Читаем без скачивания Американские боги - Нил Гейман

Они вышли к фактории, и там их держали десять дней. На утро третьего дня их вывели из хижины, где они сидели в заточении (в последние дни тут стало совсем тесно, ибо отовсюду приходили мужчины, приводя с собой вереницы и стайки рабов). Их погнали в гавань, и Вутуту увидела корабль, который вскоре увезет их прочь.

Сперва она подумала, какой он большой, а потом – какой он маленький, им всем в него никак не поместиться. Корабль легко покачивался на волнах, неглубоко сидел в воде. Лодка с корабля сновала взад-вперед, перевозя пленников на борт, где матросы заковывали их в кандалы и уводили в трюмы, у кое-кого из матросов была кожа красная, как кирпич, или цвета выделанной шкуры, странные острые носы и бороды, делавшие их похожими на животных. Несколько матросов выглядели как люди из ее народа, как те, кто пригнал ее на побережье. Мужчин, женщин и детей разделили, загнали в отдельные загоны для рабов в трюме, А рабов на корабле было слишком много, так что дюжину мужчин приковали на верхней палубе под теми местами, где натягивала на ночь гамаки команда.

Вутуту отправили к детям, а не к женщинам, и ее не заковали, а только заперли в колодки. Агасу в цепях погнали к мужчинам, набитых в загон что селедки в бочке. В трюме воняло, хотя матросы и отскребли его после прошлого груза. Но вонь въелась в дерево, вонь страха и блевотины, вонь поноса и смерти, вонь горячки, безумия и ненависти. Вутуту сидела в трюме с другими детьми. По обе стороны от нее потели дети. Качка с силой бросила на нее маленького мальчика, и он извинился на языке, который Вутуту не узнала. Она попыталась улыбнуться ему в полутьме.

Корабль поднял паруса. Теперь он низко осел в воде.

Вутуту думала о краях, откуда приплыли белые люди (пусть никто из них и не был по-настоящему белым: их лица обветрились на море и загорели на солнце, и кожа у них была темная). Неужели у них настолько мало еды, что им приходится посылать корабли в ее дальнюю землю, чтобы там купить себе людей на пропитание? Или ей предстоит стать лакомством, особым кушаньем для тех, кто съел так много всего, что только черная плоть в котлах способна наполнить их рот слюной?

На второй день плавания налетел шквал, он был не сильный, но палуба вздымалась и падала, и запах блевотины смешался с запахами мочи, жидкого кала и потного страха. Из отверстий для воздуха в потолке трюма дождь поливал их как из ведра.

Прошла неделя, и земля давно уже скрылась за горизонтом, тогда с рабов сняли оковы. Их предостерегли, что любое неповиновение, сопротивление или протест, – и их накажут так, что они и представить себе не в силах.

Утром узников накормили бобами и галетами и каждому дали по глотку сока лайма с уксусом, от которого сводило скулы, и рабы кашляли и плевались, а кое-кто даже стонал и выл, когда черпаками раздавали лаймовый сок. Но выплюнуть они его не могли, если их ловили за этим, то били кулаками или секли кнутом.

Вечером была солонина. Вкус у нее был неприятный, и серую поверхность мяса покрывала радужная пленка. Так было в начале плавания. По мере того как шли дни, становилось все хуже.

Когда удавалось, Вутуту и Агасу сидели, тесно прижавшись друг к другу, говорили о матери, о доме и товарищах по детским играм. Иногда Вутуту пересказывала Агасу истории, которые слышала от матери, истории о Легбе, самом коварном среди богов, кто служил глазами и ушами Великого Маву, кто уносил творцу мира просьбы людей и доставлял его ответы.

Вечерами, чтобы скрасить монотонность плавания, матросы заставляли рабов петь песни и танцевать танцы их родной земли.

Вутуту посчастливилось, что ее загнали с детьми. Детей было слишком много, и внимания на них не обращали. Женщины были не так удачливы. На некоторых рабовладельческих кораблях рабынь многократно насиловала команда, считая это негласной привилегией плавания. Этот корабль был не из таких, что, однако, не исключало изнасилований.

Сотня мужчин, женщин и детей умерли в этом плавании, а тела их сбросили за борт; а некоторых узников бросали еще живыми, но зеленая прохлада океана охлаждала их предсмертный жар, и он тонули, ударяя по воде руками, захлебываясь, теряясь.

Сами того не зная, Вутуту и Агасу плыли на голландском корабле, но это вполне мог бы быть английский корабль или португальский, испанский или французский.

Черные матросы на корабле, с кожей более темной, чем у Вутуту, говорили пленникам, куда идти, что делать, когда танцевать. Однажды утром Вутуту поймала на себе пристальный взгляд одного из черных стражников. Когда она ела, этот человек подошел и стал смотреть на нее, не говоря ни слова.

– Зачем ты это делаешь? – спросила она. – Зачем ты служишь белым дьяволам?

Он усмехнулся, словно вопрос был самой смешной шуткой, какую он когда-либо слышал. Потом наклонился так, что его губы почти коснулись ее уха, а дыхание было столь жарким, что ее едва не стошнило.

– Будь ты постарше, – сказал он ей, – я заставил бы тебя кричать от счастья, что вставил в тебя мой член. Может, сегодня я так и сделаю. Я видел, как хорошо ты танцуешь.

Она поглядела на него орехово-карими глазами и решительно, даже с улыбкой произнесла:

– Если ты вставишь его в меня, я откушу его зубами, которые у меня внизу. Я колдунья, и зубы у меня там очень острые.

Ей понравилось, как изменилось его лицо. Не сказав ни слова, он ушел.

Слова сами вырвались у нее изо рта, но это были не ее слова: она их не думала, она их не произносила. Нет, поняла вдруг она, это были слова обманщика Легбы. Маву сотворил мир, а потом, благодаря хитрости Элегбы, потерял к нему интерес. Это Элегба, бог ловких проделок и вставших, как жезлы, членов, говорил ее устами, это он на мгновение вошел в нее, и той ночью перед сном она вознесла благодарность Элегбе.

Несколько рабов отказались есть. Их секли, пока они не клали еду в рот и не глотали, хотя сама порка была столь суровой, что двое мужчин от нее умерли. И все же никто больше не пытался уморить себя голодом, дабы обрести свободу. Мужчина и женщина попытались убить себя, спрыгнув за борт. Женщине удалось. Мужчину спасли и, привязав к мачте, секли большую часть дня, пока вся спина у него не превратилась в кровавое месиво, и его оставили привязанным, когда день сменился ночью. Ему не давали еды, а пить давали только его же мочу. На третий день он стал бредить, и голова у него вздулась и размякла будто старый арбуз. А когда он перестал бредить, его бросили за борт. А также на целых пять дней после попытки бегства рабов вновь заковали в кандалы и цепи.

Это было долгое путешествие, для рабов тяжкое, а для матросов неприятное, пусть они и очерствели сердцем в своем ремесле и перед самими собой делали вид, будто ничем не отличаются от фермеров, везущих на рынок кур и коров.