Читаем без скачивания Тень Скорпиона - Александр Плахотин

Так бывает в плохом сне. Пытаешься вырваться из водоворота кошмара, понимая, что такого быть не должно, и хватаешься за соломинку, которая означает для тебя спасение, луч, разбивающий тягучую муть безысходности. Что? Зачем? Для чего? Да какая разница! Вперед, а там, дай Небо, разберемся…

Окопиу схватил несчастного Рох-Тилиона. Тот даже не шелохнулся в попытке вырваться.

— Охо-хохо-ньки!.. — сочувственно покачал головой гном, наблюдая, как единорог нежно приник к могучей груди тролля. — Что здесь можно сказать? У парня есть еще о чем мечтать в этой жизни!

— Давай, бей его рогом в стену! — пролаял сквозь кашель Скорпо, разрывая ворот мантии. — Бей, отца твоего в схад!

Краса Неба, почуяв неладное, свирепо заржал и попытался освободиться от объятий Лукки. Удержать вставшего на дыбы стража было непросто. Как Висельник оседлал единорога, словно обычную лошадку, осталось непонятным, да и не время было это выяснять.

Рох-Тилион прыгал из стороны в сторону, вертелся на месте, но сбросить нечаянного седока ему было не по силам. И, крутанувшись в очередной раз, страж всем своим весом угодил в заветную стену.

Соприкоснувшись с рогом, камень задымился… и треснул, разбрасывая в стороны осколки.

Гора снова протестующе загудела, не в силах стерпеть насилия.

В образовавшийся проем следом за ввалившимися туда Луккой и единорогом вошел Скорпо, таща за собой Винетту.

— Возьми его в руки и передай мне! — приказал чародей, указывая на стоящий на каменной тумбе среди просторного зала ларец.

Текст формулы он помнил наизусть. Повторял его, как святоша молитву, изо дня в день вместо утреннего завтрака и перед грядущим сном. Оттачивал интонацию, высоту каждого звука, смысл каждого слова. И не беда, что утратил Инвар магическую силу, оставались заклинания — произнеси их даже невинный, ничего не смыслящий в чародействе ребенок, Вселенная перевернется вверх дном!

_ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _

В недрах притихшей в ожидании горы погасло последнее слово.

Щелчок, и крышка ларца с тяжелым скрипом поднялась, обнажая нутро. Сгорая от нетерпения, Скорпо протянул руки, и яркий огненный столб света ударил вверх, ослепляя непрошеных гостей.

Из живого огня выплыл огромный, намного превосходящий его вековое хранилище фолиант.

Принявшие артефакт ладони обожгло невыносимой болью, когда Бунп Лоуусу лег на них. Мийяра, сжав зубы, стерпел, чувствуя, как разливается по телу давно забытое ощущение силы.

Свершилось…

И перед глазами всплыло перекошенное в страхе лицо Локо Мийяры, правителя Бревтона, что стал в этой жизни ненавистным врагом великого волшебника, равным которому был, может быть, только Создатель Кристалла.

Время не ждет. Оно спешит навстречу, насмешливо хохоча.

Кого ждете вы? Что ищете? Чего алчете?

Вечен только ветер звезд, что родился по велению космоса.

Чем засеваете вы свои поля? Что собираете с деревьев к трапезе своей? Неужели не видите, слепцы? Не чувствуете вкуса? Или просто не в силах признаться себе?

Гниль на блюдах ваших столов. Гниль целуете вы на супружеском ложе. Рожденные гнилью, вы рождаете гниль.

Очнувшись, Инвар оглянулся на своих спутников.

Тупые безучастные лица. Как муторно дышать здесь, среди тех, кто зациклен на самих себе. Понимают ли они, что произошло сейчас? Нет… не понимают. И никогда не поймут и не оценят по достоинству. Да и что тебе до них? Пока еще живых, но уже трупов. Гнилья.

Скорпо шепчет новое заклинание, и перед ним возникает узор портала. Более никаких манускриптов Сио и других подобных штучек. Все это позади. Только чистая магия.

Не оборачиваясь, он шагает вперед, скрываясь от взора своих помощников.

— Прощайте… господа… — и оказывается невдалеке от Перекрестка Семи Дорог. — Вы более не нужны мне. Никто мне больше не нужен.

Прижав к впалой груди драгоценность и подобрав полы мантии, Инвар Мийяра шагает прямиком через заснеженный лес подальше ото всех. В спину настойчиво ударяют хлопья поднявшейся метели, но холода он не чувствует.

Останься он тогда хоть на одно мгновение в Красной Пещере, оглянись, присмотревшись, и никогда бы не сделал того, что сделает через несколько часов. Ибо есть зрелища, которые предостерегают, молча крича. Обернись, и задумался бы… Положил бы добычу на место, покаявшись перед собой и Небом.

Рох-Тилион. Краса Неба. Страж Заблудшего Леса, призванный богами охранять бесценное в своей мощи сокровище.

Не справился. Не отвел беду. И застыл в немом ужасе от содеянного, вмиг вросший в толстую стену опустевшего хранилища.

Только глаза Стража остались живыми.

И теперь сквозь толщу осыпавшегося камня следят они за вором — и в глазах его вечный укор.

— Глаза на стене. ГЛАЗА!!! — зарыдала полуживая тварь, выбираясь на тракт.

Как Скорпо и ожидал, Сила начала покидать его. Все верно, ведь он даже по-настоящему не попробовал вкус напитка. Только глотнул.

До деревни оставалось совсем немного — уже были слышны беззлобная брехня дворовых собак да перестук в кузнице. Осмотревшись, чародей выбрал симпатичный пенек и, проваливаясь по колено в сугробе, насилу добрел до него. Осторожно, словно хрупкий сосуд, он возложил книгу на то, что осталось от спиленного дерева. Раскрыл, любуясь исписанными забытым богом страницами. Глаза выхватывали древние символы, складывали в слова. Инвар не заметил, как вокруг вдруг стало темно.

Оторвавшись от Книги, он с удивлением ощутил себя в комнате, подобной той, что сдают путникам на постоялых дворах.

На грубо сколоченной кровати с довольной усмешкой, заложа руки за голову, лежал неопрятно одетый молодой человек. Почему-то Скорпо не мог оторвать глаз от его сношенных, покрытых кусками засохшей грязи сапог, с которыми тот взобрался на чистую, хотя и застиранную простыню.

— Что вылупился, дяденька? — Голос незнакомца был сиплым. — Заходи, раз приперся. Вон табурет стоит, на него и плюхайся. Но если хочешь, можешь и дальше стоять, как… — Тут паренек выдал такое сравнение, что у повидавшего мир Инвара мгновенно запылали щеки.

Чародей перевел взгляд на лицо нахала, внутренне вздрагивая от отвращения.

Урод. И другого слова быть не может! Верхняя губа, сросшаяся с носом, обнажала гнилые черные зубы, издалека казавшиеся острыми. Левый глаз заплыл в бугристом наросте кожи. Зато правый, идеально правильной формы, под резко очерченной тонкой бровью сверкал изумрудом. Длинные немытые всклокоченные волосы, возможно, все-таки светлые; разбросаны по худым непропорциональным плечам.