Читаем без скачивания Ричард Длинные Руки – воин Господа - Гай Орловский

Воздух знакомо и даже привычно затрещал, залопотал турбулентными завихрениями, даже послышались легкие хлопки, словно в пустоты врывался воздух. На лицах Сигизмунда и даже мирного Гугола я видел восторг и страх. Никто из них не видел даже выстрела из простого гранатомета, не говоря уже о старте ракет класса «земля – воздух», так что понять их можно…

Я едва успел проследить за молотом взглядом. Мгновенно переместившись через этот десяток шагов, он со страшной силой ударил в середину ствола. Я съежился, подсознательно ожидая, что молот пролетит весь лес насквозь, эта зелень взорвется облаком теплой воды и сока, во все стороны брызнут ошметки, а молот вернется в ладонь грязный, заляпанный жижей…

Грохот раздался такой, словно молот ударился в каменную… нет, железную гору. Ствол дрогнул, накренился и медленно повалился на деревья, что стояли сзади. Разрыхлив землю, вылезли и загородили дорогу огромные безобразные корни, похожие на безглазых подземных змей, бледных и покрытых слизью.

Молот ударился в подставленную ладонь сухой и горячий настолько, что я едва не разжал в испуге пальцы.

– Да что за… – проговорил я ошалело и швырнул молот снова, в соседнее дерево. – Лупи, круши!

Молот понесся с грозным ревом, грохнулся с силой падающей с орбиты станции, отслужившей срок. Мясистый хвощ содрогнулся от макушки до упрятанных в землю корней, несколько листьев слетело, а сам ствол вывернуло с корнем. Но дерево не упало, зависло на ветвях и стволах второй линии обороны.

Я едва успел поймать молот, до того растерялся, Сигизмунд крикнул растерянно:

– Бесполезно!..

– Его милость обожает завалы, – сказал Гугол елейным голоском, но лицо оставалось серьезным, растерянным.

Сейчас эти деревья напоминали мне поставленных стоймя гусениц. Такая же нежная кожа, торчащие волоски прямо из ствола, сквозь кожу можно увидеть ганглий, перемычки, что-то схлопывающееся, шевелящееся, слабое и беспомощное.

Я посмотрел направо, там в сотне метров отсюда – каменная стена высотой со здание МГУ, посмотрел налево – в полусотне шагов начинается абсолютно гладкая каменная стена, вершина тоже едва не вспарывает нежные животики облачкам, оглянулся на заходящее солнце…

– Привал, – сообщил самое умное, что мог придумать. – Утро вечера мудренее.

Багровое солнце, непривычно огромное, опускалось за этот странный лес. Как он выжил, ума не приложу. Я бы скорее предположил, что ученые, после размораживания моратория на эксперименты с генетикой, заново возродили динозаврий хвощ, как уже при мне делали опыты с воспроизведением мамонта, созданием генетически измененных продуктов, которые не трогают вредители сельского хозяйства… Или которыми брезгают.

Стволы хвоща, подсвеченные с той стороны, налились багровым. Вид у них был по-прежнему хрупкий, беззащитный, ткни пальцем – продырявишь тонкую оболочку, а внутри лишь теплая вода.

Сигизмунд встал перед стеной хвощей, опустился на колени. Я слышал неясное бормотание, исковерканную латынь. Часто упоминались имена Христа, Богородицы и даже святого Тертуллиана.

Багровый краешек скрылся за лесом. В полной тишине со стороны странного леса послышался странный шелест, будто сто тысяч крупных муравьев проснулись и начали разгребать песок. Гугол очнулся, крякнул спросонья, слепо пошарил вокруг, пока под руку не попался пояс с его ножнами. Уже с ножом в руке поднялся, отряхнулся, как вылезающий из воды пес.

Волосы у меня на затылке зашевелились. Лес… оживал. Нет, он не двинулся прямо на нас, хватая беззащитных людей корявыми ветвями и корнями, пожирая, отрывая руки и ноги. Растопыренные ветви двигались, собирались компактнее, поднимались к вершинке, как поднимают руки пловцы, намереваясь нырнуть в воду…

– Мать, Мать… Мать святая Богородица! – вырвалось у Гугола.

– Что они… творят?

– Теперь и я верю, что это… порождения дьявола!..

Странный лес медленно уменьшался, укорачивался. Я не сразу понял, что стволы погружаются в землю, спасаясь от ночного холода. Песок трещал, скрипел, деревья перетирали его, как алмазные диски. Стволы уходили в землю медленно, словно тонули в вязком болоте или зыбучем песке.

Сигизмунд поднялся с колен, размашисто перекрестился. Лик его был просветлен, глаза сияли как звезды.

– Велика сила Господня! – произнес он со вдохновением. – Демоны не могут устоять перед мощью молитвы во имя Господа нашего! С нами Бог…

– …так кто же против нас? – закончил Гугол и победно посмотрел на меня.

Я развел руками. Память у Гугола, как у африканского слона, и пользуется он ею умело. Гугол не слон. На месте исчезнувшего леса остались только вершинки, тонкие и ломкие с виду. Я подсознательно ждал, что оторвутся, ведь деревья погружаются не сами, это могучие корни тянут их вниз, в спасительное тепло. Здесь ведь резко континентальный климат, что значит – днем можно схватить тепловой удар от перегрева, а ночью температура падает до минусовой. А хвощи – растения тропические. Во всяком случае, таких размеров. У меня впечатление, что, когда бродили динозавры, вообще на всей планете, даже в Урюпинске, были одни тропики.

Песок шелестел тише, вершинки втягивались без таких титанических усилий, как стволы. На всем пространстве долины, что внезапно открылась нашим глазам, шевелился кустарник – так это выглядело, эти кусты жутко шевелились, все это втягивалось в землю. Через минуту мы ошалело смотрели на совершенно пустую землю, слегка взрыхленную, перепаханную, без всяких признаков травы или бурьяна.

– Проход свободен! – выкрикнул Гугол.

– Это сила Господня… – начал Сигизмунд торжественно.

Я прервал:

– Да-да, конечно. Но Господь не простит нам, если не успеем пересечь эту долину до восхода солнца.

Оба посмотрели с недоумением, только быстроумный Гугол все понял сразу, метнулся к костру, подхватил там седло и бегом понес к своему коню.

Сигизмунд воскликнул в гневе и великом возмущении:

– Это кощунство! Мы должны все встать на колени и возблагодарить Господа нашего!.. А потом отслужить здесь… да, отслужить!..

Гугол сказал торопливо:

– Ваше преподобие, надо ехать.

Сигизмунд повысил голос:

– Мы обязаны переночевать здесь! Дабы попрать диявола. А утром спокойно отправимся через долину, очищенную Божьим словом от дьявольских исчадий!..

Гугол пробежал с седлом к своему коню, крикнул издали:

– А если утром вылезут?

– Значит, мы недостаточно чисты духом!

Гугол тяжело вздохнул.

– Не хочу рисковать, – признался он. – Я, конечно же, чист, как облупленное яичко, но вдруг кто-то из ангелов слаб зрением? Да и вообще, остаться… это где-то близко к гордыне. Мол, я чист и светел, аки… аки, словом, аки. Потому я еду.