Читаем без скачивания Прекрасные незнакомки. Портреты на фоне эпохи - Борис Носик

В Каннах Морозову стало сразу лучше. Майские Канны, море, цветы, южные звезды… Впрочем, и здесь «шушеры» вскоре обнаружились под окнами, а по их следам (и шифрованным донесениям) через неделю в каннском «Руаяль-отеле» объявился незваным и сам Красин. Существуют два разных сообщения об этом визите. Согласно одному из них, «Савва отказал Льву Борисовичу в аудиенции». Согласно же рассказу родных Саввы, Морозов потребовал, «чтобы его ввели в курс дел»: «А дальше, когда он столкнулся как раз, может быть, со всякими проявлениями терроризма, то тут он и начал, может быть, спрашивать, а что, собственно говоря, почему, зачем…»

Расходятся и версии убийства (или самоубийства). Их несколько. Красин утверждает в своих мемуарах, что он посетил Морозова только один раз. Но тут же, противореча себе, сообщает, что последний «взнос на партию» он получил у Морозова за два дня до его гибели. Стало быть, не один раз Красин виделся с Морозовым – примчался к нему в Канны, отыскал его…

По версии, изложенной в очень робкой книжке внука С.Т. Морозова, в минуту гибели Саввы Зинаиды Григорьевны не было в отеле. Вернувшись, она увидела мужа лежащим на полу. Рядом лежал браунинг. Что стало потом с браунингом? Что выяснила французская полиция? Скорей всего, французская полиция, согласно живой и ныне традиции, старалась держаться подальше от чужих тайн. Ее делом было отправить труп на родину. Внучатая племянница Саввы Морозова в интервью Фельштинскому ссылается, впрочем, на свидетельства и полиции, и своего кузена Геннадия Карпова, ездившего в Канны: «…Геня, мой двоюродный брат, сказал: “Да нет, его убили совсем не дома. Его просто положили, и все. Была полная инсценировка проведена”. Полиция, которая была вызвана, сказала, что пуля, которую извлекли, не соответствовала револьверу, который валялся».

Версия близкой подруги Зинаиды Григорьевны, записанная много десятилетий спустя американским историком, выглядит совершенно иначе:

Я хорошо помню Зинаиду Григорьевну. Это была красивая представительная женщина. Не раз присутствовала при [ее] разговорах с моей матерью и тетей. Однажды она рассказала о трагических событиях, которые произошли в Канне в мае 1905 года. Она была единственным свидетелем гибели своего мужа. Зинаида Григорьевна утверждала, что Савву Тимофеевича застрелили. Будучи рядом с комнатой, где находился Савва Тимофеевич, услышала выстрел. От испуга на какое-то мгновение остолбенела, а затем, придя в себя, вбежала к нему. Через распахнутое окно она увидела убегающего мужчину.

Согласно этому рассказу, на крик «в комнату вошел и доктор H.Н. Селивановский. Он заметил, что С.Т. Морозов лежит на спине с закрытыми глазами, и спросил у Зинаиды Григорьевны: “Это вы закрыли ему глаза?” Она отрицательно покачала головой».

Среди документов, отправленных тогда французской милицией в Россию, был кусочек картона с надписью: «В моей смерти прошу никого не винить». Эксперт, недавно сличившая записку с письмами С.Т. Морозова, пришла к выводу о «совпадении почерков», но отметила «упрощенный вариант почерка» в записке. Полагаю, что таким специалистам, как Красин, при наличии целой коллекции морозовских писем к Горькому и Андреевой, воспроизвести «в упрощенном варианте» почерк Саввы Тимофеевича оказалось не слишком трудно. При условии, конечно, что Морозов не станет писать длинных «предсмертных писем» ни жене, ни возлюбленной, ни Горькому…

Официальной полицейской (и большевистской) версией гибели С.Т. Морозова было самоубийство, но легко догадаться, что и русской, и французской полиции такая версия просто наиболее удобна.

И все-таки похоже, что дело было в отказе Саввы дать крупную сумму денег, на которую рассчитывали Ленин и Красин. События последних месяцев подорвали его доверие к большевикам. Морозов поссорился и с Горьким, и с Красиным. Усложнились, видимо, и отношения с «бессребреницей» Андреевой. Более того: отъезд Морозовых из Москвы совпал с выходом в свет императорского указа «Об укреплении начал веротерпимости», в первых строках признававшего, что «отпадение от православной веры в другое христианское вероисповедание или вероучение не подлежит преследованию…» Это была немаловажная новость для всякого старообрядца…

В секретном донесении Департаменту полиции после похорон С.Т. Морозова граф П.А. Шувалов сообщал:

По полученным мною из вполне достоверного источника сведениям покойный Савва Морозов еще до смерти своей находился в близких отношениях с Максимом Горьким, который эксплуатировал средства Морозова для революционных целей; незадолго до выезда из Москвы Морозов рассорился с Горьким, и по приезде Морозова в Канны к нему, по поручению Горького, приезжал один из московских революционеров, а также революционеры из Женевы, шантажировавшие покойного, который к тому же в это время уже был психически расстроен. Под влиянием таких условий и угроз Морозов застрелился. Меры по выяснению лица, выезжавшего из Москвы в Канны для посещения Морозова, приняты.

Как видите, граф Шувалов знает далеко не все, но версия эта устраивает полицию. Однако поищем, кому могло быть выгодно убийство Морозова. И без труда обнаружим: тому же Красину (в сговоре с которым был и гуманист Горький). Раз Морозов не соглашается отвалить крупный куш на ленинские дела, придется пустить в ход «страховой полис». Оказывается, что у Андреевой был таковой «на предъявителя» – жизнь Саввы была застрахована на 100 000. Савве оставалось только умереть. Как попал этот документ в руки «бессребреницы» и не был ли он подделан или украден, зачем подписал себе Савва смертный приговор и сам ли подписал – этого я сказать не могу. Известно, что любовь зла (ничего более возвышенного просто не приходит мне в голову в связи с этой грязной историей). Но известно также, что большевики причастны были и к изготовлению фальшивых денег (что им какие-то полисы?).

По завещанию (нотариусом не заверенному) наследницей Саввы Морозова становились его вдова Зинаида Григорьевна и его четверо детей, так что операция по экспроприации денег покойного не была на этом закончена. Андреева (жившая тогда с Горьким, а может, и не только с ним) судилась со вдовой и его детьми. Но в судебных тяжбах и хитростях большевиков переиграть невозможно. Вдова проиграла, и деньги через Красина (Андреева так и написала: «отдать деньги Л.Б. Красину) ушли к Ленину. Вероятно, на процессе семья Морозова приводила какие-то веские доказательства своей правоты. Приводились, наверное, и свидетельства того, что Морозова убили. В этом была убеждена вся его семья. К. Кривошеин пишет в упомянутой выше книге с осторожностью, что С.Т. Морозов «умер при загадочных обстоятельствах насильственной смертью в 1905 г. на французской Ривьере…» Конечно, обращение к материалам московской судебной тяжбы о наследстве могло бы укрепить ту или иную версию загадочной смерти в Каннах, но большевики позаботились о том, чтобы эти материалы из архива изъять (для этого им даже не пришлось принимать постановление, как при изъятии документов о «немецких деньгах» Ленина).