Читаем без скачивания Парень с большим именем - Алексей Венедиктович Кожевников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как мать?
— Тоскливо ей одной.
— Ехала бы к нам.
— Я тоже говорил, да у нее корова, куры, овцы, огород. Примут меня работать?
— Поговори с мастером.
Мастер сначала отказался принять Степу на прежнее место.
— Убежишь ведь?
— Не убегу. Я железа боялся, а теперь не боюсь.
— А если чего другого испугаешься, опять стрекача задашь?
— Не испугаюсь.
— Становись, да помни, как убежишь, говори заводу «прощай», больше не приму.
Опять очутился Степа у цепи, рядом с железом и пламенем, но они уже не пугали его. Глядя на огненный поток железа, он думал, что бегут это косы, топоры, пилы, целые поезда и Якунины дудочки. Слушая визги электрического крана, он приговаривал:
— Не ленись, голубчик, не плачь! Будет время, отдохнешь, когда тебя самого сунут в мартен.
В первый же день приезда Степа отправился в столярную мастерскую к Афоньке. Друзья встретились шумно и радостно. Маркелыч, глядя на них, улыбнулся и сказал:
— Радоваться можно, а мешать работе нельзя.
— Маркелыч, пусти меня! — пристал к мастеру Афонька.
— Срок вышел?
— До сроку час один, я завтра отработаю.
— Ну иди, иди.
Друзья выбежали из мастерской. Афонька забыл снять стружки и опахнуть пыль, так и бежал, а стружки прыгали на нем и шуршали.
Спрятались они за кучами белого камня на берегу пруда и зашептались.
— Теперь не боишься?
— Не боюсь. Любую железину могу взять.
— А я вот никогда не боялся. Тебя Егорка-гармонист спрашивал.
— Пойдем к нему.
Побежали к дому гармониста Савки. Калитка сорвалась с последней петли и лежала на самой дороге. Никто не хотел убирать ее: Савка играл, а жена слушала.
— Вот он, ученик мой! — закричал Егорка. — Набегался?
— Я домой ездил.
— Плати четвертак, месяц прошел!
— Какой тебе четвертак? Я ни разу в месяц-то не бывал у тебя!
— Мне какое дело, время шло, учеником числился, давай деньги. Сам виноват, что не приходил.
Гармонист Савка отложил гармонь и взялся судить ребят.
— Степка этот месяц не учился, домой ездил, и платить он не обязан. Этот же самый Степка уехал и не сказал, его ждали, беспокоились, и платить он поэтому обязан.
— Как же так, Савелий, обязан я и не обязан?
— Да, так и выходит.
— Сколько же платить?
— Половину, тринадцать копеек, потому в нашем кооперативе, когда полкопейку получать, получают они целую. Полкопейки выпустить забыли.
Степа не стал спорить и обещался выплатить Егорке тринадцать копеек.
— Учиться будешь?
— Буду, буду.
— Ну садись и играй!
Вернулись Афонька со Степой от гармонистов вечером и забежали в клуб, где драматический кружок ставил спектакль «Шажком по заводу».
Такие представления давались каждый месяц. Члены драматического кружка обходили завод, замечали те или другие недостатки и потом представляли их на сцене. В этот раз было много номеров.
Первым номером шел «Как учат в токарном цехе». На сцене стоял разбитый станок, перед ним мастер Кудимов, длинный-предлинный, за что его звали по поселку Заводской трубой. Около мастера вертелся ученик.
«Масленку!» — кричал мастер.
Ученик убегал и возвращался с железной банкой.
Кудимов торопливо открывает банку, кидает ее прочь и еще громче кричит:
«Дьявол, масленку, а не табакерку!»
Дело в том, что ученик впопыхах принес банку с нюхательным табаком, которую мастер обыкновенно ставил куда-нибудь в уголок цеха и забывал.
Приносит ученик масленку, Кудимов берет ее одной рукой, а другой хватает ученика за ухо, тянет и зло шипит:
«Учись, учись, знай, что табак — не масло, а масло — не табак!»
Проходит немного времени, Кудимов захотел понюхать и кричит:
«Подай табак!»
Ученик приносит пустую банку.
«Она пустая!» — орет мастер и тянется к уху ученика.
«Сам ты бросил и рассыпал», — лепечет ученик.
«Собирай, дьяволенок! Зачем тебя взяли, не знаешь?»
Ученик начинает ползать по земляному полу цеха и никак не может собрать хотя бы одну понюшку табаку, а мастер ругается и трясет кулаком.
Опускается занавес, все зрители хлопают ладошами и кричат:
— Браво, браво!
Только у дверного косяка стоит длинный человек, сложил руки трубой и гудит в нее:
— Брешут, дьяволы! Брешут!..
— Это сам Кудимов, — шепчет Афонька, — не поглянулось.
— Брехуны!.. — орет обозленный мастер, а ему отвечают со скамей:
— Знаем, знаем, уходи-ка лучше да забудь дорогу к чужим ушам!
Кудимов хлопает дверью и уходит. Со двора он еще раз крикнул «Брехуны!» и залился тоскливой песней:
На что меня мать родила, На что меня бог создал?Он любил выпивать.
Вторым номером изображали, как Охрана труда, работница Кулькова Маша, осаждает директора.
В просторном кабинете сидит директор, курит
