Читаем без скачивания Мародеры на дорогах истории - Аполлон Григорьевич Кузьмин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как правило, от своих богов народы не отказываются, даже меняя верования. Тот же Перун в Новгородской земле будет жить, по крайней мере, до XVII века. И если в Киеве от него легко отказались ("Слово о полку Игореве" его даже не упоминает), то это потому, что он был привнесен сюда с севера теми русами, которые клялись им, заключая договоры с греками. И не случайно, что первые русские христиане (а они, как установлено археологами, пришли во второй четверти X века из Великой Моравии) посвящают свой соборный храм Илье-пророку, функции которого в народных представлениях буквально воспроизводили Перуна.
Славянское и русское язычество различалось, причем существенно. Эти различия сохранялись веками, доживая даже и до наших дней. Язычество вообще прочнее "книжных" религий, поскольку связано с повседневным бытом. И если ни в славянском, ни в русском язычестве нет скандинавских черт, то это потому, что ни варяги, ни русь скандинавами не были. На это в ХIX столетии указал С. Гедеонов. И одного этого аргумента достаточно, чтобы искать для русов и варягов иную, не Скандинавию родословную. Стоит напомнить также, что Рюрик со своими варягами строили Новгород, Изборск, Белоозеро (последний вообще не на славянской территории), а Петр со своими варягами Петербург, Шлиссельбург, Нотебург, Кронштадт (до 1723 года Кроншлот).
Прав С. Гедеонов и в своем главном заключении: норманское вето парализует возможность изучения русской истории. Ни социального строя, ни культуры, ни политической истории Руси не понять через призму скандинавских саг, тем более что ни варягов, ни руси они не знают до эпохи Владимира. Теперь к норманскому вето намереваются добавить хазарское. И в этой связи также, как уже можно было видеть, допускается серьезный перебор.
Совершенно очевидно, что Русь Причерноморская была неким яблоком раздора между Хазарией и Византией, и в рамках этого противостояния пользовалась большей или меньшей свободой и самостоятельностью. Достаточно очевидно и то, что именно причерноморские русы могли совершать довольно многочисленные походы на Каспий в ІХ–Х веках, причем шли они на Каспий через территорию Хазарии, либо договариваясь с хазарскими властями, либо игнорируя их, а путь обычно шел вверх по Дону и затем вниз по Волге и по морю. Хазары обычно подстерегали русов, возвращающихся из похода, подобно тому, как печенеги караулили в порогах Святослава. Все это в определенной степени характеризует и Хазарию как государство, все это заставляет остановиться и на вопросе о том, что являла собой хазарская дань.
"Дань" — понятие многомерное. Это и устойчивая — веками — выплата своеобразного государственного налога (отсюда "подданные"), и контрибуция с побежденных, и откуп от рэкетиров эпохи Великого переселения и раннего феодализма. Византии — самому могучему государству Передней Азии — приходилось платить "дань" и русским князьям, и болгарам, и едва ли не всем своим соседям. Каким-то варягам Новгород платил дань вплоть До смерти Ярослава. Б.А. Рыбаков не случайно засомневался в том, что была ли вообще хазарская дань как система или же речь идет о каких-то разовых выплатах, вроде поборов с проезжающих купцов и возвращающихся из дальних походов дружин. Далеко не ясно также, что представляла собой дань хазарам со славянских племен по летописи.
Следует иметь в виду, что летописи дают разные представления и о сути хазарской дани, и о ее размерах. Обычно цитируют текст из сказания о призвании варягов в трактовке Б.Д. Грекова, принятой Д.С. Лихачевым: "Варяги из заморья взимали дань с чуди и со славян, и с мери, и с всех кривичей, а хазары брали с полян и с северян и с вятичей, — брали по серебряной монете и по белке от дыма". Новосельцев полагает, что в тексте речь идет лишь о хазарской дани, причем и серебром, и мехами (с. 210). Но надо иметь в виду, что это текст, возникший на севере, и предполагает он как раз дань, вносимую варягам. Именно так текст и читается в Новгородской I летописи: северные племена "дань даяху варягам от мужа по белей веверице", то есть по зимней белке. Тот же размер дани и по древнейшей Лаврентьевской летописи. Ипатьевская летопись дает прочтение "по беле и веверице", что может означать по горностаю (беле) и белке. Такую дань можно признать тяжелой. Но нет уверенности в том, что летописец не разделил слова по своему разумению (в ранних текстах делений на слова не было).
Надо иметь в виду и то, что серебряные монеты имели устойчивый меховой эквивалент. "Кунами" называли на Руси западные денарии (от римского "кованый"), и "куница" получила название от монеты, а не наоборот. Арабский дирхем назывался "ногатой". Он был больше денария, и в "Русской правде" 20 ногат приравнены к 25 кунам. 50 кун составляли киевскую гривну (170 г серебра), а 50 ногат — новгородскую (204 г), равную денежной единице Волжской Болгарии. Белка приравнивалась к "резане" — разрезанной монете. "Бела" в "Русскую правду" не попала, а из упоминаний в источниках ясно лишь то, что она ценилась значительно дороже белки.
Летописи знают и разные единицы обложения: "дым", "двор", "плуг", "муж". Обычно в этом тоже просматриваются и разные эпохи, и разные традиции. "Дым" предполагает "большие дома", в которых жила "большая семья", а "малые семьи" группировались каждая около своего очага. Такие семьи известны в Ладоге и Киеве ранней поры. С "мужа", видимо, брали там где ремеслом, промыслом или торговлей занимались "ватагами". "Плуг" был единицей обложения у западных славян. По летописи таковую уплачивали вятичи и радимичи.
О дани хазарам полян сообщает именно сказание о призвании варягов: киевляне сообщили об этом пришедшим с варягами Диру и Аскольду. Соправители "начаста владети Польскою землею". Прибывший сюда в 882 году Олег переводит
