Читаем без скачивания Под сенью проклятия - Екатерина Фёдорова

— Грозишь? — Сурово спросил он.

Я ответила в точности, как сам он до этого:

— Мечтаю.

А поскольку Ерша все не унимался, стоял да глазами на меня сверкал, указала ему на небо, уже красневшее с одного краю от закатного зарева:

— Не пора ли поспешать, господин Ерша? Тебе, я смотрю, болтать нравится, однако мне-то с Аранией до ночи надо вернуться в кремль. Соврала я потому, что не хотела сразу все выкладывать. Понемногу и правду легче вынести, и ложь простить. А вывали я все сразу, ты, может, и не простил бы. Сейчас только об одном прошу — заступись ты за Аранию, пусть все думают, что это я норвинов наняла. Младшая она, глупая, ей ещё и семнадцати нет. Больно уж молода девка.

Ерша вдруг стиснул губы, но углы рта задрожали, словно он пытался смех внутри удержать. Бросил неспешно:

— Сказала старуха.

— Какая ни на есть, а старшая. — Строго поправила я его. — Опять же госпожа матушка, умирая, просила меня за Аранией приглядеть. Пусть все будет, как я сказала.

— Просишь меня наврать королю?

Я кивнула. Успокоила:

— Так ведь напрямую можно и не врать. Скажешь — старшая, мол, подговорила младшую. А та, дура-девка, сделала, как ей Тришка сказала, не понимаючи.

Он нехотя, но кивнул. Предупредил:

— Должна останешься. И настанет день, когда я тот должок с тебя стребую. Или тайной услугой травницкой, или ещё чем.

— Мы, шатрокские, от своих долгов не отказываемся. — Заявила я.

— Приходи, как будет нужда, помогу чем смогу.

И губу прикусила, от думки горькой. Будь я на лицо покрасивше, трижды бы подумала, прежде чем такие слова говорить. А так — уродство сторожит лучше всякого сторожа.

От избушки мы уехали втроем — я на коне одного из жильцов, Ерша и жилец Успеш. Прочие остались сторожить Сокуга и вареского посла. В кремль они должны были вернуться только после заката, когда Ерша пришлет телегу для изувеченного Лютека.

До Олгарской слободки мы доскакали быстро, правда, я за ту быстроту поплатилась отбитой об седло сидушкой. И натертыми ногами. Одна радость — сзади, на попоне, у меня были приторочены вязки трав, те самые семицвет и трясица, что не пригодились господину Лютеку. Вместе с ними я скрутила остатки живолиста, пустив в дело выданную Успешем веревку.

На въезде в слободку дорогу нам опять перегородили ворота. Я уж собиралась, как Арания, прокричать «Кэмеш-Бури!» — но тут Ерша, скакавший следом за мной, вдруг рявкнул:

— Слово и дело!

И тяжелые створки, дрогнув, поползли в стороны.

В ворота Берсуга я стукнула сама. Сказала выглянувшему олгару в стальной рубахе:

— Подобру тебе, господин олгар. Передай госпоже Арании, что за ней приехала Триша Ирдраар.

— Заходи давай. — Предложил было ратник. Даже рукой махнул, приглашая войти.

Но Ерша из-за моей спины отозвался:

— Ничего, мы тут постоим. А ты передай, чтобы норвин Рогор вышел вместе с госпожой Аранией. Разговор к нему есть. Важный.

Олгар скользнул по нему взглядом, переменился в лице и исчез. Потом началось ожидание. Раздались шаги, где-то заржал конь. Первым из ворот выглянул сам хозяин, Алтын Берсуг.

Тут Ерша проявил вежество и сказал довольно почтительно:

— Подобру тебе, великий господин Алтын.

Верч оглядел всех нас троих прищуренным глазом. Задержал взгляд на мне, спросил:

— Все ли у тебя ладно, госпожа Триша?

— Все хорошо, великий господин Алтын! — Я коротко поклонилась, едва не слетев с седла. Истертые о конскую спину ноги отозвались болью. — И даю тебе в том мое слово, можешь выпускать Аранию без боязни.

Берсуг глянул на Ершу, я тоже оглянулась. Курносый жилец неспешно склонил голову, но тут же вскинул. То ли кивнул, то ли поклон отвесил одной головой.

Олгарский верч молча исчез за калиткой. Заржали кони, грохнул засов — со двора выехали Арания и Рогор. Поздоровались с жильцами, глянули на меня. Я, чтоб их успокоить, улыбнулась, покивала.

Помогло мало. Рогор скривился, Арания охнула.

— Отъедем подальше. — Приказал нам всем Ерша. — Там и поговорим.

Как ни кривился норвин, но курносого послушался. Арания дернула за поводья с замороженным лицом. Ерша остановил коня там, где дорогу окружали одни заборы, бросил резко:

— Стой.

Дождался, пока все остановятся, потом обернулся ко мне, велел:

— Скажи ему.

Я натянула поводья. Мой жеребец сначала встал, потом, чуя близость других коней, зафыркал и затанцевал на месте, беспокойно бухая по земле копытами. Ногам вдруг стало влажно — видать, за день натерла волдырей, и теперь они лопнули. Я скривилась от боли, уцепилась за переднюю луку седла. Вымолвила кое-как:

— Рогор, все сговорено. Тебя с Сокугом пока поддержат взаперти, потом выпустят.

Норвин нахмурился.

— О таком уговору у нас не было, госпожа Триша! Мало того, что легед не заплатят.

Ерша понукнул коня, выехал вперед, перехватил поводья моего жеребца под самой мордой. Дернул, трензеля уздечки звякнули, и конь сразу успокоился. Бросил в сторону Рогора:

— Слышь, добрый молодец, ты не выкобенивайся, а слушай девицу-то. Она тебе добра желает. С тебя не убудет, посидишь месячишко-другой в опальной башне, поешь с королевского стола, почешешь пузо от безделья. А коли не желаешь, можно и по-другому дело сладить — к примеру, мой меч, твоя голова с плеч.

И так просто он это сказал, так спокойно, что у меня аж дыханье оборвалось. Неужто и впрямь готов срубить Рогору неразумную голову?

— Пошутил я. — Проворчал норвин. — Не маленький, понимаю.

— Вот и славно. — Чужим, незнакомым мне голосом ответил Ерша.

— Теперь ты отдашь Успешу свой тесак, а он свяжет тебе руки. И отвезет тебя в тот дом, где ты пытал вареского посла — вот уж за что отрубить бы тебе грабки по самые по плечи. Ты что, пес смердячий, о себе возомнил? Что ты тут закон и право? Нет, норвин, правеж у нас на Правежной, и заправляет там жилец Арося, самим королем над судилищем поставленный.

— Госпожа Триша! — Воззвал ко мне норвин.

Я, вспомнив, что самолично выманила норвина из терема Берсуга, вступилась:

— Ты, господин Ерша, всему учет веди, не только плохому, но и доброму. Не сделай Рогор того, что сделал, никто бы не узнал, какую тайну цорсельцы разнюхали.

— Это я помню. — Отозвался Ерша. — Только потому и согласился на твои мольбы, госпожа Триша. Однако тебе, госпожа Арания, скажу вот что — прислужники твои повинны в самовольных пытках посла и укрывании важных сведений. Ты сама — в том, что сотворили они это по твоему приказу. а потому ходи отныне осторожно. И язык держи на привязи. Твои же олгары, если узнают, тебя осудят, и твой же отец тебя накажет. Поняла?