Читаем без скачивания Сквозь Пекло - Елена Асеева

Святозар положил себе на блюдо еще рыбу, и принялся неспешно есть, все время при этом тяжко вздыхая, вспоминая свою встречу с Черномором, в этой жизни и в жизни Богомудра. Гмур отвлекся от наследника, заговорив о чем-то с Лыбедем, а сидящий справа от Святозара Стоян, услышав, как друг муторно вздыхает, похлопал его по спине, и вопросил:

— Святозар, что случилось?

— Ах, друг мой, такая неприятность, — вытаскивая из рыбы длинную, прозрачную кость, сказал наследник.

Храбр, сидевший следом за Стояном и разговаривающий с Дубыней, услышал речь наследника, и тут же прекратив с другом беседу, повернул голову в сторону Святозара и взволнованным голосом, поспрашал:

— Какая неприятность?

— Ворота в проход Бог Семаргл уничтожил… — Посмотрев на встревоженные лица Стояна, Храбра и Дубыни, ответил Святозар, — и мне теперь придется искать вход, через Восточное море и царство Черномора… И, ох…, как мне не хочется туда нырять. Это ведь не мой друг Гмур…А Черномор, который очень, очень не любит меня и ДажьБога. Мне просто повезло тогда, когда мы плавали в Беловодье, что он не узнал меня…А то бы, не удалось нам так спокойно уплыть оттуда, уж поверьте, вы, мне.

Глава двадцать третья

Царь гомозулей и Святозар пировали очень долго и, вконец утомленных гостей, Гмур самолично проводил в покои на верхние этажи дворца. Святозару достались покои на втором этаже, как раз напротив опочивальни самого царя. Когда наследник вошел в покои, то от неожиданности бездвижно застыл на месте, поддавшись горьким и тяжелым воспоминаниям. Опочивальня в которую он попал точь-в-точь походила на те покои в оных много дней подряд, в величественном городе Галарионе, излечивался от страшных ран нанесенных ягыней Ерку, Святозар. Точно такие же лазурные стены, потолок и пол, обложенные бирюзой, такое же деревянное, широкое ложе с искусно вырезанными высокими спинками украшенными белым жемчугом, такое же белое белье, укрытое лазурным укрывалом, и даже стоявшее подле него высокое, золотое сиденье со спинкой. Святозар оглянулся и удивленно посмотрел на Гмура, а тот, уловив безмолвный вопрос в его глазах, тихо сказал:

— Ничего не утеряно… все как было при тебе, так мы и привезли. Я, сохранял эти покои в том самом виде, в каком они были, когда ты жил у нас, и даже бирюзу мои гомозули сняли с тех стен, потолка и пола, в Галарионе. Чтобы всё… всё мне и моим детям напоминало о твоей, мой друг, доблести…

Святозар был не в силах, что — либо ответить, и продолжал стоять и взирать на эти покои, которые сохранили в себе столько боли и пережитых, когда — то им, душевных и физических страданий. Он стоял и взирал на них и даже после того, как Гмур, пожелав ему доброго сна, прикрыл дверь и ушел. И думал наследник… опять настойчиво думал, о том, как много может нести на себе, тяжелых последствий, однажды не верно выбранный путь… Как может целый народ, светлый и добрый, такой как гомозули уйти куда-то вглубь земли, скрыться от людей, от жизни и потерять свою чистую, волшебную душу, постепенно превращаясь во, что-то скверное и злое. Наследник подошел к ложу, и погладил рукой теплое, лазурное укрывало, белое белье, деревянную спинку и прекрасные камни морского жемчуга. Да, несомненно, это то ложе на каковом когда-то он спал, но как же гомозулям удалось его привести, сохранить и доставить сюда в глубокие подземелья Арапайских гор, и потом хранить долгие века, как память о нем, о первом правителе Святозаре по реклу Достойный Бога.

Наследник еще долго прохаживался по покоям, оглаживая и сиденье Гмура, и ложе, и два серебряных, низких, круглых с выгнутыми ножками столика. Он трогал руками обложенные бирюзой стены, выглядывал в широкое окно, где вместо стекла был вставлен бесцветный горный хрусталь, а после, затушив факелы укрепленные в углах стен, разувшись и раздевшись, лег на ложе, да закрыл глаза. И первое, о чем вспомнил он, сомкнув очи, был увиденный им, Богомудром, разрушенный солуанцами до основания великолепный город гомозулей Галарион. На месте когда-то величественных дворцов, площадей, улиц и затейливо обложенных прудиков лежали каменные развалины, поросшие густыми травами и молоденькими деревцами, поднимающимися из-под наваленных в груды валунов, наследник тяжело вздохнул, а мгновения спустя уснул.

Святозар проснулся, хорошо отдохнув, и покинув свою лазурную опочивальню, по широкой лестнице из фиолетового аметиста спустился в тронный зал, застав там расстроенного царя, одиноко сидящего, за все еще накрытыми столами, где на золотых и серебряных блюдах находилась остывшая еда. Наследник подошел к другу, сел подле него, и, погладив по маленькому плечу, спросил:

— Гмур, ты, чего загрустил?

— Ты, сказал, перед тем как ушел на покой, что как только проснешься, сразу отправишься в путь, — вздохнув, ответил царь.

— Да, я не могу задерживаться, пойми это. Я же тебе объяснил все, мне надо идти, — участливо молвил Святозар, стараясь успокоить друга. — Там, в Пекле мучается душа моей матери, и я могу ей помочь, спасти ее… Я не должен задерживаться.

— Ну, может, ты погостишь у меня, совсем немного? — жалобным голосом попросил Гмур, и, переведя взгляд с полупустого блюда, на котором лежало мясо, посмотрел в глаза Святозара.

— Ох, Гмур, — покачав головой, откликнулся наследник. — Я и так у тебя уже нагостился. — Святозар оглядел пустой зал, и, пожав плечо друга, поинтересовался, — ты, лучше скажи мне, где мои други и наставники?

— Им показывает наш город Гальматей, мой старший сын Геннет, — пояснил Гмур и губы его чуть зримо колыхнулись.

— Как Геннет? — удивленно вопросил наследник. — Твоего старшего сына звали Гефий.

Царь внезапно громко и протяжно выдохнул, на глаза его навернулись слезы и дрогнувшим голосом, дюже тихо, он проронил:

— Нет, Гефия, друг мой, нет уже давно… Нет Гефия, Гюлтея, Гердия, Гамра, Гувелла, Гёста убили моих сыновей солуанцы и поллы, очень давно убили. Теперь старший мой сын Геннет, так-то, друг мой.

Святозар увидел, как из голубых глаз царя на щеки потекли слезы, он склонил низко голову и принялся утирать их. Наследник ласково погладил друга по спине, и также негромко сказал:

— Гмур, но за эти века у тебя наверно родились еще сыновья, не плачь, друг мой, по погибшим, не плачь.

— Ах, Святозар, — трепыхающимся голосом объяснил Гмур. — В том то и дело, что больше у меня не рождалось сыновей… Здесь в пещерах дети рождаются весьма редко… так редко, — всхлипнув, добавил царь, — что для нас каждый раз это праздник. Такой праздник… такой… А у меня уже давно не рождались дети. Последней родилась дочь Гурея… и эта радость случилось тоже вельми давно. Знаешь, друг мой, наверно мы вымираем, загнали сюда себя, в эти пещеры и вымираем.