Читаем без скачивания Семнадцатилетние - Герман Матвеев

— Хорошо. Я схожу.

— А вы не видели Лиду?

— Нет. Спросите Сергея Ивановича, — сказал учитель, поднимаясь.

В классе лампочки выключены, но от уличного фонаря достаточно светло. За грудой наваленных на парте шуб слышались глухие рыдания. Константин Семенович остановился посреди комнаты.

— Кто здесь? — спросил он и, не дожидаясь ответа, подошел к выключателю.

— Не зажигайте, Константин Семенович… это я… Белова, — сдерживая рыдания, сказала девушка.

Она была в черном костюме с полумесяцем на шапочке.

— Что с вами? — спросил учитель, присаживаясь на парту.

— Тяжело… — всхлипывая и сморкаясь, сказала Валя. — Очень тяжело, Константин Семенович. За что? Что я им сделала?

Она снова закрыла лицо платком и прерывающимся голосом закончила:

— Я не знаю, как я доживу до экзаменов… Скорей бы… скорей!

Учитель встал и прошелся между партами. Музыка сюда доносилась заглушенно и не мешала говорить.

— С вашей стороны будет большой ошибкой, если вы не выясните своих отношений с подругами до конца года, — сказал он. — Вам уже семнадцать лет, и вы должны понимать, что судьба каждого человека зависит от него самого. Кто виноват в том, что человек живет плохо, поступает неверно, нехорошо?

— Я понимаю, Константин Семенович…

— Что вы понимаете?

— Я сама виновата…

— А почему? Вы думали когда-нибудь о том, что вами руководит? Какие интересы, какую цель вы преследуете, поступая так, а не иначе? Что, например, вас толкнуло отказаться подписать «Обещание»?

— У меня не было никакой цели.

— Нет, была! Все ваши ошибки вытекают из одного… Из личной заинтересованности. Вы сказали мне, что вы не нуждаетесь в таком обещании. Помните? Вы не нуждаетесь… Не школа, не класс, не коллектив, а именно вы! Вас интересует только личное отношение к делу, личное удобство или неудобство… Вы никогда не исходили из интересов дела, из интересов других людей, а только из личных! Попробуйте проанализировать любой из ваших поступков в школе, в семье…

— А что в семье? — робко спросила Валя. -

От Фенечки она знала, что мать приходила в школу и о чем-то говорила с учителем.

— В семье вы держите себя еще хуже, чем в школе. Не так ли?

— Это мама вам сказала?

— Нет. Я и без нее знаю, как вы держите себя с родными. И не только вы… Вы, Белова, совсем не оригинальны! Таких, как вы, еще не мало. Имя вашего порока — эгоизм. Раньше этот порок мало кого волновал, а в нашем обществе судьба эгоиста незавидна. Для себя жить нельзя!

— Что же мне делать, Константин Семенович?

— Поразмыслите над тем, что я вам сказал… Если вы правильно поймете, о чем я говорил, то, думаю, вы поймете, что вам делать. У вас достаточно воли и упорства, чтобы взглянуть на себя со стороны. И еще одно предупреждение. Не хитрите! Вы должны искренне признать свои ошибки и честно о них сказать. Коллектив вы надолго не обманете. До тех пор, пока вы где-то в глубине души считаете себя правой, несправедливо обиженной, несчастной, — лучше молчите. Не лицемерьте. Нам важно, чтобы вы осознали свои ошибки для себя…

…Игорь долго ждал Светлану и, когда она, наконец, появилась, встретил упреком:

— Тебя только за смертью посылать. Нашла?

— Игорь, она, кажется, уехала домой!

— Очередной фокус!

— У нее заболела голова.

— Н-да… Голова у женщины существует специально для ношения волос, шляп и головной боли… — с досадой процитировал он фразу из какого-то старого анекдота.

В следующем перерыве между танцами Игорь взял под руку Алешу и отвел в сторону:

— Послушай! Когда ты танцевал с Лидой, о чем вы говорили?

— А что?

— Насчет головной боли она не говорила?

— Нет.

— Я поеду, Алексей. Может быть, я ее догоню по дороге. Ты оставайся, проводишь Свечку.

Не предупреждая сестру, Игорь незаметно вышел из зала.

— Рано вы уходите! — с сожалением сказала женщина, подавая шинель.

Надевая шинель и расправляя складки, он почувствовал в кармане бумагу.

— Это что? — спросил Игорь, вытаскивая сложенный листок.

— Девочки наши всем гостям распределяют по карманам. Пожелания, что ли! Чтобы, значит, память о вечеринке осталась.

Игорь развернул пожелание:

Переливаясь спектром целым,

Весь в черном, белом, золотом,

Вы всем казались стройным, смелым,

Танцор прекрасный… Но во всем

Есть сходство с мыльным пузырем:

Пузырь снаружи — красота!

Внутри ж, известно, — пустота.

Отсюда вывод на прощанье:

Поменьше внешности вниманья,

Побольше внутреннего содержанья.

При других обстоятельствах Игорь, вероятно, улыбнулся бы шутке, возможно, тут же написал бы ответ, но сейчас он с раздражением скомкал листок и, выйдя из школы, разорвал его на мелкие клочки.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

СОПЕРНИЦЫ

Вернувшись с новогоднего вечера домой, Сергей Иванович нашел Лиду лежащей на кровати с красными от слез глазами.

— Лидуся, что с тобой? Ты больна?

— Нет, ничего… Оставь меня, папа… — с трудом проговорила она.

Сергей Иванович потрогал разгоряченный лоб дочери и сел рядом.

— У тебя что-нибудь болит? Температура? Может быть, лихорадит?.. Лидочка! — тормошил он дочь. — Почему ты молчишь? С тобой что-нибудь случилось? Лидуся… Ты меня слышишь?

— Оставь меня, папа… я прошу, — прошептала она и отвернулась.

Встревоженный отец отправился будить Пашу и попросил ее помочь Лиде раздеться и лечь в постель. Ночью несколько раз заходил в комнату дочери и прислушивался к ровному дыханию спящей.

С утра Лида чувствовала себя лучше. Слез уже не было, хотя она и считала себя несчастной, с «разбитым сердцем». Некоторая слабость и легкая головная боль давали, как казалось ей, право валяться на кровати. Она пролежала все утро неподвижно, глядя немигающими глазами куда-то в пространство.

Около двенадцати часов приехал вызванный Василий Игнатьевич. Переступив порог, он сразу же разразился обычным своим ворчанием:

— Что за новости! Ты что это выдумала! Нашла время болеть… У тебя же, красавица, каникулы. На воздух надо, на каток! — говорил он, усаживаясь возле девушки. — Где болит? Что болит? А ну, покажи язык! Говорят, вы мороженое вчера поедали бочками… Он взял ее руку, чтобы проверить пульс.

— С Новым годом, Василий Игнатьевич!

— Вот именно! Новый год начинаешь в кровати… Ну, рассказывай, на что жалуешься?

— Я ни на что не жалуюсь, Василий Игнатьевич. Это папа выдумал…

— Ох, уж эти папы…

Основательно выслушав и выстукав Лиду, врач прищурил глаза и погрозил ей пальцем:

— Хочешь, расскажу тебе один случай из моей практики? Пришел я однажды к больному ветеринару, своему приятелю, и тоже так вот спрашиваю: «Где болит? На что жалуетесь?» А он злой-презлой! «Какой ты, — говорит, — к шуту, врач. Все тебе скажи. Я небось, когда к лошади приду, не спрашиваю ее, где болит. Сам должен узнать. Не буду я тебе ничего рассказывать. Узнавай сам». Ну, что делать? Смерил температуру, выслушал, посмотрел, выписал рецепт. А он спрашивает: «Это что за лекарство, принимать-то его как?» — «Э, — говорю, — дудки! Лошадь-то ведь не спрашивает ни о чем. Пьет, что дают, — и все! Если не умрешь, — значит, правильно лечил. А умрешь — одной лошадью меньше будет». С тем и ушел.

Анекдот этот Василий Игнатьевич рассказал с самым серьезным видом, и как ни крепилась Лида, но не выдержала и рассмеялась.

— Вот, вот! — с улыбкой сказал старик. — Тебе я, конечно, выписывать ничего не буду, Переутомление… нервочки… Одним словом, ничего опасного. Ты свою болезнь лучше всякого врача знаешь. Так?

— Так, — подтвердила Лида.

— Напрасно отца напугала. Я уж думал, что ты при смерти.

Вскоре после ухода Василия Игнатьевича в комнату заглянула Паша.

— Лида, там твой учитель пришел. Спрашивает Сергея Ивановича, а его нет…

— Неужели Константин Семенович! — обрадовалась девушка. — Проси скорей сюда!

Она хотела бежать навстречу, но раздумала и ограничилась тем, что быстро навела порядок вокруг себя. Минут через пять вошел Константин Семенович и остановился в дверях.

— Я холодный… — предупредил учитель.

— Ну и чудесно! Проходите! Здравствуйте, Константин Семенович. Как хорошо, что вы пришли! Садитесь поближе. Не бойтесь, я не заразная. Я ведь не больна… Да, да! Я всех обманула, а вас не хочу. Я просто устала, переутомилась и хандрю. Василий Игнатьевич сказал: нервочки.

Константин Семенович молча пожал ей руку, внимательно посмотрел в глаза девушки и сел на стул.

— Как я рада, что вы пришли… очень рада! Учитель видел, что девушка говорит правду и что она действительно здорова, но чем-то взволнована, возбуждена.