Читаем без скачивания Башмаки на флагах. Том 4. Элеонора Августа фон Эшбахт - Борис Вячеславович Конофальский

— Нас это не устраивает, мы думаем, что они уступят, если мы будем давить на этот пункт, — добавил Лёйбниц. — Будем просить дозволения строить склад, вы ведь им на вашей земле амбары строить дозволили.

Волков, застегнув колет, осматривал себя в зеркале:

— Значит, без меня вы вчера обошлись?

— Да… Тем не менее, сегодня вам лучше присутствовать на заседании, — продолжал Лёйбниц. — Ваше присутствие придаёт вес переговорам.

Крапенбахер согласно кивал:

— Да, так будет лучше.

— А что за вопрос будет сегодня обсуждаться? — спросил кавалер.

— Остров, что лежит на реке меж их землёй и вашей, они сами его вчера подняли, — отвечал Лёйбниц. — Казалось бы, безделица, но, как выяснилось, вокруг него, по вашей стороне реки, они сплавляют лес. И…, — он не закончил.

— Я знаю, знаю, то вопрос денежный. Я буду на заседании, — перебил его генерал.

Адвокаты кланялись и уходили удовлетворённые.

Весь день, с перерывом на обед, он просидел на заседании, впрочем, как и ландаман Райхерд, который сидел напротив. Заседание не было скучным, но бесконечные «перепрыгивания» сторон с одного вопроса на другой в попытках, отдавая что-то в одном пункте, набрать себе в других, начинали утомлять. Поистине, переговоры дело совсем непростое. Раньше, когда он служил в гвардии, стоя в охране на таком же мероприятии, он всё удивлялся: ну о чём можно говорить целый год? Давно бы договорились. А теперь-то всё стало на свои места. Он уже понял, что привести две непримиримые позиции в общую точку согласия — тяжкий труд. Монотонный, изощрённый, утомительный. Более сложный, чем шахматы.

После заседания, уже вечером, он чувствовал такую усталость, словно провёл непростой бой. И ощущение у него было такое, что этот бой он вовсе не выиграл. И что завтра ему его продолжать.

А деньки-то потихоньку уходили, у первого набора солдат кончались контракты. Две недели, три, и попробуй их удержи на этом берегу, когда на том их ждёт целый лагерь из награбленного добра. Их ждут там деньги и безопасность. А что будет с ним, когда горцы увидят, как его солдаты уходят от него? Они и так рьяны в переговорах, цепки и неуступчивы, а тут и вовсе обнаглеют, а могут переговоры и вовсе остановить, когда две трети его войска решат уйти. Вдруг надумают снова воевать?

«Нет, как ни крути, а лагерь нужно укреплять ещё и ещё. Надо вырубить весь лес и кустарник с севера, чтобы обзор для пушкарей был хороший, чтобы с самого опасного направления врагу пришлось бы идти к лагерю под картечью. А ещё сено начать заготавливать, и дрова, и вырыть дополнительные колодцы».

Вот с такими мыслями он и ложился спать, но лёг, как выяснилось, рано. Пришёл к нему дежурный офицер и сообщил, что человек какой-то просит генерала о встрече:

— В лагерь он идти отказался, но говорит, что дело важное.

— Что за человек? — сразу спросил Волков, у которого и намёка на сон не осталось.

— Имени он своего не назвал, но по говору местный. Толстый он.

«Советник Вальдсдорф».

Это кавалера обрадовало. Он тут же оделся, звал малую свиту и всего с тремя людьми и с одной лампой выехал через восточный проход из лагеря к пикету на восточной дороге, где рядом с тремя солдатами находился как раз тот человек, о котором Волков и думал.

— Я очень рискую, — сразу начал Вальдсдорф. — Тут кругом люди.

— Хорошо, хорошо, будем кратки. Что вы узнали?

— Дочь ландамана… Вторая дочь, Урсула Анна де Шенталь, сейчас ей двадцать пять лет, потеряла мужа зимой, помер от лихорадки, жила с мужем в большой любезности, прижила двух здоровых детей, мальчика семи лет и девочку четырёх, очень тосковала по смерти мужа. Говорят, и сейчас тоскует. Характера женщина кроткого, скромна и не расточительна, отцом и прочей роднёй она любима. Отцом особенно. Имение за ней в приданое будет немалое. И отец её, и муж люди были знатные, влиятельные. Муж её покойный был веры вашей, и она её при свадьбе приняла, — советник остановился. — О том вы хотели знать?

— О том, о том…, — соглашался Волков, вдумываясь во всё сказанное. — Но и о другом тоже. Что слышно, о чём говорят в земле вашей? Хотят ли люди мира?

— Люди в нашей земле живут разные, — отвечал Вальдсдорф со вздохом, — те, что на юге в горах, — то дураки, медведи горные, тех о словах про вас так не ровён час удар хватит. Так злятся, так злятся… в общем, воевать думают. Те, кто тут на севере у реки живут, так наоборот, навоевались уже, хотят торговать по реке. Лес сплавлять. Два дня назад в Шаффенхаузене, в совете, дело до кулаков дошло. Наши рюммиконские с горными подрались. Морды друг другу побили. Наши хоть и похвалялись, но досталось им побольше.

— Так будет мир или нет? — не терпелось кавалеру знать ответ на этот простой вопрос.

— Пока непонятно. Всё зависит от того, какой переговорщики привезут договор, если будет обидный, то скорее всего будет война, а если хороший, то, может, его совет и одобрит.

— И что же, воля ландамана тут никакой роли не сыграет?

— Как не сыграет? — удивился советник. — Как раз он-то и решать будет, все эти дураки горные, что за войну стоят, — это всё его люди, весь юг, почитай, его вотчина. Райхерд во всех горных долинах на юге вес большой имеет. Весьма большой.

«Всё опять сводится к нему. Хорошо, что я подарил этому человеку императорский сапфир. Хорошо, что не пожадничал. Главное, чтобы теперь он его не вернул».

— Господин генерал, — вкрадчиво начал Вальдсдорф, — я сильно рискую, не могли бы вы…

Волков уже знал, о чём будет говорить толстяк, он прервал его:

— По этому поводу я вам уже всё сказал, желаете, чтобы я повторил, извольте: будет мир, будет вам две тысячи талеров призом. А нет, так и не получите ничего. Езжайте и старайтесь, чтобы мир настал промеж нас.

Этот ответ, видно, никак не устраивал советника, но разве с генералом поспоришь? Он вздохнул шумно, почти всхлипнул и пошёл, не попрощавшись, в темноту, туда, где похрапывал на привязи его несчастный мул.

«Обидный договор». Он запомнил эти слова. Долго не спал, повторяя про себя их. «Обидный договор». Нужно было не давать южным депутатам в совете повода для ссоры. Он собирался завтра же поговорить со своими юристами, сказать им, чтобы были уступчивее. Чёрт с ним, с лесом, и место торговое, и беспошлинная торговля овсом, ячменём и рожью —