Читаем без скачивания Дети нашей улицы - Нагиб Махфуз

— Кто знает? Скажи, а как твои тюремщики разрешили тебе прийти сюда?!

— Аватеф!

Она упорствовала:

— Я не вернусь в тот дом! Мне там нечего делать. Только зевать да сталкиваться с любовницами моего мужа, великого волшебника.

Напрасно он пытался уговорить ее. Она была непримирима. Он злился и ругал ее, но, ничего не добившись, ушел в сопровождении двух слуг.

— Что будешь делать? — спросил Ханаш.

— То же, что и каждый день, — безразлично ответил Арафа.

— Есть новости о твоей жене? — спросил его управляющий.

Присаживаясь рядом, Арафа ответил:

— Да хранит тебя Всевышний! Она упряма, как ослица.

— Не забивай голову! У тебя будет их много, — пренебрежительно сказал управляющий и принялся внимательно рассматривать Арафу.

— Твоя жена что-нибудь знает о твоей работе? — спросил он.

Арафа бросил на него подозрительный взгляд и ответил:

— В волшебстве разбираются только волшебники!

— Я опасаюсь, что…

— Не бойся того, чего на самом деле нет.

Несколько секунд они молчали, пока Арафа взволнованно не проговорил:

— Даже не вздумай причинить ей вред! Пока я жив…

Управляющий сдержал гнев, улыбнулся и указал на два наполненных вином стакана.

— А кто сказал, что я собираюсь причинить ей вред?

110

Между Кадри и Арафой завязалась дружба, и управляющий стал приглашать его на особые вечера, которые обычно устраивал за полночь в большом зале. Попав туда, Арафа поразился обилию вкусных блюд, дорогих напитков, а также обнаженным танцовщицам, чуть было не потеряв от всего этого рассудок. В тот вечер Арафа увидел в управляющем ничем не сдерживаемое безумное животное. Управляющий пригласил Арафу кутить в сад, где под кронами деревьев в лунном свете журчал ручей. На земле были разложены фрукты и стояли бутылки с вином, а перед ними сидели две красавицы. Одна из них следила за жаровней, другая занималась кальяном. Ночной ветерок доносил до них благоухание цветов, звуки ребаба и слова песни:

О стебель душистой гвоздики в райском саду!Срезанный, даришь нам ароматов своих красоту!

Ночь была ясной. Луна, казалось, смотрела на них своим глазом через сплетения ветвей и листьев, а когда ветер раскачивал деревья, был виден ее полный диск. От близости женщин и дурмана кальяна у Арафы помутилось в голове, и ему почудилось, что он кружится вместе с небосводом.

— Да упокоит Всевышний душу Адхама! — произнес он.

— Да упокоится душа Идриса! — улыбнулся управляющий и спросил: — С чего ты вспомнил о нем?

— Это место напоминает о нем.

— Адхам любил помечтать. Но все его мечты вложил ему в голову аль-Габаляуи. — Потом, засмеявшись, добавил: — Аль-Габаляуи, которого ты избавил от земных мук!

Сердце Арафы сжалось, восторг пропал, и он грустно прошептал:

— За свою жизнь я убил только одного злого надсмотрщика.

— А слуга аль-Габаляуи?

— Я не хотел убивать его.

— Ты трус, Арафа! — усмехнулся управляющий.

Арафа, забыв про кальян и музыку, уставился сквозь ветки на луну, а потом принялся наблюдать за девушкой, раздувающей уголь. Вдруг управляющий окликнул его:

— Что с тобой? Ты рассеянный!

Арафа обернулся к нему с улыбкой.

— Вы всегда проводите вечера в одиночестве, господин управляющий?

— Здесь нет компании, достойной меня.

— И у меня нет, кроме Ханаша.

Кадри пренебрежительно заметил:

— Смотря сколько выпьешь. Можно напиться так, что тебе уже все равно, один ты или нет.

После некоторых колебаний Арафа все же спросил:

— Мы будто в тюрьме, господин управляющий…

Тот резко ответил:

— А ты как думал? Мы окружены людьми, ненавидящими нас!

Арафа вспомнил слова Аватеф о том, что ей милее оставаться в убогом жилище Умм Занфаль, чем возвращаться в его особняк, и он сказал, вздохнув:

— Проклятье!

— Не порть вечер!

Арафа взял кальян и сказал:

— Пусть ничто не испортит нам жизнь, а не только вечер!

Кадри рассмеялся:

— Достаточно того, что благодаря твоему волшебству мы продлили себе молодость!

Он полной грудью вдохнул ароматы сада, растворенные в ночной прохладе, и сказал:

— Нам повезло, что от Арафы есть польза!

Выпустив густую струю дыма, будто посеребренную в лунном свете, управляющий отдал кальян обратно девушке и грустно сказал:

— Почему наступает старость? Мы едим самые лучшие яства, пьем самые благородные напитки, живем в неге, а старость подкрадывается и настигает, когда мы не ждем. Она приближается так же неумолимо, как наступление дня или ночи.

— Но благодаря таблеткам Арафы холодная старость превращается в горячую молодость!

— Но есть то, перед чем ты все же бессилен!

— Что это, господин?

Погрустнев, управляющий спросил:

— Что самое противное твоему сердцу?

Скорее всего, тюрьма, в которую он угодил, скорее всего, ненавистные взгляды людей, скорее всего, то, что пришлось отказаться от своей цели. Но вслух он сказал:

— Утрата молодости.

— Не думаю, что ты этого боишься.

— Как не бояться? Моя жена сердится на меня.

— Женщины всегда находят повод для того, чтобы поругаться.

Порывы ветра усилились, ветки зашелестели, угольки в жаровне вспыхнули.

— Почему мы умираем, Арафа? — спросил Кадри.

Арафа только печально посмотрел на него, не дав ответа.

— Даже аль-Габаляуи умер, — добавил управляющий.

Будто игла вонзилась в сердце Арафы.

— Все мы смертны, все уйдем вслед за родителями.

— Не надо напоминать мне об этом еще раз! — с раздражением бросил управляющий.

— Живи долго! — ответил ему Арафа.

— Живи долго или мало, а все равно тебя ждет яма, кишащая червями.

— Не позволяй таким мыслям отравлять себе вечер! — мягко сказал ему Арафа.

— Не могу от них избавиться. Смерть… смерть… меня преследует смерть. Она может прийти за тобой в любой момент. Может быть нелепой, беспричинной. Где сейчас аль-Габаляуи? Где все те, чьи подвиги воспевает ребаб? Все, что должно было остаться, уничтожено смертью.

Арафа взглянул на управляющего: бледное лицо, глаза, полные страха. Вопиющее противоречие между его внутренним состоянием и его положением на улице. Арафу это тронуло, и он обратился к нему, чтобы успокоить:

— Важно, чтобы жизнь прошла достойно.

Кадри в гневе махнул рукой и закричал так, что положил конец идиллии этого вечера:

— У меня достойная жизнь! Хорошая жизнь! Я ни в чем не нуждаюсь. Даже молодость мне вернули таблетки. Но какая от всего этого польза, если смерть следует за нами тенью? Как забыть о ней, если она постоянно о себе напоминает?

Ему было приятно наблюдать, как мучается управляющий, и в глубине души он посмеивался над его чувствами. Он с тоской окинул взглядом руку красавицы и подумал: никто не скажет наверняка, что следующей ночью я увижу луну.

— Наверное, нужно еще выпить! — предложил он.

— А утром придем в себя.

Подумав, что лучше момента не найти, Арафа сказал:

— Если бы не зависть обездоленных людей, мы бы ощущали иной вкус к жизни!

Управляющий с презрением рассмеялся.

— Давай лучше поговорим о чудесах! Если бы мы сделали так, чтобы все на улице жили как мы, разве нас перестала бы преследовать смерть?

Арафа кивнул, чтобы остудить пыл управляющего, и продолжил:

— Но смерть всегда там, где бедность, голод и несчастья.

— А там где их нет, глупец?

— Да, — улыбнулся Арафа, — смерть ходит и среди богатых, потому что она подобна болезням.

— Ты оправдываешь свое бессилие, — засмеялся управляющий.

От его смеха Арафа приободрился.

— Мы же о смерти ничего не знаем. Но, вероятно, так и есть. Если люди станут жить лучше, то зла станет меньше. Жизнь станет цениться. И каждый, кто обретет счастье, поймет, насколько необходимо беречь жизнь.

— Все равно будут убивать.

— Люди объединят усилия, чтобы противостоять смерти. Все, у кого есть способности, займутся волшебством. И тогда самой смерти будет угрожать небытие.

Управляющий только громко усмехнулся и мечтательно прикрыл глаза. Арафа взял трубку кальяна и сделал глубокую затяжку, от которой вспыхнул уголек. Вновь послышался ребаб, и нежный голос запел: «Пусть эта ночь не кончается!»

— Ты, Арафа, гашишник а не волшебник, — сказал ему Кадри.

— Только так мы победим смерть, — наивно ответил Арафа.

— А ты не можешь сделать это в одиночку?

— Я работаю каждый день, не щадя себя, но один я бессилен.

Управляющий долго, но без наслаждения слушал песню, потом сказал:

— Если бы тебе удалось, Арафа! А что бы ты сделал, если бы у тебя получилось?