Читаем без скачивания Моммзен Т. История Рима. - Теодор Моммзен

Для переговоров с сенатом Цезарю удалось не только подкупить одного из консулов того года, Луция Эмилия Павла, но и народного трибуна Гая Куриона, по-видимому, самого выдающегося из беспутных гениев этой эпохи 70 , человека неподражаемого по аристократическому изяществу плавной и остроумной речи, уменью интриговать и той активности, которая сказывается в энергичных и развращенных натурах больше всего именно в моменты праздности, неподражаемого и по своей распущенности и по своему таланту делать долги — их определяли в 60 млн. сестерциев — и по своей нравственной и политической беспринципности. Он уже раньше хотел продаться Цезарю, но получил отказ. Дарования, обнаруженные им с тех пор в нападках на Цезаря, заставили этого последнего все-таки купить Куриона. Цена была высока, но товар стоил этих денег. В первые месяцы своего трибуната Курион разыгрывал роль независимого республиканца и поэтому громил как Цезаря, так и Помпея. Независимым, как казалось, положением, которое ему давала эта роль, он воспользовался с редким уменьем для того, чтобы, когда в марте 704 г. [50 г.] снова был поднят в сенате вопрос о замещении галльских наместничеств на следующий год, целиком принять это постановление, но вместе с тем потребовать одновременного его распространения и на Помпея и его чрезвычайную власть.

Данные им разъяснения, что конституционного порядка можно добиться только устранением всех чрезвычайных должностей, что Помпей, получив проконсульство только из рук сената, еще гораздо меньше Цезаря мог отказать ему в повиновении, что одностороннее устранение одного из двух военачальников только увеличило бы опасность для конституции, — все это показалось вполне убедительным политическим недоучкам и широкой публике, и заявление Куриона о своем намерении помешать односторонним мероприятиям против Цезаря посредством veto, предоставленного ему конституцией, было встречено очень одобрительно как в сенате, так и вне его. Цезарь немедленно заявил полное согласие на предложение Куриона и вызвался во всякое время сложить с себя по требованию сената должность наместника и главнокомандующего, если только Помпей поступит точно так же; он мог сделать это, так как без звания италийско-испанского командующего Помпей уже не был бы страшен. Но, с другой стороны, по той же причине Помпей не мог не возражать; его требование, чтобы Цезарь сперва сложил с себя должность, после чего он уже последует его примеру, тем меньше удовлетворяло всех, что он не назначил даже определенного срока для своей отставки. Решение этого вопроса опять было отложено на несколько месяцев. Помпей и катонианцы, не доверяя сенатскому большинству, не смели поставить на голосование предложение Куриона. Цезарь воспользовался летним временем, чтобы убедиться в мирном настроении завоеванных им областей, сделать на Шельде смотр своим войскам и совершить триумфальное шествие по северо-италийскому наместничеству, которое было ему безусловно предано; осень застала его в южном пограничном городе его провинции, Равенне.

Голосование предложения Куриона больше нельзя было откладывать; оно, наконец, состоялось и подтвердило полное поражение партии Помпея и Катона. 370 голосами против 20 сенат постановил немедленно пригласить проконсулов Испании и обеих Галлий сложить с себя полномочия; с непередаваемым ликованием встретили добрые римские граждане радостную весть о спасительном поступке Куриона. Помпей был отозван наравне с Цезарем, но, в то время как Цезарь готов был исполнить это приказание, Помпей наотрез отказался повиноваться. Председательствовавший консул Гай Марцелл, двоюродный брат Марка Марцелла, так же как и он принадлежавший к Катоновой партии, обратился с горькой укоризненной речью к раболепному большинству; ведь досадно было оказаться разбитым в своем собственном стане, побежденным посреди фаланги трусов. Но разве можно было победить под руководством вождя, который, вместо того чтобы кратко и определенно давать приказания сенаторам, на старости лет снова обучался у профессора ораторскому искусству, чтобы своим подновленным красноречием победить молодое, свежее и блестящее дарование Куриона?

Разбитая в сенате коалиция находилась в самом тяжелом положении. Фракция Катона решила довести дело до разрыва и увлечь за собой сенат; вместо этого она видела теперь, к своей большой досаде, как ее судно разбилось о подводный камень бесхарактерности большинства. Вожди ее должны были выслушивать со стороны Помпея самые горькие упреки; резко и вполне основательно указывал он на опасности мнимого мира, и хотя от него одного зависело быстро разрубить узел, его союзники отлично знали, что никогда этого не дождутся от него и что им самим придется положить конец, как они это обещали. После того как поборники конституции и сенатской власти объявили конституционные права граждан и народных трибунов пустой формальностью, они увидели, что теперь необходимо поступить таким же образом и с постановлениями самого сената и спасти законное правительство против его воли, так как оно отказывалось от спасения. Это не было ни ново, ни случайно; как теперь Катон и его партия, так когда-то Сулла и Лукулл силой проводили каждое энергичное решение, принятое в интересах правительства; конституционная машина окончательно испортилась, сенат превратился в сломанное колесо, то и дело выходящее из колеи, как было в течение ряда веков с комициями.

Поговаривали о том (октябрь 704 г. [50 г.]), что Цезарь перевел четыре легиона из Трансальпинской Галлии в Цизальпинскую и разместил их около Плацентии. Хотя это перемещение вполне соответствовало полномочиям наместника, хотя Курион в сенате ясно доказал полную неосновательность этого слуха и хотя сенат большинством голосов отклонил предложение консула Гая Марцелла предписать Помпею выступить в поход против Цезаря, однако названный консул вместе с обоими консулами, выбранными на 705 г. [49 г.] из рядов Катоновой партии, явились к Помпею, и эти три лица собственной властью предложили полководцу стать во главе обоих легионов, находившихся в Капуе, и по своему усмотрению призвать к оружию италийское ополчение. Трудно было придумать более противозаконные полномочия для объявления гражданской войны, но считаться с такими второстепенными соображениями было некогда; Помпей их принял. Начались военные приготовления, набор солдат. В декабре 704 г. [50 г.] Помпей покинул столицу, чтобы самому лично ускорить эти приготовления.

Цезарю удалось навязать своим противникам инициативу гражданской войны. Оставаясь на почве законности, он заставил Помпея объявить войну и притом не в качестве представителя законной власти, а в качестве полководца, выдвинутого явно революционным сенатским меньшинством, терроризующим большинство. Этот успех имел немалое значение, хотя массы инстинктивно понимали, что в этой войне дело идет не о формально юридических вопросах. Когда же война была объявлена, в интересы Цезаря входило как можно скорее довести дело до столкновения. Вооружения противника только начались, и даже столица еще не была занята войсками. Через 10—12 дней там могла оказаться армия, в три раза превосходящая армию Цезаря, стоявшую в Верхней Италии; было еще возможно захватить беззащитный Рим, даже, может быть, после быстрого зимнего похода завладеть всей Италией и отрезать противников от их важнейших резервов, прежде чем им удастся их использовать. Умный и энергичный Курион, сложивший с себя звание трибуна (9 декабря 704 г. [50 г.]), сейчас же отправился к Цезарю в Равенну, в ярких выражениях обрисовал перед своим господином создавшееся положение дел, но вряд ли нужно было убеждать Цезаря в том, что дальнейшие колебания только повредят делу. Не желая давать противникам повода к жалобам, он до этого момента не стягивал к Равенне войск и теперь должен был приказать всей своей армии немедленно выступить, но вынужден был ждать, пока к Равенне не подойдет хоть один близко стоящий легион. Тем временем он послал в Рим ультиматум, который был уже полезен потому, что своей уступчивостью еще больше компрометировал противников перед общественным мнением; кроме того, как будто проявляя нерешительность, он заставлял врагов с меньшей старательностью вести свои вооружения. В этом ультиматуме Цезарь отказывался от предъявленных им Помпею требований и со своей стороны предлагал в установленный сенатом срок сложить с себя наместничество в Трансальпинской Галлии и из десяти своих легионов распустить восемь; он заявил, что будет себя считать удовлетворенным, если сенат оставит ему наместничество в Цизальпинской Галлии и Иллирии с одним легионом или в одной лишь Цизальпинской Галлии с двумя легионами до окончания консульских выборов 706 г. [48 г.], а не до вступления в должность консула. Таким образом, он принимал те условия соглашения, которыми в начале переговоров готовы были довольствоваться и сенатская партия и даже сам Помпей. Цезарь даже выразил желание остаться частным лицом все время от избрания в консулы до вступления в должность. Трудно утверждать, делал ли Цезарь серьезно эти поразительные уступки, надеясь даже при этих условиях оказаться в выигрыше в борьбе с Помпеем, или же рассчитывал на то, что противная сторона уже так далеко зашла, что в этом проекте соглашения увидит доказательство того, что Цезарь считает свое дело проигранным. Вернее всего, что Цезарь просто увлекся смелой игрой, а не сделал еще большей ошибки, давая обещание, которое не собирался сдержать; если бы чудесным образом его предложение было принято, он сдержал бы слово.