Читаем без скачивания Колдунья - Филиппа Грегори

Мора сменила тему, и беседа потекла своим чередом, но вечером, после ужина, когда дамы расселись с кружками медовухи вокруг камина, Элис скрылась в спальне Кэтрин. Она взяла с собой свечу, чтобы та светила на лицо. Большое красивое зеркало было сделано из посеребренного стекла, и отражение в нем всегда получалось благоприятным, без бросающихся в глаза недостатков. Укрепив свечу, Элис стала себя разглядывать.

Да, она похудела. Платье покойной содержанки Мег висело на ней, как на вешалке, пояс, стягивающий талию, болтался, корсаж, затянутый до предела, сглаживал ее и без того небольшую грудь, но на животе был свободен. Девушка спустила шаль на спину. Плечи костлявые, как у старухи, ключицы торчат — просто воробышек. Элис подвинулась ближе и посмотрела на лицо. Под глазами темные тени, вокруг рта морщинки — признак переутомления. Детская округлость исчезла, щеки ввалились и побледнели. Синие глаза кажутся огромными, как у беспризорного ребенка, в них читаются холод, одиночество и нужда. Под ними — тени, напоминающие синяки.

Недовольно поморщившись, Элис пробормотала:

— Ну и вид у меня… он никогда не вернется к такой выдре. — Она помолчала и добавила: — Он вообще никогда ко мне не вернется. Сначала он мог полюбить меня… аббатиса обучила меня всему, я была не менее искусна, чем Мора. Тогда он мог полюбить меня и хранить верность, и не было бы этой боли. Потом я связалась с магией, околдовала его и миледи тоже, и что-то гложет меня изнутри, словно большой жадный червь, вся моя сила тает, остается одна только страсть.

Из зеркала на нее глядело изможденное девичье лицо. Элис прикоснулась к щеке и почувствовала слезы.

— И еще колдовство, — тихо произнесла она. — Страсть и колдовство — этого хватит, чтобы навредить, заставить страдать. Да, это все, что у меня есть. Я не в силах больше привлечь мужчину.

Она вздохнула, и пламя свечи заколебалось, оставляя в воздухе дымный след. Завиваясь, дым поднимался к потолку.

— Я окунулась в бездну, пытаясь избавиться от Хьюго, — прошептала она. — Все свою силу вложила, чтобы он не смотрел на меня, отвела его глаза и внимание. Надо снова погрузиться в эту бездну и вернуть его.

Пламя свечи колебалось, словно кивало, соглашаясь с ней. Наклонившись вперед, Элис задала свечке вопрос:

— Стоит ли так делать?

Пламя снова качнулось. Девушка улыбнулась, лицо ее осветилось радостью и как будто снова посвежело.

— Оно ответило, — тихо промолвила она. — Пламя — мой помощник и советник.

В комнате царила тишина; было слышно, как в галерее кто-то настраивал лютню и взял несколько аккордов. Звуки повисли в воздухе, словно Элис, погрузившись в сомнения, остановила время.

— Это будет уже более сильная магия, — задумчиво сказала она. — Куда сильней, чем та, которую я знаю. И сильней, чем знает Мора.

Словно внимательный собеседник, пламя свечи предупредительно затрепетало.

— Но я сделаю это! — решилась Элис. — Только получу ли я в награду Хьюго?

Пламя метнулось, и крохотная искорка слетела с кончика фитиля. Элис удивленно вздрогнула и прижала ладони к губам, сдерживая смех.

— Получу! Я получу моего Хьюго! — восхищенно воскликнула она. — Все-таки добьюсь своего!

Она взяла подсвечник и направилась к двери. Пламя развевалось, как маленькое знамя, освещая стены и полог большой супружеской кровати Хьюго и Кэтрин, тень от него прыгала и скакала, как огромный зверь. Отворив дверь, Элис вошла в ярко освещенную галерею, наполненную звуками музыки. И пламя свечки, не замеченное никем, мигнуло и погасло.

Дамы сидели вокруг камина. Леди Кэтрин, согревшаяся и размякшая, откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза, слушала, как Элиза пощипывает струны лютни. Бледной холодной тенью Элис проплыла по комнате, держа в руке потемневший подсвечник, и скрылась в своей спальне.

Она плотно закрыла дверь, но нескладная мелодия, которую небрежно наигрывала Элиза, все равно доносилась снаружи. Элис прижалась спиной к двери, словно желая воспрепятствовать звукам. Она пожала плечами, как азартный игрок, которому нечего больше терять, прошла в угол, где была уборная, и закатала рукава. Сморщив от запаха нос, она сунула руку в дыру и нащупала шнурок с висящим на нем мешочком, где лежали восковые фигурки. Мешочек, весь облепленный дерьмом, прилип к стене замка. Элис никак не могла ухватить его, пальцы скользили. Наконец она поймала мешочек за уголок, оторвала от стены и вынула из дыры.

— Фу-у! — протянула она, чуть не задохнувшись от вони.

Опустив мешочек на каменную плиту очага, она попыталась развязать шнурок. Тот задеревенел и поддался не сразу, но наконец развязался, и фигурки выпали на поверхность.

Элис уже забыла, как отвратительно они некрасивы. Куколка Кэтрин с широко раздвинутыми ногами и нелепо огромным животом, фигурка старого лорда с большим носом и алчным выражением лица и Хьюго — ее возлюбленный Хьюго — со смазанными, слепыми глазами, стертыми ушами, с грязным пятном вместо рта и с безобразными обрубками вместо пальцев. Элис задрожала и швырнула мешочек в огонь; тот зашипел, и комнату наполнил теплый запах дерьма. Подвинув табуретку поближе, Элис положила все три фигурки себе на колени и стала внимательно их разглядывать.

Дверь за ее спиной тихонько отворилась, и в комнату неслышно вошла Мора.

— Ага, — с порога начала она, — я почуяла, что ты собираешься колдовать, еще когда мы болтали о новостях из Лондона. Но не думала я, что ты снова возьмешься за этих кукол.

Побледнев, Элис оглянулась и посмотрела на старуху. Она даже не попыталась прикрыть ужасные повреждения, которые нанесла фигуркам.

— Снова возвращаются силы? — спросила Мора, садясь на корточки рядом с воспитанницей.

Та кивнула.

— Наслушалась, что говорили за обедом про твой внешний вид, — догадалась Мора. — И конечно, про то, что Хьюго безумно любит жену, что она больше не боится тебя, раз ты потеряла свою красоту.

Элис молчала, уставившись на фигурки. Мора взяла кочергу и стала ковырять в очаге; одно полено упало, и в раскаленных углях образовалась глубокая дыра.

— Для тебя это было горько, конечно, слышать, — рассуждала она, глядя в огонь. — Горько и больно знать, что красота уходит и тебе мало от нее радости.

И на этот раз Элис промолчала. Куколки на ее коленях влажно блестели, по ним бегали блики пламени, словно после долгого сна у холодной стены замка к ним снова возвращались тепло и жизнь.

— Значит, тебе не понравилась измена Хьюго. — Мора смотрела не на Элис, а в самую середину огня, словно нашла там что-то интересное. — Ты видела, как он прыгает в реку, пытаясь вытащить Кэтрин. Видела, как он тепло кутает ее, сажает на лошадь и скачет во весь опор, только бы спасти ее. Видела, как он обнимает ее и целует, а теперь видишь, как он каждый день сам, по своей воле приходит к ней и каждую ночь проводит с ней в постели. И теперь она светится и расцветает от его любви. А ты, бедная и мрачная, подобна маленькому подснежнику в темном лесу. Ты растешь и цветешь в холоде и в забвении, затем завянешь и умрешь, и никто о тебе не вспомнит.