Читаем без скачивания Фантастика 2003. Выпуск 2 - Сборник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Часть вторая. Игра без правил.
9 день от первого рассвета. Семь печатей Город еще спал. Птиц не было, машин тоже, и потому тишина казалась совершенно невероятной, оглушающей. Только радовался всходящему в девятый раз солнцу мой маленький одинокий тополек на козырьке подъезда. Топольку солнце и дождь явно пошли на пользу, он ожил, окреп и выпустил почки… Еще чуть-чуть, и эти маленькие упругие кулачки превратятся в детские ладошки листиков. Еще чуть-чуть, и для нас наступит настоящая весна. Придется ждать… А я не хочу ждать! Я зажмурила глаза. Я верю, что сейчас этот полуживой тополек распустится веером ярких, зеленых листьев, нежных даже на ощупь… Я быстро открыла глаза. Н-да… Лучше Ижену о моих экспериментах не рассказывать. С повзрослевшего тополя сорвался и полетел на асфальт последний ярко-красный лист. Не пыталась бы ты строить из себя крутого сотрудника НИИ ЧАВО, а тихо-мирно ждала, пока листья сами вылезут, а? Интересно, все-таки, а в чем загадка управления этим малюсеньким мирком? Наверное, здесь, как и с выходом - у каждого свой путь. Только его надо хорошенько поискать. Или прав Ижен, и стоит лишь научиться врать самой себе? Хорошо хоть, никто не знает секрета взошедшего солнца. А я делиться плодами работы своего левого полушария не особо люблю. Пусть будет божественное вмешательство, а мы вчетвером почувствуем себя полубогами… Я вернулась от печального созерцания несчастного тополька, так и не поаплодировавшего мне своими первыми листочками, к панораме города. Панорама у меня из окна, правда, была не особо великая - так, пара домов и дорожка между ними. Но и они - это часть Города. Его маленькая артерия… Он быстро пришел в себя, этот полупустой Город, после пролившегося на него благословением дождя. Жабы и лягушки с неба не падали, чума не наступила, и городу стало мгновенно наплевать на смену закатов и рассветов. Нет, вру - не мгновенно. Перед первым рассветом мы собрались на площади перед старым добрым кафе-мороженым и смотрели, как на востоке - о, теперь у нас были географические ориентиры! Завидуйте, люди! - медленно алеет небо. Солнце взошло, все дружно ахнули, а оно продолжало медленно тащиться к горизонту и дальше, к зениту. Народ на улицах, спешащий по своим делам, то и дело останавливался посмотреть на солнце и удивиться его великолепию. На мой же вкус здешнее солнце больше напоминало очень сильную лампочку, которую не вовремя включили и от которой человек вреда не ждет, а вот таракан попытается укрыться. Ко второму рассвету народу на пятачке перед кафе-мороженым заметно поубавилось. На третий любовались лишь я и Ларс. Ларс шептал что-то насчет того, что всегда мечтал встретить рассвет с любимой девушкой, я усмехалась насчет какой-то дешевой романтики и трех рассветов подряд. На четвертый день такое развлечение надоело даже нам. Я из озорства попыталась перекрасить солнце в зеленый свет, но добилась только страшной грозы… Под упругими потоками дождя я и Ларс бежали ко мне в квартиру и мокрые и счастливые долго не вылезали из под одеяла. Да, я счастлива! А что в этом страшного? Здешние опасения и традиция не желать счастья так же глупы, как и невозможность в этом мире закатов и рассветов. Я отвернулась от панорамки города в два дома и посмотрела в лицо моего спящего мужчины. Интересно, а можно ли здесь пожениться? Мне по-прежнему не хватает мамы. И Алиски. И еще - я понимаю, что мы оба - всего лишь разложившиеся трупы на двух разных кладбищах. Но я не раскаиваюсь в содеянном. И Ларс не раскаивается. Ведь смерть дала нам возможность найти друг друга. Или я не права? Мое счастье все-таки омрачает червячок сомнения. Мне кажется, что все это - лишь передышка перед проверкой, готова ли я к аду или к раю. И Ларс это чувствует… И выход мы хотели бы найти вместе - чтобы греться на тропическом пляже или жариться на медленном огне вдвоем. Нынче, и присно, и вовеки веков. Я же и вправду счастлива… Почему у меня такое ощущение, будто я сама себя уговариваю? Сегодня я тоже встречала рассвет. Правда, без Ларса. Он спал, как ребенок, обиженно надув губы и обняв подушку, и мне стало жаль его будить. Я вышла на улицу, чтоб еще раз посмотреть на солнце - мое солнце! Мной у небес здешних выпрошенное солнце! Чтобы почувствовать его лучи на своей коже. Я по-прежнему мерзла, но мерзнуть при ярком солнечном свете было обидно, и я старалась не обращать на это внимания… Небо сейчас, ранним утром - о, боже, каким упоительным прозвучало это "раннее утро" - было удивительно далеким и надменным. На нем не осталось ни облачка - я даже порадовалась такой его чистоте. А еще мне захотелось вспомнить прошлое. Забраться с ногами в уютное кресло, налить себе кофе, взять книжку со сказками… Или погулять по городу с плеером на поясе и пуговкой наушника в ухе. Книжка… Что-то такое Ларс говорил про книжки… Точно! Библиотека! Он говорил, что там идут какие-то исследования, кто-то что-то где-то ищет. Ничего вразумительного, конечно, но почему бы и не попытаться? Вдруг и я найду что-нибудь интересное? Господи, а вдруг я найду выход? Где искать в этом сумасшедшем городе библиотеку, я не знала. Версий не было никаких. Поэтому я решила совместить приятное с полезным - поиски с прогулкой по утреннему городу, пустому от машин, людей и даже кошек с собаками. У кошек и собак какое-то свое, отдельное от людского чистилище, им не особенно нужен мой город. Да и толком побродить по доставшимся от Господа Бога, пусть и небольшим, но очень разнообразным владениям, мне не помешает. Надо же знать, к чему быть готовой в случае увеличения народонаселения в моем мирке в несколько раз в связи с внеочередным восходом солнца и загаданными желаниями, не так ли, Ирочка? Архитектура города особым разнообразием не поражала. Несколько окраинных улиц, застроенных старенькими, часто покосившимися деревянными домиками с выбитыми стеклами и сорванными с петель домами. Среди них - как петухи - "новорусские" крепости из красного кирпича, с окнами-бойницами и кованными железными заборами. Никогда не понимала этой страсти к ярко-красным кирпичным крепостям, в которых запросто можно выдержать осаду танковой дивизии. Центр тоже не поражал разнообразием. В основном - серые "сталинки" на центральном проспекте, две неработающие церкви и магазины с разбитыми витринами, да то самое, пресловутое кафе-мороженое. На весь город - десять-двадцать улиц, которые можно обойти за полчаса. Да, мой родимый областной центр определенно не справился с задачей остаться одним из крупнейших городов и сейчас тянет от силы на маленький центрик какого-нибудь Бардымского района… Наверное, все дело все-таки во мне. Библиотеку я нашла довольно быстро - она располагалась отнюдь не в огромном сером здании в центре, сейчас пустовавшем, а в период моей… жизни наполненном шумящими студентами и учеными, выглядевшими как средней руки бизнесмены, где я рассчитывала ее найти. На "Старую сказку" я набрела почти случайно. Переулок вокруг нее не изменился, разве что вывеска на самом магазине словно поблекла, превратилась в тень от сияющей неоновой рекламы, которая всегда меня слегка раздражала. Да двери из стеклянных, звенящих, превратились в деревянные, скрипучие, словно снятые со старого барского дома. Я потянула на себя дверь и оказалась в знакомом с детства магазине. Те же пыльные полки, бесконечными рядами тянущиеся к потолку, тот же знакомый с детства запах - запах приключений и волшебства, как мне казалось всегда… Тот же старенький продавец за прилавком, улыбающийся мне натянутой и грустной улыбкой. Никакого компьютерного отдела, никакой рекламы, никаких открыток… Только старый добрый "Букинист" родом из моего прошлого. Здравствуй, прошлое, давно не виделись! - Здравствуйте, Ирина… Будем знакомиться? Я хранитель здешней Библиотеки, как Вы, наверное, уже догадались… Роль не самая скучная, хотя и весьма пыльная, признаюсь, деточка. Я улыбнулась. Значит, библиотеки. Что ж, следовало ожидать, что разгадку тайны нужно искать там, где вся эта история началась. Если мне повезет, то здесь она и закончится… Ну что ж, "Старая сказка" не самое плохое место, чтобы завершить эту немного затянувшуюся игру в салочки со своим воображением. - Значит, библиотека, - повторила я уже вслух. - И что, у Вас есть, что почитать бывшей студентке, покупательнице и просто несносной девчонке? Заведете на меня читательский билет? - Да нет, можешь так взять, наша драгоценная библиотека от этого не обеднеет. Хочешь, найду для тебя "Алису в стране чудес" или "Питера Пэна"… Впрочем, милая, давай сама, ты же знаешь, где полки со сказками… Я действительно знала эту страшную тайну библиотеки острова Нетинебудет… Тут моя память меня не подведет, маршрут давно изучен и нанесен на карту моей не так уж сильно заполненной памяти. Достаточно лишь пройти во второй зал "Старой сказки", там, на крайнем левом стеллаже меня ждет целая гора сокровищ с манящими названиями и именами авторов, которыми я зачитывалась в детстве… Первым точнее, первой, на кого я натолкнулась во втором зале, была маленькая девочка. Она сидела перед стеллажом с теми самыми сказками, тесно прижавшись к нему спиной, и листала книжку с историями Андерсена. Очень красивая девочка лет восьми, с длинными вьющимися волосами и слегка раскосыми, по-кошачьи зелеными глазами… - Привет, малыш… Надо честно признать, в этой жизни не так уж много вещей, которые я не умею делать совершенно. И одна из этих немногих вещей - разговоры с маленькими детьми. Девочка подняла на меня свои удивительные зеленые глаза, моргнула и я поняла, что передо мной совсем не восьмилетний ребенок, а взрослая и мудрая женщина, знавшая много побед и разочарований, но очень от них уставшая. Что там говорил Ижен - ответ всегда можно найти в глазах, а вот внешность обманчива? В зеленых глазах маленькой девочки отражалось что-то мне совсем непонятное, то ли огонь роковой страсти, то ли огонь костра, на котором она сгорела… Она снова моргнула, и секундное наваждение прошло. Сидящая передо мной превратилась в восьмилетнего ребенка с толстой книжкой с яркими картинками на коленях. - Здравствуйте… - Что читаешь? - "Диких лебедей"… Моя любимая сказка. Хотите, я и Вам почитаю маленький отрывочек, мне очень нравится… Надеюсь, Вам понравится тоже. Я тоже любила в детстве сказки Андерсена. И особенно эту, щемяще-нежную, про прекрасную принцессу Элизу и одиннадцать ее братьев. Сейчас я усмехнулась той своей любви к сказке и удивилась подвигу матери Элизы, рожавшей, как крольчиха, по ребенку ежегодно… Неудивительно, что в конце концов она все-таки скончалась! Да ее бы в книгу рекордов Гиннеса занести, эту святую женщину! Я опустилась на пол рядом с девочкой и приготовилась слушать старую добрую сказку про то, как в одной далекой стране… Девочка слегка нахмурила брови, потом улыбнулась заискивающе и сказала: - Можно, я только не с начала начну… Я начало уже прочитала… - Валяй…То есть, конечно, читай откуда хочешь, я и так послушаю… Вас немного, птицы, братья, Горькое звучанье… Вам Полета - мне дождаться Моего Призванья… Пересчет - не досчитаюсь - Боль - спиралью… Перелетные… Пытаюсь Влиться в стаю. Но бескрылой - не подняться, Не сразиться, С ветра силой не равняться И не слиться. Это была не сказка. Точнее, совсем не та сказка, какой я ее помнила. Это были стихи - нет, даже песни, легкие, завораживающие, нежные. И живые. Исповедь Элизы, Принца - и Мачехи, взошедшей на престол, но потерявшей любовь Королевы. Девочка дочитала сказку до конца. Я еще раз посмотрела на обложку книги - Андерсен, "Сказочные истории". Распустившиеся розы и озорной Оле-Лукойе. У меня в детстве была точно такая же. Я заглянула в текст, он тоже не сообщил мне много нового: "Далеко-далеко, в той стране, куда от нас на зиму улетают ласточки, жил Король… У него было одиннадцать сыновей и одна дочка, Элиза…" - Что это было? Откуда эта сказка? Ты ее сама придумала? - Вы же видите, это Андерсен, "Дикие лебеди"… А что, Вам не понравилось? - Понравилось… - Ну, тогда до свиданья, мне надо идти. Спасибо, что послушали меня - иногда так хочется с кем-нибудь поговорить. Можно, я сделаю Вам подарок? Девочка протянула мне руку - в ней лежало что-то маленькое, зеленое. Связанная крючком шапочка - из "ириса", кажется. У этих ниток для вязания такие забавные цветочные названия… Милая и уютная такая шапочка. Я улыбнулась и примерила подарок. Получилось славно, и шапочку снимать я не стала… Она поднялась с пола одним движением, словно котенок, перехватила поудобней книжку и вышла из комнаты. Я тоже машинально поднялась, нашла на полке мою любимую "Алису в стране чудес" и вернулась в первый зал. - Ну что, Ирина, познакомились с Элизой Брониславовной? - Элизой Брониславовной? Значит, ее зовут Элиза? Тогда понятно, почему она так любит эту в сущности глупую сказку со счастливым концом… Они жили долго и счастливо и умерли в один день, отравившись некачественной водкой. Сколько ей лет на самом деле, этой вашей принцессе Элизе? - Ну, Ирин, я слишком хорошо воспитан, чтобы задавать такие вопросы дамам. Скажем так, хорошо за тридцать… Элиза - что-то вроде местного приведения, она часто сюда приходит, но почти ни с кем не разговаривает. Иногда что-нибудь вяжет, потом раздаривает свои шапочки и носочки редким посетителями библиотеки… - Элиза, однако… Вяжет и мало говорит. Это диагноз, доктор, Вам не кажется? - Говорят, что Элиза знает выход отсюда, и эти ее маленькие подарки - ваш тоже - именно то, что в ищете. А что касается сказки… Впрочем, разговор с ней должен был продемонстрировать Вам одну простую вещь. Она ведь читала вам сказку? Я улыбнулась. Читала-читала. Вполне себе сказочка, хотя я до сих пор не могу понять, что же мне должен был продемонстрировать сей литературный шедевр? Я всегда не любила недомолвки и игры-головоломки… - В этом-то все и дело, Ирина. Это не книги хранятся в нашей библиотеке - это лишь воспоминания о книгах тех людей, которые сюда попали… Вы действительно хотите посмотреть? Я удивленно кивнула. Обвела зал глазами - море поэзии, Цветаева, Блок, куда меньше прозы, в основном современная и курс школьной программы, а в блоке "Техническая литература" всего одна-две книги и журнал "Юный техник" за восемьдесят какой-то год… Я, даже, кажется его читала - презабавнейшая статья про то, как в домашних условиях смастерить паровую машину. Мечта Карлсона какая-то, а не журнальчик. Книжник грустно улыбнулся, протянул руку и достал с полки первый попавшийся том. - Вы любите Шолохова, Ирина? Смотрите, нам попался его "Тихий дон"… Я посмотрела на книжку с ужасом. "Тихий Дон" я терпеть не могла, и даже в рамках школьной программы осилила его лишь до тридцатой страницы, а потом молила Бога, чтоб он не попался мне на экзамене. Я честно призналась в этом библиотекарю. Он посмотрел на меня сквозь стекла очков укоризненно, но священное буддийское писание весом в полцентнера отнимать не стал. - Что ж, тем лучше… Пример будет весьма показательный… Откройте книгу, Ирина. Я открыла книгу. Передо мной поползли до скрежета знакомые и нелюбимые строчки, складывающиеся в слова, предложения, абзацы. - И что? "Тихий Дон" как "Тихий Дон"… У меня дома такая же книжка была, только без библиотечного клейма… - А Вы перелистните на Вашу любимую тридцатую страницу… Листать пришлось не до тридцатой, а аж до сорок первой страницы. Я мучительно и болезненно вспоминала, восстанавливала по крохам в памяти тот текст, который сейчас видела на бумаге. Но с середины сорок первой страницы книга была пуста. В ней не было ни единой строчки, ни единого знака препинания… - Видите, Ирина? Дело в том, что Вы "Тихий Дон" даже не читали… А вот я его очень люблю… Он взял у меня из рук фолиант, и по страницам быстро-быстро побежали строчки. Они складывались во все эти сотни недостающих абзацев, страниц, глав. Я улыбнулась - ба, да мой библиотекарь действительно редкий поклонник Шолохова, чего обо мне уж точно не скажешь. - Хотите, почитаю Вам вслух, Ирина… Только не обессудьте, это будет несколько вольный пересказ Шолохова, в моей интерпретации, так сказать… Я рассмеялась. Шолохов в вольном пересказе библиотекаря из Города Мертвых - это вам не фунт изюма. Это уже что-то с картинок Босха и из творчества достопочтимого Эдгара Алана По. Впрочем, напрашивается еще волей неволей еще один неприятный для меня вывод… - Спасибо, не надо. Я Вас поняла… Значит, в книгах ответа нет. - Ну почему же, Ирина, есть. Только надо очень внимательно читать между строк - и выход наверняка найдется. Главное, отыскать нужную книгу… Я взглянула на заполненные ряды полок, вздохнула и осознала, что у меня читать между строк не получалось никогда. Даже когда мне за это доплачивали в виде премий к журналистским расследованиям. Потянула на себя журнальчик "Юный техник" - он тоже был пуст, только не развороте красовалась поразившая когда-то мое воображение модель паровой машины. И надпись, мной же сделанная на полях из какого-то детского озорства - " если машина ездит на пару, это не машина, это чайник…" Если литература собрана из ваших персональных воспоминаний, это не литература, это макулатура. Я тяжело вздохнула и сказала: - Нет, пожалуй, читать мне не хочется совершенно… Я вот только возьму у вас "Алису"… Пусть это даже всего лишь мое воспоминание о ней. Я вспомнила свою Алиску - яркую, веселую, жизнерадостную - и мне стало грустно. Как она там, красавица? Увидимся ли мы с ней когда-нибудь еще, на каком-нибудь излишне запутанном перекрестке миров… Тьфу ты, блин, это на меня библиотека так влияет, что ли? - Что ж, Ирина, Ваше право. Впрочем, у меня есть для Вас подарок, тоже своего рода воспоминание о книге. Искренне надеюсь, что вам оно понравится… Старик вытащил откуда-то из под прилавка тоненькую книжечку в темно-сером переплете. Я машинально протянула руку, взяла - по пальцам прошелся легкий холодок. Книжка, хоть и тоненькая, была тяжелой. Я взглянула на обложку. "Ирина Шереметьева. Беллетэйн" Так… Прощальный, значит-ца, подарочек. Что ж… Бумага была хорошая, плотная, скользкая на ощупь. Сборник явно дорогой, хоть и тоненький, насколько я разбираюсь в издательском деле. И стихи - мои стихи - на этой дорогой, качественной бумаге - такие уверенные в себе, будто имеют право быть напечатанными. Детские, юношеские, немногочисленные уже взрослые - все вперемежку… Кассандра. Твой голос тонок, И ломок, как лезвия трав - Кричавший во сне ребенок Тоже по-своему прав. В песочных часах мгновений Хватит ли на века? Кассандра, твои моленья Всего то лишь горсть песка. Кассандра. Услышь, изведай В словах своих - чернь да яд, Увидь же - не только беды, Но о другом - молчат. Поплачь, может, станет легче Что память - для ясновидца? Кассандра - была бы певчей, А стала - крикливой птицей. Кассандра. Молчи, проклятья Придуманы не для нас… Но разве отдать объятья И блеск агатовых глаз Так сложно или позорно? Что враг твой - всего лишь бог… Кассандра, побудь же вздорной, Не выучившей урок. Последние страницы сборника были девственно чисты. Так же, как незадолго до этого страницы книги Шолохова. Что это - место под стихи, которых я не помню? Или которые еще не написала? Угадай, кто я… Что ж, попробуем. Кассандра. Опять не верю В пророчество этих уст: Сулишь мне одни потери, И дом мой в виденьях пуст… А хочется-то - покоя, Ликера на дне бокала… Кассандра, скажи такое, Чего бы и я - не знала… - Что же мне теперь делать? Ждать? Молиться? Или… Искать того, кто нашел выход? Библиотекарь посмотрел на меня недоверчиво. Поправил очки. - Вы действительно хотите с ним познакомиться? Предупреждаю Вас, Ирина, он очень стар и немного не в себе… И еще… Мне стало неуютно. От ощущения надежды - уже потерянной было надежды. Мне так захотелось, чтобы это "и еще" оказалось каким-нибудь пустяком, совсем маленьким пустячком, недостойным, чтобы быть упомянутым. - Что "и"? Он умалишенный, маньяк, серийный убийца… Хотя это глупость, конечно, мы и так все тут мертвы… - Да нет, просто, мне кажется, все это не имеет смысла. Ваша встреча с ним и любые разговоры… Я уже пробовал, толку нет… - Это что, всего лишь слухи, про то, что он нашел выход из города? Я сама хочу с ним поговорить, сама хочу знать правду! Ну? Во мне закипал гнев. Я уже давно не чувствовала себя такой разъяренной. Кошка, у которой отнимают котят, превращается в тигрицу. Дурочка, у которой отнимают надежду, превращается в валькирию. - Нет, все это правда, только я боюсь, что Вам такой выход… как бы это поточнее выразиться… не по карману? - Это почему же? Что, таможенные пошлины высокие? - Да не особенно, Ирин… Просто в устаревшей валюте. Всего-навсего тридцать серебряников… 9 день от первого рассвета. Семь труб Дом помнил многое. Он величаво плыл над городом - старый, обветрившийся особняк, в котором не одно поколение дворян мешало свое голубую кровь с алой кровью простолюдинок. Дом хранил такие тайны, о которых мне, едва разменявшей четверть века, предстояло только догадываться. Дом был страшен. Нет, не правильно - дом очень напоминал старые особняки сумасшедших миллионеров из фильмов ужасов. Наверное, поэтому он мне так понравился. Так что в дверь я постучала не задумываясь… Открывший мне дверь человек оказался стар, как руины акрополя. Я таких стариков в этом городе молодежи не встречала еще ни разу - седой почти до белизны и какой-то картинно подтянутый. И чем-то до боли напомнил мне давешнего продавца из компьютерного отдела… Наверное, мягкой учтивостью своей… - Добро пожаловать, государыня Шереметьева… Барин Вас ожидали несколько раньше, но оне в добром расположении духа нынче… Наверх проходите, там оне Вас сами встретят, нам подниматься не велено… Я вошла в дом, полная самых мрачных предчувствий. Лестница на второй этаж была под стать дому - широкая, мраморная, устланная красной ковровой дорожкой. Я шикнула на свое разыгравшееся воображение и решительно ступила на первую ступеньку. И поняла, что боюсь. Совсем как отличница, впервые прогулявшая школу. - Знаете, Ирина, со временем крайне начинаешь ценить удобство… Иуда смотрел на меня сквозь бокал с коньяком. Через тот же самый бокал на меня смотрело солнце, прочно висящее над горизонтом. Коньяк, просвеченный солнцем, и глаза Иуды были одного цвета. Цвета старого, очень хорошего французского коньяка. Я усмехнулась. Посмотрела на Иуду сквозь свой бокал, наполненный каким-то замысловатым сладеньким ликерчиком а ля бейлис. Ликерчик превратился во что-то странное нежно-зеленого цвета… - Мило… Но, Ирина, по-моему мешать не стоит… Вы и без того слегка перебрали… - А разве…ик… отрезвляющим заклятьем… ик…Вы не владеете? - Ну, протрезвить - это Вам не воду в вино превратить… Нечто в моем бокале вновь приобрело жемчужно-молочный цвет. Я сделала еще глоток и поняла, что абсолютно трезва. Как стекла в кабинете этого легендарного самоубийцы. - Нда, полезное умение, товарищ Иуда… Только вот балаганными фокусами отдает… - Ирина, балаганными фокусами отдает все мое - и Ваше - существование в этом мире. И не смотрите на меня так, мне уже несколько тысяч лет, я в эти игры давно не играю, пьяная Вы дурочка… Я смутилась. Иуда был как раз в моем вкусе - импозантный мужчина лет сорока, со слегка поседевшими висками и глазами, похожими на похмелье. Я думала, что после стольких тысяч лет в Чистилище встречу глубокого старца. Власть стереотипов сказывалась Возраст в две тысячи лет пугает и завораживает одновременно, надо признаться… Да и дворецкий, из которого разве что песок не сыплется… - Так о чем мы с Вами говорили, деточка? Он улыбнулся мне улыбкой самого продажного адвоката Голливуда, и я вновь начала строить глазки. Но тут же себя одернула и вернулась к созерцанию бликов солнца в его бокале с коньяком. - В мире, где ты заключен тысячи лет, начинаешь ценить удобство… Вот Вы, люди, за те же самые пару тысячелетий столько всего изобрели… Чем я хуже? Только тем, что мои изобретения никогда не станут достоянием общественности. - Жадный и хвастун… - Жадный. И хвастун… Но… Оглянитесь и скажите - Вам в этом мире все это надо? Я оглянулась. Кабинет как кабинет - два кожаных кресла, телевизор в полстены, очень хороший музыкальный центр, компьютер. Модем двумя зелеными глазками подмигивает, телефонный аппарат на столе какой-то жутко навороченный. С факсом и автоответчиком. - Что, прямая связь с небесами? - Нет, душенька, с землей… Дал бы Вам Вашей Алисе позвонить, но по статусу уж никак Вам такие звонки не положены… - Возникает закономерный вопрос - а что мне по статусу положено? - Ну, Ирина, подключите фантазию… Впрочем, могу сделать Вам подарок… Хотите послушать музыку, Ирина? Честно говоря, я предпочитаю джаз, но для Вас поставлю Вашу обожаемую Ксению Арбелли… Кстати, Вы не против, если мы перейдем на ты? Я была против. Говорить "ты" человеку, который старше тебя на две тысячи лет и про которого ты слишком много слышала - на мой скромный взгляд, это кощунство. Но я только едва уловимо кивнула головой, после чего расслабилась и попыталась думать. Последнее получалось плохо. Выбор композиции Иуда сделал подходящий - негромкий голосок Ксении осторожно выводил давно знакомую мне балладу. Я усмехнулась - телефон со связью, коньячно-ликерное меню, Иуда на закуску и эта вот незамысловатая песенка умершей девочки, которая сейчас уже наверняка ищет меня по всему городу вместе с моим любимым… Любимым, Господи, какое сладкое слово! Мы знакомы две тысячи лет - Мы осмеяны даже легендами, Я - Сын Божий, которого предали, Ты звенишь своей горстью монет… - А что, все так и было? - Так. Или примерно так… Тебе ведь неинтересно, да и я не уполномочен эту историю в деталях рассказывать. - Интересно, тридцать серебряников в долларах - это сколько? - Ты - не журналист желтого издания, а я - не любовница звезды, Ирина. Не будь невежливой… Мы знакомы две тысячи лет - Я - Сын Божий, израненной птицею Над тобою спешу помолиться, И собой искупаю твой грех. Я еще раз улыбнулась и закачалась на волнах знакомого голоска. Мне было хорошо, уютно и тепло. Что еще надо Владычице целого мира? - Как минимум этот самый мир… - Иуда усмехнулся почти неуловимо, но я поймала его усмешку на краю губ. - Не удивляйся… Всего лишь проницательность человека, который живет больше двух тысяч лет. И никакого чтения мыслей. Ага-ага. Чудес не бывает. Кому, как не вам, господин Иуда, это знать. Вот и мне всегда казалось, что магию выдумали отнюдь не вы и ваш старый приятель, с легкостью превращавший воду в вино. А что до мира, так куда проще, когда он сам по себе, а я сама по себе. У меня нет привычки вглядываться в отражение звезд в поверхности пруда. Мы знакомы две тысячи лет, Сыновья слишком разных традиций - Ты не раб, я не твой лавагет, Кто - колодец в пустыне - напиться? - Шутки шутками, Ирин, но мы все-таки должны поговорить серьезно… Признаться, ты мне нравишься… И уж слишком много времени я потратил на куличики в этой весьма пространственно ограниченной песочнице… - Иуда с ведерком и лопаточкой - это определенно что-то новенькое в постмодернистском видении мира… Но, месье Искариот, извольте быть хоть чуть-чуть конкретнее… Вы хотите предложить мне сделку? - Ну что ты, Ириш… Торговаться с милыми наивными девушками - не в моих правилах… Я хочу предложить тебе подарок… Я улыбнулась в ответ на незамысловатую лесть… Право, Иуда, вы само очарование, куда там стадам обнаженных херувимчиков Сикстинской капеллы… Однако же, если у змея-искусителя, предложившего Еве свой сомнительный дар, были такие же выдержанные в подвалах провинции Коньяк глаза… Отказаться от подарка, предложенного этим медовым голосом, еще сложнее. Никогда не любила коньяк, честно говоря. - Неужели спустя столько лет, в таком почтенном возрасте, Вы все еще верите в бескорыстные подарки, дорогой Иуда? Или те самые тридцать серебряников Вам тоже подарили? - Ириш, знание устройства человеческого организма и конкретно раздела «язвы» проходят на втором курсе мединститута… Ни ты, ни я там не учились… К счастью ли, к сожалению - уже не так важно. - Так, может, взамен подарка вам душу одолжить? Под расписку? - Не в моей компетенции заниматься сбором душ. Хотя могу подсказать телефончик, если тебя это так интересует… Спросишь Люцифера или Вельзевула… Я рассмеялась. Интересно, а у Люцифера какого цвета глаза? Надо бы спросить, эти двое должны быть близко знакомы, прекрасный падший ангел и этот янтарноглазый насмешник. Почему меня всегда, во всех фильмах и книжках, тянуло исключительно на отрицательных героев? - Ладно, с ролью Люцифера всегда лучше справлялся Аль Пачино… Или Джек Николсон. Вам кто больше по вкусу? - Ни тот, ни другой… На мою роль предлагаю попробовать Марлона Брандо, если уж ты начала кастинг… - Я бы тоже предпочла Николь Кидман в своей роли, но, согласно к реалиям нашего городка, придется обойтись старушкой Амалией… Но вернемся к нашим баранам. Или, исходя из контекста, агнцам? Что конкретно вы хотите мне предложить? - Нежнее, Ирина, еще нежнее… Я тебе хотел всего лишь предложить ответ на парочку мучающих тебя вопросов… - Каких это, например? - Ты никогда не задумывалась, сколько всего в отстойнике жителей? Я мысленно попробовала подсчитать. По моим самым нескромным прикидкам выходило что-то около тысячи человек… Даже при всех разбредшихся по окраинам одиночках и отшельниках… Я подняла на Иуду честные-пречестные глаза, чтобы послушать, что он скажет дальше… Уж больно смешная выходила цифра. - Вот-вот, Ирочка… Неужели ты думаешь, что в Вашем миллионном городке за последнее десятилетие - я уж молчу про предыдущие два тысячелетия - нашлась всего тысяча-другая самоубийц? Вы ведь уже догадались, что все местные братцы-неудачники покончили с собой, хоть и не помнят этого? Да и менять здешнюю архитектуру со времен основания никто не собирался, однако, не кажется ли тебе что данное поселение выглядит несколько более современно, чем Иерусалим? Иуда замолчал. Тишину по-прежнему резал на неравные ломти ускользающий голосок Ксении. Песенка про старое, но до м сих пор не забытое предательство звучала крайне неуместно. И очень-очень грустно. Я подошла к высокому окну. Город плавно ложился к подножию холма, который я еще с утра мысленно окрестила Голгофой. Все как обычно. Спутанные улицы, серые сталинки, развалюхи на окраине. Пустыри. Голые деревья. Все. Как. Всегда. Иуда подошел ко мне сзади очень тихо, музыка превратила его шаги в тени, скользящие по стенам. Опустил ладони мне на глаза… А через секунду резко отвел. Город подернулся легкой дымкой, на мгновение стал еле различимым лабиринтом, критским обиталищем минотавра, исписанной стеной плача… Старые кадры, виденные мной в научно-познавательном фильме по каналу «Дискавери». Я еще раз недоверчиво моргнула, и мой Отстойник снова налился красками и неслышными здесь звуками, стал почти физически осязаем. Средняя полоса России. Не грустное, но крайне тоскливое зрелище. Декорации к спектаклю про современных неудачников. Мы знакомы две тысячи лет - На меже, где в безумство ворота, Ты - Иуда из Кариота, Я - Сын Божий, которого нет… Музыка захлебнулась последним аккордом. Я повернулась к Иуде. - И что теперь? Вы хотите сказать, что весь этот сказочный город - всего лишь плод моего воспаленного воображения? Да, и дедушка Фрейд, и старичок Фредди потеряли в моем лице забавнейшую подружку, раз уж мне снятся такие сны… Глюки. Только мои представления о том, как должен выглядеть Отстойник заблудившихся душ… Мне было горько. Хорошо хоть Иуда не оказался добрым дядей доктором с дозой метадрина в шприце. - Что ты, Ириш, глюков здесь и без тебя хватает… Твоих, моих, Ларсовых, еще парочки залетных демиургов. Я мысленно поставила крестик - ни Ижена, ни Кэт Иуда в качестве профессиональных глюмэйкеров не помянул. А пока больше значимых, даже залетных, персонажей в моей сумеречной жизни не было. Вроде бы… - А не кажется ли вам, мой дорогой Иуда, что запереть нас в этой иллюзорной клетке - верх дебилизма? У Господа Бога что, фантазии на большее не хватило? Хотя, честно признаться, я всегда сомневалась в его фантазии - уж больно банальный мирок он сотворил за неделю, хотя воображал, с ума сойти, целую вечность… А сексуальная фантазия? Могу только обвинить его в излишней любви к Адаму… Знаете, Иуда, судя по его отношению к женщине, я свято уверена, что наш дорогой Господь - самый настоящий голубой, ревниво присматривающий на роль своих служащих наиболее умных и симпатичных мальчиков! Я выдохлась и замолчала. Иуда невесело усмехнулся, снял с моей головы Элизину шапочку и озабоченно потрепал коротко стриженную рыжую макушку… - Нет, Глазастик, мне так не кажется… Посадить детишек в манеж - это не наказание, а попытка не дать им залезть пальцами в розетку и поразбивать лбы о каменные стены… Ты просто пока еще очень многого не понимаешь, девочка… А Он… Он тебя любит, поверь мне. Просто любовь у него очень уж своеобразная. Вот и все. Я доверчиво нырнула под уверенную руку, в которую так удобно ложилась моя рыжая макушка… У меня появились серьезные сомнения, стоит ли покидать этот старинно-коньячный дом с его хозяином. Я прикусила губу, вспоминая зеленые, бездонные, беспокойные глаза Ларса и попыталась выкинуть всё понимающую улыбку Иуду из головы. Моя цена чуть выше тридцати серебряников. В дверь кабинета ненавязчиво постучали. И мне вдруг подумалось, что я не первая, далеко не первая рыжеволосая дурочка, попавшаяся в безнадежную ловушку этого кабинета и этих глаз. Иуда снова - уже привычно - усмехнулся уголками губ и негромко сказал, выпуская меня из объятий: - Войдите… - Сэр? - Да, Бэрримор? - Ужин накрыт, сэр. Мой заливистый смех раскатился по стенам кабинета, задрожал на стеклах высоких окон, заблудился среди книжных полок и вернулся ко мне. Я никак не могла успокоиться, хохотала и хохотала. Уж больно мизансцена была заезжена дешевыми любовными романами… - Не радуйтесь так, Ирина, заряженное ружье на стену я все-таки не повесил… - Надеюсь-надеюсь, - пробормотала я сквозь смех. 9 день от первого рассвета. Красный змий - А вашего дворецкого правда зовут Бэрримор? Длинный обеденный стол, по разные концы которого чинно расселись мы с Иудой, казался мне крайне неуютным. Мы, наследники несуществующего Советского союза, страдаем своеобразной кухонной агорафобией, воспитанной в нас малогабаритными квартирками и надежно упрятанной в подкорке головного мозга. Строй вилок и ножей - для устриц, для салата, для чего там еще, что едят аристократы - тоже добавлял к моей изрядной доле неуверенности свою толику. Радовало только одно - через полукилометровое минное поле стола я не могла видеть глаз Иуды, в которые я теперь вряд ли взгляну без спасательного круга. У меня было время прийти в себя и расставить все мыслимые точки нал i. - А черт его знает, Ирина, как его там зовут на самом деле. Бэрримор к запоминанию наиболее удобен… - Вот уж не ожидала от Вас такой банальности, сэээр… - невозмутимо протянула я. - Звали бы уж Митрофаном, что ли… Он вас, между прочим, барином кличет. - Ирин, тебе что, так не нравится мой дворецкий? - Нет, отчего же, милый китч избалованного мальчишки… Английская аристократия умерла бы от сердечного приступа, принимая вас в свои ряды. Вы едите на завтрак овсянку? - Я вообще не завтракаю, Ирина. Хотя в моем возрасте давно пора не ужинать… Он тихонечко постучал краем ножа по бокалу, кажется, для шампанского… Или для белого вина? Вот черт! Иуда тоже хорош - а как же колокольчик для прислуги, а, Дюк Искариотский? В зал величаво вплыла высокая мулатка в ослепительно белом переднике… Глаза ее, похожие на перезревшие вишни, томно и преданно уставились на хозяина, чересчур полные, на мой циничный взгляд, губы слегка приоткрылись… - Да, мосье? - с незабываемым акцентом мексиканских окраин протянуло неземное видение, слегка качнув белой наколкой на темных завитках кудряшек. Я не выдержала и прыснула в сжатый кулак, делая вид, что раскашлялась… Бокалы на моем краю стола насмешливо зазвенели. - А вашу девицу, дорогой Иуда, случаем, не Кончитой кличут? Вы ее для пущего эффекта еще на столе разложите, в качестве главного блюда… В такие минуты я начинаю жалеть, что моего прадеда звали не Влад Цепеш… Но насмешили, насмешили… А теперь хватит пускать пыль в глаза, за две тысячи лет пора бы научиться быть более оригинальным в подборе персонала. Или начать обходиться без слуг… Иуда нахмурился. Южная красотка цвета кофе с молоком заметно побледнела, усохла. Губы вытянулись в тонкую линию… Шальные вишни глаз сменили цвет на блекло-голубой. - Бэрримор, а как вас на самом деле зовут? - Алекс, мадмуазель… Что ж, думай что хочешь. Даже в имена всеобщая глобализация и стиль унисекс внесли свои поправки. Ну и ладно… Дворецкий снял с идеального пробора нелепую наколку и