Читаем без скачивания Мерси, камарад! - Гюнтер Хофе

— За ним такое замечается уже не первый раз. На Восточном фронте у него из батареи к русским перебежал один артиллерист, который, как позже выяснилось, оказался коммунистом.

— Я был другом вашего брата Виланда, — сказал он.

«Этого еще не хватало!» — мелькнуло у Альтдерфера. Он спросил:

— А как ваша фамилия?

— Дернберг. Курт Дернберг.

Альтдерфер задумался, потом сказал!

— Да, партайгеноссе Дернберг! Я вспомнил, вспомнил… У нас с вами была общая заинтересованность в одном процессе. — Альтдерфер вспомнил, как год назад он излил всю свою ненависть на обер-лейтенанта Хельгерта. Теперь он удачно отделался от нелюбимого им Грапентина. А тут судьба вручает ему в руки оружие против Генгенбаха, само присутствие которого невольно напоминает ему о Хельгерте, как, например, вид Рорбека неприятно напоминает о Мартине, с которой он так опростоволосился. Вот подходящий случай избавиться от Генгенбаха, пока этого не сделали за него агенты СД.

«Грапентин говорил мне, что выступает за устранение фюрера, — думал в это время Тиль. — А сейчас Грапентина самого устранили его же коллеги по заговору, с которыми он был связан одной веревочкой. Грапентин заставил меня следить за Альтдерфером, видимо, по приказанию вот этого самого штурмбанфюрера, которого я до этого видел однажды в гражданском костюме, да еще беззаботно смеющимся. Значит, петля, накинутая на мою шею, постепенно затягивается. А Генгенбаху сейчас грозят крупные неприятности…»

У Тиля к Генгенбаху возникло какое-то чувство, которого он не испытывал к нему ни в Париже, ни в Курсане: теперь он был твердо убежден, что Герхард хороший товарищ. Не сказав ни слова, Тиль вышел из помещения, чтобы успеть предупредить Генгенбаха об опасности.

Когда стемнело, Дернберг разыскал Штернхальтера. Они сразу же выехали в Париж. Штурмбанфюрера мучила мысль, что он не добился того, чего хотел, значит, теперь нужно найти что-то новое. Одно было ясно: уж теперь-то, когда он, Дернберг, знает, что командир полка держит у себя начальником штаба заговорщика, Мойзель поймет его силу. Только при поддержке Мойзеля Грапентин мог остаться неразоблаченным до 20 июля. Придется Мойзелю доказывать, что он не имеет ничего общего с Грапентином. А Круземарк, этот старый пес, надеялся обезопасить себя в верхах. А тут еще этот Генгенбах! Не зря он вырвал у него, Дернберга, карабин из рук!

Вечером 30 июля 1944 года 4-я танковая дивизия, входившая в состав армии генерала Паттона, овладела небольшим городом Авранш на юго-западной оконечности полуострова Котантен и стала развивать наступление в глубь Бретани. В течение семидесяти часов Паттон пропустил на юг семь дивизий. Прорыв удался.

4 августа был взят Ренн. Гитлеровские войска не смогли оказать противнику организованного сопротивления. После этого американские части повернули в восточном направлении. 6 августа был взят Вир, а на следующий день — Ле-Ман и Анже-на-Луаре.

Начиная с 25 июля 2-й канадский корпус продвинулся до Бургебю. Однако все предпринятые ночью атаки успеха не имели.

В ночь на 8 августа канадская и английская дивизии начали движение в направлении на Фалез. Двигались тремя колоннами, а за ними шли четыре танковые бригады и моторизованная пехота. В полной темноте, на задымленной обороняющимися гитлеровцами местности, танки двигались на ощупь, предпринимая атаки друг на друга, стреляя и неся большие потери. Части сил удалось прорваться на пять километров южнее, вплоть до второй линии немецкой обороны. 2-й канадский корпус находился теперь всего в пятнадцати километрах от Фалеза, однако о настоящем прорыве немецкой обороны не могло быть и речи.

10 августа танки Паттона вышли к Алансону, где находились тылы 7-й немецкой армии.

Четыре дивизии сразу же повернули на север, а спустя три дня по обе стороны от Аржантана находилось по одной танковой дивизии. С падением Алансона группа армий «Б» потеряла важный узловой пункт связи.

2-й дивизион артиллерийского полка занял огневую позицию южнее Лесона, выдвинув вперед НП и КП. Когда 14 августа канадские войска вышли в район Фалеза, а на Пунтини был совершен крупный воздушный налет, майор Пфайлер потерял двух командиров батарей и всех наблюдателей на трех НП.

Сразу же после воздушного налета противник поставил плотную дымовую завесу, из которой через некоторое время появились громады танков. КП Пфайлера находился на небольшой высотке, с которой майор ничего не видел, как и его артиллеристы, находившиеся на ОП, зато хорошо слышал рев «кромвелей», которые под прикрытием дымовой завесы спустились в долину и переправлялись через речку, неся на своей броне десантников.

Возле Пфайлера на КП, кроме его шофера Бернрайтера, не было ни души. Связь с батареями была нарушена.

Под вечер канадские танки проутюжили ОП дивизиона. В 1-й батарее, куда Пфайлер не без труда добрался со своего КП, осталось всего лишь несколько панцерфаустов на земле. Вокруг лежали искореженные орудия, убитые и тяжелораненые.

Пфайлер поплелся на позицию 2-й батареи, до которой было не более шестисот метров. Здесь все орудия были целы, хотя кругом полным-полно бомбовых воронок. Ни одной живой души не было — все сбежали в тыл. Пушки стояли наготове. Казалось, на батарее ждали высокую инспекцию, которой стоит только крикнуть: «К орудиям!», как из укрытия выбегут артиллеристы и займут свои места, готовые открыть огонь.

В висках у Пфайлера стучало. Он направился на ОП 3-й батареи; обер-ефрейтор Бернрайтер плелся за ним, как ручной зверь. Шум в голове майора слился с грохотом танковых моторов и угрожающим лязгом гусениц. Со всех сторон неслись истошные крики раненых солдат. Никто не обратил никакого внимания на майора с седой головой, который сел на станину между снарядами и стреляными гильзами.

В эти минуты перед его мысленным взором прошли бои в Орле, Уистреаме, Понтиньи. Все это были места, где так или иначе решалась его судьба, где он безвозвратно терял орудия и людей своих дивизионов. И каждый из этих боев кончался для него полным разгромом. А тут еще исчез Баумерт, заподозренный в шпионаже. Пфайлер видел перед собой красивое, с выражением угрозы лицо эсэсовца Дернберга и знал, что это обязательно закончится для него плохо.

Майор достал из кобуры пистолет, который из-за проливных дождей завернул в кусок дерматина. Развернув пистолет, сунул дерматин обратно в кобуру. С трудом поднес пистолет к правому виску и вздрогнул, когда ствол прикоснулся к коже.

«Несчастный я, — подумал майор. — Бегство из Уистреама не только подорвало мой авторитет, но попросту перечеркнуло всю карьеру. Бой под Понтиньи окончательно испортил мою и без того подмоченную репутацию. Майору Пфайлеру нет никакой веры. И что только обо мне будут думать?»