. Лебедя потянуло в политику, в Москву, и прибалтийцы удержались в Приднестровье.

Что до обстоятельств гибели Костенко, то я не уверен, что это последняя версия. Хочется знать правду. Хочется, чтобы батьке Костенко поставили памятник в Бендерах. Ну, ясно, он был не ангел, но республику он защищал храбро и рисковал своей головой. За свои поиски исторической правды и справедливости в «деле Костенко» я уже «пострадал». Ордена и медали за оборону Приднестровья получили все. И мой спутник по войне в Приднестровье капитан Шурыгин, и генерал Макашов, но мне не дали ни медали, ни ордена. Потому что в 1993-м вышла книга «Убийство часового», где я хорошо написал о батьке. И сомневался в легенде об обстоятельствах гибели Костенко. Медаль, чёрт с ней, но я любил эту Республику, жаль, что она в конце концов досталась не тем людям. Она могла стать очагом Революции, а стала обычной буржуазной.

А 18 сентября 1996 года около 19.30 на меня напали в сумерках, ударив сзади, выследили и стали молча бить ногами исключительно в голову трое неизвестных.

Экспертиза установила множественные переломы носа и, что неприятнее всего, раны на глазном яблоке. У меня могло начаться отслоение сетчатки, пришлось ходить к профессору-глазнику со странной фамилией Груша – каждую неделю. Но, слава богу, отслоение не началось. Зато трещины на правом глазу и вечно гуляющие по левому глазу точка и запятая останутся со мной до последнего моего дня. Я считаю, что сделали это люди Лебедя. Дело в том, что мы выступали против генерала в газете «Лимонка» всегда, а в тот год особенно интенсивно. Это был год, вы помните, когда он заключил пресловутый мир в Чечне – хасавюртовское соглашение – и хвастался: «Я остановил две войны». В публикациях в «Лимонке» я доказывал, что он врёт, что остановил войну в Приднестровье. (Основные аргументы я изложил тут только что, но были и другие). Достаточно процитировать вертикальные лозунги номеров «Лимонки» августа и сентября 1996 года, чтобы понять, как мы его долбали: № 46 – «Оборотень Лебедь сдаёт Чечню!», № 47 – «Ельцин – очнись, арестуй Лебедя!», № 48 – «Лебедь – лучший чечен года!» На первой странице № 48 опубликованы фотографии с пикета протеста Национал-большевистской партии (дальше цитирую текст к фотографии) «против позорной и трагической капитуляции России в Чечне, совершаемой руками Лебедя и поддержанной президентом и правительством». С лозунгами: «За что погибли наши парни?», «Лебедя – на нары!», «Прочеченское правительство РФ – в отставку!», «Ельцин, очнись, арестуй Лебедя!», «Капитуляция! Лебедь раздаёт Россию!», «НБП принимает вызов Лебедя: давай оружие!» национал-большевики потребовали в своих выступлениях ареста генерала и передачи войны в руки русского народа.

Пикет состоялся на пустынном в это время, и во всякое время, Горбатом мосту, у одного из входов в здание Правительства РФ 12 сентября. Кроме нацболов, небольшого количества ментов и журналистов, на пикете присутствовала группа странных людей, по виду бандюков. Одного, похожего по типу на жирного француза – высокого, носатого светлого слона (он вертел ключи от машины в руке) я хорошо запомнил именно потому, что он был нерусского вида. Он и ещё один «бандюк» пониже посматривали на нас издалека, похаживая за спинами телеоператоров, и улыбались. Нет, они не были из спецслужб, те выглядят абсолютно иначе. Впервые мы видели таких людей на наших мероприятиях, и такие никогда больше не появлялись впредь. Расходились мы с пикета в сторону метро «Красная Пресня» и потому прошли мимо второго входа на территорию Правительства РФ. Там, у двух джипов (они садились в джипы), находилось человек пять-шесть, опять-таки чужих здесь, в этой, ситуации людей, и среди них те двое, которых я уже видел. Они и тут улыбнулись.

Часа через два – я уже вышёл на Сивцев Вражек и направлялся к месту моего обитания – со мною поравнялись знакомый мне художник и его жена с испуганными лицами: «Эдуард, за вами следят, пойдёмте лучше с нами, они делали друг другу какие-то знаки за вашей спиной, один идёт по одной стороне улицы за вами, другой по противоположной стороне». Я обернулся. Лохматый тип в спортивном костюме шёл по нечётной стороне Сивцева Вражка, за нами шёл коренастый, под нуль остриженный блондин в светлой куртке. Мы резко свернули по направлению к Новому Арбату. Двое, немедленно объединившись, пошли за нами. Нам удалось уйти от них в «Дом Книги». Художник вывел нас через подсобные помещения на улицу за «Домом Книги». Ещё чуть покружив по городу, мы осторожно пришли ко мне. Всё было тихо.

И оставалось тихо до 18 сентября. Так как я нигде не появлялся один и в редакцию «Лимонки» не ходил, 18-е было днём выхода газеты. За шесть дней я успокоился. Накануне вечером мне позвонил следователь Хамовнической прокуратуры и попросил прийти завтра утром получить бумагу, что уголовное дело против меня прекращено (речь шла об уголовном деле по факту публикаций статей «Лимонка в хорватов» и «Чёрный список народов»). Всё бы ничего, но он назначил мне встречу на улице, перед прокуратурой, чего никогда у нас с ним не было. Я приходил прямо к нему в кабинет или поджидал его на стульях в коридоре. Я позвонил компетентному человеку и спросил: что бы это значило? Компетентный сказал спокойно, что так делают, когда хотят «показать» человека кому надо. «Один не ходи, возьми ребят», – посоветовал он. «Вроде, он свой, этот следователь, – заметил я, – «патриот». – «Они все свои», – мрачно прокомментировал он. Я взял ребят и получил бумагу. Здоровенный высокий блондин-следователь был с виду, как обычно, спокоен. Бумага датирована 18.09 наверху, а дело против меня, сказано там, прекращено 03.09. Прокуратура и редакция газеты (она же штаб партии) находятся на одной улице – дистанция метров 100. Почему надо было вызывать меня срочно (вечером звонок – утром прийти), учитывая все эти обстоятельства? Обычно эти вещи посылаются по почте, времени и так прошло 15 дней. И он мог занести бумагу нам, мог послать по почте, мог отдать её мне раньше, позже, в кабинете. Нет, отдал на улице и 18 сентября.