Читаем без скачивания Награда для Иуды - Андрей Троицкий

– Разумеется. Пузырь – это шваль, отброс уголовного мира, мелкая сошка. Жив он или мертв – этот вопрос интересует разве что его бывших собутыльников. И плевать на Пузыря. Вы ведете дело о взрыве на кладбище. Это громкое преступление, которое получило широкую огласку. О нем писали все газеты, болтало радио. Вас трясет начальство, на вас давят городские власти. Им нужен результат. А результата не видно. Но вот появляюсь я, и все становится на свои места. Теперь у вас есть Алексеенко.

– Скажи честно, – Закиров перешел на «ты». – Как тебе удалось его разговорить? Ты что, загонял иголки под ногти?

– Между нами говоря, мне совсем не хочется мотать срок за этот взрыв, за преступление, которого я не совершал. Поэтому я связал Алексеенко, взял в руки ножовку и пообещал отпилить ему ноги и руки. А он поверил, что я это сделаю. Разговор, разумеется, между нами?

– Конечно. Если бы у меня была правовая возможность действовать такими методами, раскрываемость преступлений поднялась до ста процентов. И все-таки, что станется, если Алексеенко даст задний ход и ничего не подпишет? Что будем делать тогда?

– Он все расскажет, и все подпишет. Теперь Алексеенко знает, чью дочь он изнасиловал, пытал и убил. Если вдруг в последний момент он передумает писать явку с повинной, имя убийцы дочери станет известно отцу Антоновой. Вы отпустите Алексеенко, но он не проживет на воле и суток. Он все это знает. Самое безопасное место для него – одиночка в «Матросской тишине».

– Ты серьезно?

– Разумеется. Алексеенко берет на себя организацию побега Барбера с зоны, взрыв на кладбище, убийство Пузыря. Все берет. Кроме одного эпизода, кроме убийства Антоновой. Он спит и видит тюремную шконку и толстые бетонные стены. Хочет, чтобы и после суда его определи в отдельную камеру в крытой тюрьме. И никаких контактов с заключенными. Мало ли, вдруг слухи о том, что именно он убил девушку, дойдут до ее отца. И тогда Антонов сведет с ним счеты через урок. Во время прогулки в тюремном дворе в печень Алексеенко воткнут заточенный черенок столовой ложки. Или чиркнут по горлу шлюмкой. А дальше долгая и мучительная смерть в тюремном лазарете.

– Что же выходит: все в говне, а ты весь в белом?

– Выходит так.

– А как быть с показаниями Елисеева старшего? Они подшиты к делу. Все концы он вешает на тебя одного. Он – главный свидетель обвинения. Ни о каком анонимном письме, об изменах жены в этих показаниях и слова нет.

– Пока не поздно, выбрасывайте эти бумаги в корзину. Елисеев оговорил меня. У нас сложные отношения. И меня он подозревает в связи со своей женой. Только Алексеенко Викторию не трогал. А у меня с ней было один раз, под Новый год, на заднем сидении представительской машины. Все это я готов это подтвердить на очной ставке с Елисеевым.

– Он сейчас за границей. Вернется со дня на день. Поэтому очная ставка откладывается на неделю. Ладно, давай ключи от гаража и записывай адрес. Тебя отведут в комнату, где ты посидишь некоторое время. Пока я буду разбираться с этим Алексеенко. Если ты сказал правду, если Алексеенко все подпишет, ты уйдешь отсюда свободным человеком.

Комната, куда дежурный наряд милиционеров отвел Мальгина, оказалась тесным помещением, похожим на ученический пенал. Единственное зарешеченное окно выходило в тесный внутренний двор межрайонной прокуратуры, заставленный машинами. Из мебели в комнатенке стоял однотумбовый стол и проволочная корзина для бумаг. Усевшись на широкий подоконник, Мальгин коротал время, вырывая из толстого блокнота чистые листочки и, комкал их в шарики. Поставив корзину для бумаг у двери, бросал в ее шары. Каждый пятый бросок заканчивался точным попаданием. К четырем вечера листки в блокноте кончились. Собрав бумажный мусор в корзину, Мальгин стал расхаживать от окна к двери, скрестив руки за спиной.

В пять часов в комнате включили свет. В шесть часов кто-то заглянул в глазок и с другой стороны двери спросил Мальгина, хочет ли тот выйти на оправку. Он нашел в кармане какую-то бесполезную бумажку, скомкал ее в шарик, сел на подоконник и загадал желание: если до семи вечера Закиров не появится здесь, в школьном пенале, значит, дело туго, Алексеенко все отрицает. Мальгин прицелился. Бросок. И бумажный шарик пролетел мимо цели, чиркнув по краю корзины.

Минут через десять дверь открылась, в комнату вошел Закиров. Он выглядел довольным, будто только что вернулся с собственного дня рождения, где огреб целый воз ценных подарков.

– Ты свободен, – сказал старший следователь.

– Алексеенко, он…

– Давай без вопросов. Мне и следственной бригаде еще полночи его крутить.

– Но один вопрос можно? Что насчет Елисеева?

– Мы сделали запрос. В гостинице, где Елисеев обещал остановиться, он так и не появился. Правда, с пограничного контроля сообщают, что гражданин Елисеев благополучно пересек границу и теперь находится на территории Германии. Возможно, в отеле не было мест, и он решил поселиться в другом месте.

– Возможно, – кивнул Мальгин. – Очень даже возможно.

– Мы его найдем, – как-то неуверенно пообещал Закиров и протянул Мальгину подписанный пропуск.– Иди и расслабься. Выпей за меня. За успех.

– Да такие успехи случаются не каждый день. Пожалуй, я так и сделаю.

В ночном клубе «Зеленое такси», выступали те же джазмены, время стриптиза еще не настало. Мальгин помахал своей бывшей жене Насти Черниковой, присел на высокий табурет у стойки и заказал рюмку хорошего коньяка.

– Что-то ты сегодня разгулялся, – сказала Настя. – Пить дорогой коньяк – это не в твоем вкусе. Есть повод?

– Пожалуй, – кивнул Мальгин.

– Что получил ту премию. Ну, которую обещал мужик, оставивший тебе письмо? Я тебе уже напоминала, что алименты платят со всех видов доходов. А с премии сам бог велел.

Мальгин покопался в карманах, вытащил потертый бумажник и положил на заляпанную стойку две зеленые сотни. Вот опять начинается старая жизнь: алименты, алименты… Будто других тем для разговора у этой женщины просто нет.

– И это все? Что-то маловато.

– Потом будет больше, – буркнул Мальгин. – Давай поговорим о чем-нибудь кроме денег. Я целый день провел в прокуратуре, и меня башка, как твоя барная стойка. Тупая и стучит.

Мальгин побарабанил пальцами по стойке.

– Ты был в прокуратуре?

– Почему бы и нет. Кстати, там, как и в вашем заведении, тоже встречаются приличные люди.

– Не сомневаюсь. Тогда почему же ты до сих пор на свободе?

– Потому что с алиментами не рассчитался.

Надя засмеялась, потрясая пышным бюстом, и, отсмеявшись, перешла на интимный шепот.

– Нашу забегаловку закрывают. Хозяина Васю Полуйчика застрелили прямо в его кабаке «Серебряный аист». А «Зеленое такси» принадлежит ему же. Здесь он, можно сказать, начинал. Я осталась без работы. Правда, один хороший человек, обещал меня устроить официанткой в гриль-бар. Работа днем, не ночью. И в окладе я ничего не теряю, плюс чаевые. И если ты не будешь задерживать алименты…

Мальгин раздавил окурок в пепельнице.

– Слушай, положи мне в пакет бутылку рома. Я ее дома выпью.

– Заверну. Но, по-моему, ты всегда дожидался стриптиза.

– У меня изменились привычки.

Мальгин вышел на улицу, сжимая под мышкой увесистую бутылку. Он пройдется квартал до остановки, дождется троллейбуса и двинет домой.