Читаем без скачивания Князь оборотней - Илона Волынская

— Тут хуже, чем у нас! — рыкнул медведь.

— Однако! — согласился Донгар, направляя зайца прочь с площади.

В толпу красавиц вломился последний сын Нуми. За ним следовал Хакмар. За Хакмаром — три белых коня с пустыми седлами.

Они пронеслись между плюющих друг в друга детишек с золотыми волосами, ярко-голубыми глазами и искаженными яростью нежными личиками и выскочили к чуму. Самому обычному, крытому шкурами, разве что размерами он был больше, чем все виденные медведем чумы, вместе взятые. Чум шатался — словно колыхалась гора. Изнутри слышался топот ног и яростные крики.

Из соседнего переулка прискакал Хакмар. Один. Если не считать маленького табуна белых коней.

— Вот кони, что за кони! Если мне удастся хоть как-то переправить их в табуны моего деда… — захлебываясь восторгом и ничего не видя вокруг, шептал Хакмар, привязывая небесных скакунов у коновязи возле чума. Под мышкой у него веником торчали сияющие мечи.

Донгар соскочил с зайца и пошагал к чуму. Аякчан и медведь вцепились в него одновременно.

— Скажешь наконец, зачем мы сюда примчались и что собираемся делать? — прошипела Аякчан.

— Так я ж говорю, однако…

— Без «однако»! Без жалоб, что ты не учился! Быстро, четко, по существу, пока никто снова не влез! Ну!!!

— У отца Канды был какой-то сильный дух. Отец Канды помер. Его духи перешли Канде. У Канды началось шаманское безумие, когда шаман должен с духами справиться. Канда был слаб. Он не победил духа, дух победил Канду, — как и велено, быстро и по существу доложил Донгар. — И взял себе. Теперь Канда — не Канда, а только тело Канды, делает, чего дух пожелает. Этот дух сейчас здесь! — и решительно отбросил полог чума. Заяц уменьшился до нормальных размеров и привычно вскочил на руки Аякчан. Вся их компания ввалилась внутрь.

Высокий старец с длинной бородой и пронзительными голубыми глазами, путаясь в подбитых мехом одеждах, бегал вокруг толстого, как стодневный дуб, опорного столба чума, удирая от красивой женщины в пестрой парке, словно сшитой из шкурок всех зверей разом.

— Замерзавец! Поганец! Гад болотный! Верни моего зайца! — кричала она, с невероятной для женщины силой швыряя набитые мехами тяжеленные лари.

Старец отбивал летящие в него лари ударами резного посоха и кричал в ответ:

— Это не я! Почему ты обвиняешь меня?

— А кого?

Брошенный женщиной туесок полетел старцу в голову, от удара посохом крышка соскочила, и дождь крупных алмазов брызнул во все стороны.

— Этот дух? — хищно спросил Хакмар, выхватывая клинок и мягким стремительным шагом мечника двигаясь наперерез беглецу.

— Этот-то дух… — ошалело выдохнул Донгар.

— Отдай моего зайца! — женщина подняла над головой скамью, вырезанную из цельного соснового ствола.

Донгар выхватил зайца из рук Аякчан. Донгар прыгнул вперед. Донгар сунул зайца старцу.

— На своего зайца, Дьайык! — заорал тот, протягивая зайца женщине. — Забирай и оставь меня в покое! Не видишь, ко мне… люди пришли!

Снова раздался грохот — дух всех зверей Дьайык уронила скамью себе за спину. Заяц прыгнул из рук старца прямо в протянутые руки хозяйки. Захлебываясь слезами, Дьайык зарылась лицом в мягкую шерстку.

— Где… ты… был? — вздрагивая от плача, бормотала она. — Я тебя… везде искала…

Заяц вертелся на руках, пытаясь прижаться мордочкой к ее щеке.

— Тенгри — Высокое Небо! Эндури! — дружно пробормотали Хакмар и медведь.

— Да, это все я! — тяжело переводя дух, кивнул старец. — Чем могу помочь, молодые люди?

Свиток 46, где Хадамаха получает от верхних духов ценный дар и… натягивает его на зад

Медведь и Донгар отвесили по поклону, Хакмар изящно преклонил колено, держа свой меч перед собой на вытянутых руках и неловко зажимая отобранные у Небесной стражи клинки под мышкой. Только Аякчан помахала рукой, растянув губы в радостной ухмылке:

— Привет, дядюшка Айыы, давно не виделись!

Тенгри — Высокое Небо, он же Эндури, он же Айыы-Тангра, он же Нуми-Торум, Повелитель Верхних небес, скривился, будто клюкву разжевал.

— Надеюсь, с моими сыновьями все в порядке? — осведомился Верховный дух со многими именами.

Хакмар опустил голову, позволяя длинным черным волосам упасть на лицо:

— Ну-у-у… В общем и в целом…

— И насколько, в общем, они целы? — рассмеялся дух. Потом близоруко сощурился, словно разглядывая что-то сквозь стену. — Вижу, вижу… Если не считать синяков и порезов, в основном пострадало их самолюбие. Но если они не прекратят пить хмельную араку с горя, могут сильно пострадать их желудки. К тому же они опять скоро подерутся — теперь уже между собой.

— Разнять, однако? — обеспокоился Донгар.

Верхний дух кинул на него пронзительный взгляд ярко-голубых глаз:

— Сюда скакал — много наразнимал, а, черный?

— И давно такое у вас? — проревел медведь.

— Зришь в суть, медвежонок! Хотя тебе и положено… У нас ровно столько же, сколько и у вас. С прошлого Дня. — Верхний дух огляделся. — Что ж это я вас у входа держу… Не по обычаю принимаю! Молодой человек, мечи моих сыновей вот сюда положите, пожалуйста. — Верховный откинул крышку ближайшего ларя. Сожалеюще поглядев на испускающие свет клинки — не иначе как уже примеривался поработать над ними в ближайшей кузне! — Хакмар ссыпал мечи внутрь.

— И лошадок тоже придется оставить, — усмехнулся Верховный. — А теперь пошли! — И бойко заковылял по гигантскому чуму. Медведь чувствовал себя одним из тех игрушечных медвежат, что мать шила для них с Братом из обрезков меха и кожи: вокруг, словно склоны кожаных гор, возвышались уходящие высоко вверх стены чума, а еще выше, в громадном отверстии размером с большое озеро, сияло золото небес над небесами. Вместе с облаками в отверстие вплывали уже виденные небесные шаманки-удаганки — теперь они охаживали друг дружку бубнами. Вслед за Верхним духом вся четверка выбрела к чувалу, похожему на глиняный холм.

— Ну наконец-то, — облегченно вздохнул Верхний дух, усаживаясь в золоченое кресло с высокой спинкой. — А вы выстраивайтесь в рядочек, давайте-давайте, не могу я только вами заниматься… Вот так хорошо! — кивнул Верхний дух… и начал расти.

Раздвинулись громадные плечи, седая борода стала как заснеженная дорога. Выросло и кресло. Под стать громадине чуму выросли лари, и нары, и скамейки. Четверка дружно запрокинула головы, обнаружив, что не достают гигантскому Эндури даже до колена. Огромное лицо закрывало собой дыру над чумом с плывущими в ней облаками.

— Гине-гине, люди Средней земли, откуда вы родом-племенем, что ищете на Верхних небесах, почто пришли незваными?

Голос был как грохот сосен, падающих под ударом урагана. А ураганом — дыхание, вырвавшееся из громадных розовых губ. Ветер ударил медведю в морду, швырнул назад… В полете он успел зацепиться когтями за угол ларя, повис, трепеща на ветру, как вывешенная для просушки шкура. Мимо пролетел Хакмар, вцепился медведю в задние лапы. Аякчан вертело, будто легкую древесную стружку, роскошный плащ обмотал ей голову. Только Донгар укрылся от ветра за бубном.

А-а-ах! — ураган стих. Когти медведя соскользнули с ларя. Хадамаха с Хакмаром рухнули на пол. Рядом, невнятно ругаясь из-под плаща, шлепнулась Аякчан.

— Все? — аккуратно выглядывая из-за края бубна, невозмутимо поинтересовался Донгар. Ухмыльнулся… и поднес к губам свою колотушку. Грубо вырезанное на колотушке мужское лицо — насмешливое и ехидное, как показалось медведю, — дрогнуло… деревянные губы шевельнулись… и заговорили Донгаровым голосом:

— Пришли мы от разных родов-племен, с просьбой пришли — уйми злого духа, от которого пропадают люди в Средней земле… и я так погляжу, Верхней от него тоже несладко приходится!

Медведь ревел — невозможно было не реветь. Зажав ладошками уши, визжала Аякчан. Из носа Хакмара брызнула кровь. Вырвавшийся из Донгаровой колотушки голос гремел, словно глотка самого Сяхыл-Торума, повелителя всех громов и молний. Стены чума вздулись, будто наполненные дымом бурдюки. Гигантские лари и лавки начали двигаться, оставляя в утоптанном полу глубокие царапины. Раздалось истошное — крак! — и длинная трещина пронзила опорный столб чума.

Гигантский Эндури в своем кресле задумчиво ковырял пальцем в ухе.