Читаем без скачивания Семья Карновских - Исроэл-Иешуа Зингер

Поэтому он и вцепился с такой силой в хилого еврейского паренька, приславшего ему столь откровенную исповедь. Доктор Цербе полагал, что умеет читать между строк. У него была привычка по-своему истолковывать чужие мысли, читал ли он книгу, древнюю рукопись или обычное письмо. Письму Йоахима Георга Гольбека он тоже предал собственный смысл. Ему хватило того, что в человеке была еврейская кровь.

Доктор Цербе знал, что эти люди во все времена честно трудились на своего хозяина. Будь это бородатый Ицик в длиннополом кафтане на службе у помещика, или бритый Мориц во фраке, коммерции советник при дворе императора, или даже выкрестившийся театральный директор, адвокат или агент, они всегда вносили энергию и инициативу во все, за что брались. И самыми деятельными были те, кто предал своих братьев. Вот почему доктору Цербе так хотелось иметь на службе еврея.

Он возлагал на Егора Карновского очень большие надежды, и таким же большим оказалось разочарование.

Егор Карновский совершенно не проявлял инициативы на службе. Он был всего лишь солдатом, как его дядя Гуго, он только выполнял приказы. Но доктору Цербе нужен был человек, способный на выдумки, послушных солдат ему и так хватало.

— Нет, мальчик, — сказал он ледяным тоном, — я ожидал от тебя большего.

Егор Карновский не понял, почему доброе лицо господина доктора стало холодным и неподвижным.

— Но ведь герр доктор всегда был мной доволен! — удивился он. — Герр доктор меня хвалил!

Доктор Цербе не захотел слушать всякую ерунду.

— Ты слишком наивен, мальчик, — процедил он. — Или, лучше сказать, глуп.

Егор не поверил своим ушам. До сих пор он слышал только похвалу. От обиды он хотел что-то возразить, но доктор Цербе велел ему помолчать. Он очень глуп, если думает, что доктор Цербе купил кота в мешке. Он был с ним ласков и давал ему денег не потому, что обманывался на его счет, но потому, что хотел его приободрить, придать мужества. Но больше доктор Цербе не будет швырять государственные деньги на ветер. Он не собирается платить молодому человеку за то, что он шляется по пивным и гуляет с девушками.

Егор Карновский сделал попытку оправдаться, но доктор Цербе снова не дал ему говорить.

— Не пытайтесь отрицать, молодой человек. Я все знаю, меня не обманешь, — сказал он, холодно глядя мутными глазами, влажными, будто он только что плакал.

Егор опустил голову. Внезапно до него дошло, что он попал в сети к этому маленькому, бледному человечку, который все знает и видит его насквозь. Ему стало страшно. То, что он даже не мог отвечать, но только молчать и слушать, сломило его гордость и упрямство. Он понял, как он ничтожен. Он опустился на самое дно. Терять было нечего, и Егор пообещал господину доктору, что будет стараться и все сделает. Только пусть герр доктор еще раз проявит свою доброту и даст немного денег, а он их непременно отработает.

— Герр доктор, я приболел, — промямлил он.

Доктор Цербе не шелохнулся. Он не дал молодому человеку денег, но рассказал случай из своей жизни. Когда он был молод и наивен, он писал стихи и однажды попросил у редактора аванс. Но умный редактор, разумеется еврей, ответил, что лучшая помощь для художника — никогда не платить ему наперед. Это очень правильный принцип в любой работе.

Увидев, что обещаниями и просьбами от доктора ничего не добьешься, Егор стал поставлять ему информацию. Он снова начал выдумывать. Если правда не радовала господина доктора, была слишком скучной, неинтересной, Егор сочинял красочную ложь. Но герр доктор не давал себя обмануть.

— Нет, молодой человек, этот номер больше не пройдет, — говорил он насмешливо. — Хватит врать.

Егор краснел:

— Я никогда вам не врал, господин доктор.

— А вот это как раз самая большая ложь, — смеялся Цербе.

— Герр доктор, что же мне делать? Пусть герр доктор только скажет, я выполню любой приказ.

— Мне этого не надо. На нашей службе не надо выполнять приказы, она требует творческих способностей, как поэзия, например. Ясно?

— Так точно, герр доктор! — Егор вытягивался по струнке, чтобы произвести на шефа хорошее впечатление. Но доктор Цербе не смягчался, а, наоборот, хмурился. Ему не нравились эти солдафонские штучки. Еще не хватало терпеть их от еврейского парня.

— Ты это брось, — говорил он. — Мне мозги нужны… Еврейские мозги.

Егору неприятно было слышать то, о чем он мечтал забыть.

— Я не еврей, герр доктор, — возражал он, — и не хочу быть евреем.

— Было бы лучше, если бы хотел, — с едкой улыбкой отвечал доктор Цербе.

Егор не знал, как вернуть расположение господина доктора. Как любой неудачник, он винил не себя, а обстоятельства, свою несчастную судьбу и, конечно, низкую плату. Он был уверен, что герр доктор придирается, и пытался дознаться, в чем дело, но ничего не мог понять. Егор размышлял об этом днем и ночью. Лицо господина доктора стояло у него перед глазами, в ушах звучал издевательский смех. И ни с кем нельзя было поделиться своим горем. От отчаяния он даже подумал, не разыграть ли перед господином доктором мученика. Егор боялся ареста. Иногда ему казалось, что за ним следят. Он в этом даже не сомневался и решил, что не помешало бы рассказать об этом господину доктору. Ведь господин доктор не раз говорил, что Егор должен принести себя в жертву пробуждающемуся отечеству. Если бы Егор рассказал, что его выследили или даже арестовали и допрашивали, он показал бы свою преданность. Он скажет, что не выдал господина доктора, и герр доктор снова станет с ним добр. Эта идея очень ему понравилась. Он начал выдумывать подробности. Егор так увлекся, что даже сам поверил собственной фантазии. С гордо поднятой головой он явился к господину доктору и выложил ему придуманную историю. Однако доктор Цербе не восхитился его преданностью и мужеством, не пожалел его, но учинил допрос с пристрастием. Он захотел узнать каждую мелочь. И, допросив Егора, сказал, что не верит ни единому слову. Мало того, он разозлился и сказал, что ему придется отказаться от услуг Егора. Это против его принципов — держать на службе людей, которые вызывают у местных властей подозрение.

Егор понял, что сделал себе хуже, и попытался дать задний ход, но доктор Цербе стоял на своем:

— Мне очень жаль, но мой принцип — осторожность, полная осторожность.

Егор заговорил об отъезде. Если герр доктор больше в нем не нуждается, пусть отправит его домой, как обещал. Егор будет верой и правдой служить отечеству. Он готов отдать жизнь за родину предков, лишь бы его признали истинным арийцем. Доктор Цербе зевнул. Каким еще арийцем, что за чушь? Во-первых, он ничего не мог для этого сделать, во-вторых, если бы и мог, палец о палец бы не ударил. Но он решил, что пока не стоит говорить об этом смешному еврейскому парню.

— Посмотрим, — сказал он нахально. — Терпение, молодой человек.

Но Егор не хотел ждать. Он начал требовать, чтобы доктор Цербе выполнил обещание. Доктор почувствовал досаду. Черт бы взял этого парня, который так серьезно все воспринимает. Как философ, доктор Цербе знал, что ничто в мире не постоянно. Все проходит, все меняется, даже материя, не говоря уже о человеческом слове, гибком и эластичном. Только дураки считают, что оно вечно.

— Ты слишком серьезно ко всему относишься, мальчик, — сказал он. — Смотри на вещи проще.

Нет, Егор не хотел смотреть проще. У него не осталось ничего, кроме обещания доктора Цербе сделать его арийцем, и он стал требовать награды. Он требовал грубо, нагло и упрямо, даже отшвырнул несколько долларов, которые доктор дал ему, чтобы отделаться от него раз и навсегда. Доктору Цербе стало не по себе, его встревожил фанатизм парня. Он думал, как бы избавиться от Егора, а Егор приходил, требовал, писал длинные, полные упреков письма. Доктор Цербе на письма не отвечал и приказал секретарше не пускать Егора на порог.

Егор остался один в огромном чужом городе, без дома, без денег и без надежды начать новую жизнь, о которой он мечтал. Он так красиво расписывал Лотте, как они вместе поедут на родину, и вот планы рухнули. Не осталось ничего, кроме стыда, одиночества и ненависти к господину доктору, который так жестоко его обманул. Егор бродил по улицам, заходил в агентства по найму рабочих.

— Йоахим Георг Гольбек, протестант, — говорил он, подойдя к окошку.

От людей в очереди он уже знал, что имя и вера имеют большое значение, хоть это и отрицают. Он видел это по сверлящим взглядам белокурых девушек из агентств и по потухших глазам черноволосых безработных, которые тихо называли свои еврейские имена, зная наперед, что ничего не выйдет. Девушки говорили, что ему сообщат, как только что-нибудь появится, но никто ничего не сообщал. Егор избегал людей, не хотелось видеть ни мать, ни приятелей из клуба, ни Эрнста Кайзера, ни Лотту. Однажды поздним утром, когда Егор еще спал, Эрнст ввалился к нему в комнату: