Читаем без скачивания Русское дворянство времен Александра I - Патрик О’Мара
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Статья Каразина получила широкое распространение и была хорошо известна декабристам. С. П. Трубецкой в своих мемуарах, впервые опубликованных через три года после его смерти А. И. Герценом в 1863 году, язвительно заметил, «тогда же в Москве ходила рукопись харьковского помещика Каразина, восставшего всею силою своего красноречия против свободы крестьян и сравнившего состояние имевших счастие быть под его игом с состоянием свободных, у которых не будет собственности»[747]. И наоборот, как признавал в 1880‐х годах великий историк крестьянского вопроса В. И. Семевский, хотя мировоззрение Каразина в целом вряд ли можно назвать «прогрессивным», он тем не менее был одним из немногих, кто осознавал, что крепостной не мог быть освобожден без земли, что давало его предложениям «громадное достоинство сравнительно с весьма многими проектами, ему современными»[748].
Традиционалисты держат оборону
Хотя очевидно, что среди дворян были те, которые были убеждены, что сельская экономика и российское общество только выиграют от эффективной программы реформ, также ясно, что подавляющее большинство не сочувствовало либеральной направленности некоторых мер и заявлений правительства Александра I. В отсутствие однозначного и решительного руководства со стороны царя ходили слухи, которые только усиливали защиту консервативного большинства. В полицейском отчете 1818–1819 годов приведены разговоры об освобождении крепостных и ожидание некоторых, что об этом «объявлено будет в исходе августа месяца [1818 года]» и что «их величества для того только отъезжают [в Варшаву], чтобы не находиться здесь [в Санкт-Петербурге] при обнародовании сей важной новости». Другие предполагали, что принятие этой меры будет отложено на некоторое время, но «вообще уверены, что она рано или поздно будет исполнена»[749].
Большинство помещиков сопротивлялись любым предложениям о крестьянской реформе, потому что не видели причин менять статус-кво. В то время крепостное право составляло основу дворянского образа жизни, и многим современникам казалось, что само существование государства невозможно без него. Как писал в своих мемуарах сторонник освобождения крестьян смоленский помещик и декабрист И. Д. Якушкин, «[в]се почти помещики смотрели на крестьян своих как на собственность, вполне им принадлежащую, и на крепостное состояние как на священную старину, до которой нельзя было коснуться без потрясений самой основы государства. По их мнению, Россия держалась одним только благородным сословием, а с уничтожением крепостного состояния уничтожалось и само дворянство».
Когда в 1819 году Якушкин рассказал дяде о своих планах по освобождению крепостных, тот возразил, что, по его мнению, племянник сошел с ума. Соседи Якушкина в Смоленской губернии, зная о его намерениях, тоже считали его чудаком. Даже крестьяне были озадачены его предложениями и, не в силах их понять, уговаривали его оставить все как есть, подразумевая при этом, что они принадлежат барину, а земля — им. Однако благонамеренные усилия Якушкина по освобождению своих крепостных были в конечном итоге сорваны петербургской бюрократией по его возвращении туда в 1820 году[750].
В своем ретроспективном взгляде декабрист отмечал, что камнем преткновения для Александра I была оппозиция, с которой он столкнулся со стороны вельмож в своем окружении, а также более широкого круга дворянства и которая предупреждала, что любое изменение может иметь катастрофические последствия для России. С. Шашков, писавший через десять лет после освобождения крестьян Александром II, охарактеризовал «консервативную массу» времен Александра I, как «зараженную мистицизмом, который так располагает к боязливости и отучает от логического мышления, [и которая] была еще трусливее, чем ныне». Глубоко укоренившееся неприятие идеи освобождения крестьян составляло в начале XIX века самую сердцевину реакционных взглядов дворянства, для которого сохранение крепостного права было столь выгодным[751]. Фактически, сохранение крепостного права было абсолютно необходимо, поскольку этот институт эффективно поддерживал хрупкую экологию социальной структуры России. Манифест об освобождении 1861 года показал, что в долгосрочной перспективе, как заметил один историк, вторя Якушкину, «после отмены права держать крепостных дни дворянства как правящего класса были сочтены»[752].
Поместья дворян в провинции давали им как доход, так и продукты, которые дополняли их доходы от государственной службы в столицах. Продажа крепостных давала многим помещикам еще один надежный источник дохода. Например, цена за крепостного мужика в то время составляла от 20 до 30 рублей за душу, а женщин и девочек — от 5 до 40 рублей, была сравнима с ценой рабочей лошади составлявшей от 25 до 50 рублей[753]. Дворяне в провинции не слишком заботились о нуждах своих крепостных. Фактически, любая попытка «добрых» владельцев помочь конкретному слуге или крепостному вызывала осуждение других дворян. Открытие школы для крепостных детей или оказание им медицинской помощи были действиями, которые соседские помещики считали прямо опасным поведением.
Относительно невелико было число дворян, которые действительно жили в своих поместьях среди своих крестьян, с некоторым пониманием крестьянского образа жизни и в то же время стремились способствовать процветанию местного провинциального общества. Более того, многие из мелких дворян были едва ли лучше образованны, чем их крепостные. На самом деле преобладала точка зрения большинства, в результате чего инициативы Александра I, такие как половинчатый указ 1803 года о «вольных хлебопашцах», и различные проекты Киселева, Аракчеева и многих других к концу царствования не произвели существенных изменений. Как было правильно замечено, именно культурная отсталость дворян-помещиков, казалось бы непроницаемая для спорадических попыток правительства преодолеть ее, была главной причиной устойчивости крепостного права[754].
Такая отсталость сочеталась с весьма патриархальным менталитетом землевладельцев, которые поддерживали статус-кво. Это характерно выразил князь Н. Г. Вяземский, предводитель дворян Калужской губернии, который утверждал, что только помещик может постоянно следить за благосостоянием крестьян, устраняя все их недостатки и исправляя их поведение[755]. Похожую точку зрения можно найти в
