Читаем без скачивания Атлант расправил плечи. Книга 1 - Айн Рэнд

— Не знаю. Пыталась слушать отчеты Эдди, пыталась скрыться от людей, пыталась найти подвижной состав, чтобы вывести на линию Джона Галта побольше поездов, потому что расписание, которое я составила раньше, явно не годится, так мы не справимся даже с заказами, которые поступили лишь за эти три дня.

— Сегодня многие хотели увидеться с тобой, не так ли?

— Да, а что?

— Они отдали бы все на свете, чтобы поговорить с тобой, да?

— Да… наверное.

— Репортеры расспрашивали меня, какая ты. Молодой парень из местной газетенки все повторял, что ты необыкновенная женщина. Он сказал, что побоялся бы разговаривать с тобой, если бы ему предоставилась такая возможность. И он прав. Будущее, о котором все говорят и которого так боятся, будет таким, каким его сделаешь ты, потому что ты обладаешь силой и мужеством, которых никому из них не понять. Это твоя сила открыла перед ними дорогу к богатству, по которой все они теперь ползут, сила идти против всех и не признавать ничьей воли, кроме собственной.

Дэгни поняла, какую цель он преследовал, говоря все это. Она стояла посреди комнаты, выпрямившись и уперев руки в бока. Ее лицо было суровым и непреклонным. Она выслушивала его похвалы так, словно это были обжигающие оскорбления.

— Тебе ведь тоже все время задавали вопросы? — сказал он, наклонившись вперед и пристально глядя ей в глаза. — На тебя смотрели с восхищением, словно ты стоишь на вершине горы, и тебя отделяет от всех огромное расстояние, и люди могут только обнажить перед тобой головы, да?

Да, — прошептала она.

Люди смотрели на тебя так, словно знали, что никто не имеет права приблизиться к тебе, заговорить в твоем присутствии или прикоснуться к складке твоего платья. Они ведь смотрели на тебя с уважением, с восторгом?

Реардэн схватил Дэгни за руку, повалил на колени, наклонился и поцеловал ее. Дэгни беззвучно рассмеялась, но глаза ее уже были полузакрыты, окутаны пеленой наслаждения.

Несколько часов спустя, когда, лежа в постели, Реардэн нежно гладил ее тело, он вдруг спросил, склонившись над ней, — и она поняла, что этот вопрос долго мучил его, увидев, как напряглось его лицо, услышав сдавленный стон, вырвавшийся из его груди, поняла, хотя его голос прозвучал тихо и ровно:

— Кто обладал тобой до меня?

Он смотрел на нее так, будто его вопрос обрел зримое воплощение — четкое, со всеми подробностями — и это зрелище было ему омерзительно, но он не хотел отвести взгляд. В его голосе звучали презрение, ненависть, страдание и вместе с тем какая-то необыкновенная заинтересованность, не имевшая ничего общего с душевными терзаниями. Он задал этот вопрос, крепко прижав ее к себе.

Она ответила, и ее голос прозвучал ровно и спокойно, но он заметил в ее глазах недобрые огоньки, словно предостерегавшие его, что она все поняла.

— До тебя у меня был всего один мужчина, Хэнк.

— Когда?

— Когда мне было семнадцать.

— И долго это продолжалось?

— Несколько лет.

— Кто он?

Лежа на его руке, Дэгни слегка отстранилась. Он наклонился к ней, лицо его напряглось. Она выдержала его взгляд.

— Этого я тебе не скажу, — ответила она.

— Ты любила его?

— Я не буду отвечать на этот вопрос.

— Тебе нравилось спать с ним?

— Да.

От смеха, искрившегося в ее глазах, ответ прозвучал как звонкая пощечина. Дэгни смеялась, потому что знала: именно такого ответа он боялся и именно такой ответ хотел услышать.

Он заломил ей руки за спину. Дэгни лежала беспомощная, прижавшись к нему грудью; она почувствовала резкую боль в лопатках и услышала злость и удовольствие, прозвучавшие в его хрипловатом голосе:

— Кто он?

Дэгни, не отвечая, смотрела на него. Ее темные глаза излучали какой-то необыкновенный свет, и он заметил, что ее искаженные болью губы сложились в насмешливую улыбку.

Поцеловав ее, он увидел, как эта улыбка исчезла, уступив место выражению покорности и смирения. Он сжимал ее тело так, словно неистовство и отчаяние, с которыми он овладевал ею, могли уничтожить его неведомого соперника, стереть его из ее прошлого, более того, словно благодаря неистовству и отчаянию все, что было связано с ней, даже его соперник, превращалось для него в источник наслаждения. Она прильнула к нему, яростно обхватив его руками, и он понял, что она хотела, чтобы ею овладевали именно так и не иначе.

Лента конвейера мерно ползла на фоне огненных полосок вечернего неба, поднимая уголь к вершине далекого элеватора; бесчисленное множество маленьких черных бадеек появлялось словно откуда-то из-под земли и по диагонали поднималось вверх через освещенное лучами заходящего солнца небо. Гремя цепями, молодой человек в синей спецовке закреплял станки и оборудование на вагонах-платформах, стоявших на запасных путях шарикоподшипниковой компании Квинна из Коннектикута.

Мистер Моуэн из Объединенной компании по производству стрелок и сигнальных систем стоял рядом с человеком в спецовке. Он остановился, чтобы понаблюдать за ним, возвращаясь домой со своего завода. На нем было легкое пальто, обтягивающее приземистое, с брюшком тело, и котелок, покрывавший голову с седеющими светлыми волосами. В воздухе чувствовалось дыхание приближающихся осенних холодов. Все заводские ворота были широко распахнуты; рабочие вывозили краны и станки. Как будто из тела вынимают все жизненно важные органы и оставляют лишь скелет, подумал мистер Моуэн.

— Еще одна? — спросил Моуэн, указав пальцем на завод, хотя ответ был ему прекрасно известен.

— Что? — отозвался молодой человек, который только сейчас заметил, что Моуэн стоит рядом.

— Еще одна компания переезжает в Колорадо?

— Угу.

— За последние две недели это уже третья компания. Из Коннектикута. А что сейчас творится в Нью-Джерси, на Род-Айленде, в Массачусетсе и по всему Атлантическому побережью… — Молодой человек не обращал на Моуэна никакого внимания и, похоже, не слушал. — И все утекает в Колорадо. Все деньги. — Молодой человек перебросил цепь через что-то покрытое брезентом и начал взбираться вверх. — Людям подобает испытывать хоть какое-нибудь чувство к родному штату, преданность ему… А они бегут. Не понимаю, что происходит с людьми.

— Это все из-за закона.

— Из-за какого закона?

— Закона о равных возможностях.

— То есть как?

— Я слышал, что мистер Квинн год назад собирался открыть филиал в Колорадо. Закон лишил его такой возможности, вот он и решил полностью перебраться туда.

— Не думаю, что это может служить оправданием. Этот закон был необходим. Стыд и позор — старые фирмы, которые проработали здесь целые поколения… Нужен специальный закон…

Молодой человек работал быстро и ловко, словно получал от этого удовольствие. За его спиной к небу, грохоча, поднимался конвейер. Вдали, возвышаясь словно флагштоки, виднелись четыре трубы, над которыми в освещенном закатом небе медленно развевались длинные дымовые знамена.

Моуэн помнил эти трубы еще со времен своего отца и деда, когда был маленьким. Тридцать лет он наблюдал из окон своего кабинета за лентой конвейера. То, что компания Квинна исчезнет с этой улицы, казалось ему непостижимым. Он знал о решении Квинна и не верил этому; скорее, верил так же, как всем словам, которые слышал или сам произносил: как звукам, которые не имели непосредственного отношения к реальному миру. Теперь он знал, что это не пустые слова. Он стоял на запасном пути около вагонов, словно их еще можно было остановить.

— Это несправедливо. — Он обращался главным образом к полоске вечернего неба, но слышать его мог только молодой человек. — Во времена моего отца все было иначе. Я птица невысокого полета, ни с кем не хочу драться. Да что же происходит с миром? — Его вопрос остался без ответа. — Вот ты, к примеру. Они забирают тебя с собой в Колорадо?

— Меня? Нет. Я здесь не работаю. Я получил эту работу лишь на время, помогаю все отгрузить.

— И куда же ты пойдешь, когда они уедут?

— Понятия не имею.

— А что ты будешь делать, если и другие последуют за ними?

— Ждать и смотреть.

Моуэн в сомнении уставился на рабочего: он не знал, к кому в большей степени относится этот ответ — к нему или к этому парню. Но тот сосредоточился на работе и даже не смотрел вниз. Парень двинулся к следующей платформе, и Моуэн последовал за ним, глядя вверх и словно взывая к чему-то в небесах:

— У меня тоже есть права! Я здесь родился. И думал, что, когда вырасту, все старые компании останутся здесь. Я думал, что буду управлять заводом, как мой отец. Человек — часть общества, разве он не имеет права рассчитывать на общество?.. С этим надо что-то делать.

— С чем?

— Я знаю, ты считаешь это чем-то выдающимся — весь этот бум вокруг «Таггарт трансконтинентал» и металла Реардэна, эту золотую лихорадку в Колорадо, это шумное веселье, устроенное Вайетом и его друзьями, которые расширяют свое производство, словно переполненный чайник, брызжущий кипятком во все стороны! Все думают, что это что-то грандиозное, куда ни ткнись, везде только об этом и говорят. Люди просто обалдели, все что-то планируют, словно шестилетние дети, собирающиеся на каникулы. Можно подумать, наступил какой-то общенациональный медовый месяц, бесконечное Четвертое июля.