Читаем без скачивания Французский палач - Крис Хамфрис

— Конечно. Моя семья сделает все, чтобы помочь моим друзьям.

Однако Фуггер не мог определить, как он на самом деле относится к этому решению Жана. Он думал о матери и сестре. А еще — об отце и о том, что его любимый город оказался во власти сумасшествия. Не такого сумасшествия, какое он видел в Марсхейме. Но возможно, не менее страшного.

Жан продолжил:

— Мы скажем, что мы наемники и пришли предложить свои услуги.

Иоганнес расхохотался:

— Они вас в ту же секунду повесят! За них солдаты удачи не сражаются. Только воины Христа.

— Тогда мы назовем себя воинами Христа. Говорить будет Фуггер.

Все устроилось очень быстро. Иоганнес командовал отрядом, которому было поручено следующие три ночи под покровом темноты искать слабые места в обороне противника. Они обнаружили в одной из стен пролом, где неумелым бомбардирам епископа все-таки удалось добиться успеха. Швейцарец послал за своим помощником, уродливым гессенцем по имени Франк. Франк согласился захватить тот участок стены и удерживать его недолгое время, чтобы в город успели проскользнуть два человека.

Атака была назначена на полночь. Они поели, выпили и немного поболтали. Волнение Фуггера сменилось странным оцепенением, только взгляд его остался беспокойным и все время перебегал с места на место. Хакон и Джанук тоже молчали, по-прежнему не одобряя решения Жана.

Когда полночь была уже совсем близко, Жан заговорил:

— Каждую полночь следите за башней слева от того места, где мы войдем в город. Мы дадим вам оттуда сигнал в одну из ночей, начиная с третьей. Если вы увидите, как там полощется белая тряпица, это значит, что мы идем — и идем быстро. Будьте готовы.

— Будем, — проворчал Хакон. — Но я все равно считаю, что это — безумие.

— Ты считаешь правильно. Но у меня нет выбора.

— Не вижу, почему и мне нельзя с вами, — все так же недовольно проговорил Хакон.

Жан улыбнулся:

— Потому что, судя по тому, что мы слышали, горожане уже десять месяцев медленно умирают с голода. Мы еще сможем остаться незамеченными. А ты…

— Ты хочешь сказать, что я — толстяк?

Хакон выпрямился во весь рост и гневно уставился на Жана сверху вниз.

— Ничуть. Ты — воин в расцвете сил. Люди не смогут не обратить внимания на то, как ты великолепен. Они будут сбегаться и глазеть на тебя, как на бога. А похоже, что богов там и без того хватает.

Даже Фуггер отвернулся, чтобы спрятать улыбку.

— Кроме того, — продолжил Жан, — куда бы ты ни шел, за тобой следует этот огромный волк. А город осажден. Ты ведь не хочешь следующей ночью ужинать тушеным Фенриром?

При упоминании своего имени пес заворчал. В эту минуту в дверь хижины заглянул Франк.

— Пора, — коротко объявил он и снова исчез.

— Ладно, — проворчал скандинав. — Но руку-то ты оставишь?

Жан повесил на перевязь меч, взял седельную сумку с припасами и наконец бархатный мешочек. Он секунду смотрел на него, а потом принялся обматывать его заранее приготовленной полосой ткани, которую завязал вокруг себя так, чтобы рука оказалась у него на пояснице.

— Не оставлю. Только я могу исполнить свое обещание. Нет, Хакон, не надо спорить. Я вернусь через три ночи с рукой, с Бекком и фуггеровскими деньгами, которые помогут нам добраться до Франции и до Луары, чтобы закончить начатое. Через месяц мы сможем вернуться в Монтепульчиано, если захотим. И там будем толстеть на здоровье.

Они направились к насыпи, откуда должно было начаться нападение. Пятьдесят солдат стояли в бледном свете луны, напоследок осматривая свое оружие и снаряжение. Франк расхаживал вдоль рядов, негромко переговариваясь с командирами. Спустя несколько минут он дал Жану знак, что все готово.

— Да хранит вас Аллах, — сказал на прощание Джанук и, подмигнув, добавил: — Остерегайтесь черных вдов!

По рядам разнеслась негромкая команда, и отряд занял исходную позицию. Жан и Фуггер встали позади солдат. Последние минуты немец беспрерывно разговаривал с Демоном, после чего отпустил ворона. Птица взлетела и уселась на краю тура. Какой-то суеверный солдат бросил в нее камень, и птица снова взлетела, презрительно каркнув.

— Пора! — тихо объявил Франк и повел отряд на приступ.

Они были в двадцати шагах от стены, когда ночную тишину разорвал крик:

— К оружию, к оружию! Враги наступают!

Три аркебузы выстрелили еще до того, как нападавшие добрались до рва. К стене быстро приставили деревянные лестницы, и хотя на бастион уже выбежали проснувшиеся защитники, их казалось смехотворно мало по сравнению с силами наемников. Вооруженные короткими пиками, двуручными мечами и кинжалами немцы и швейцарцы быстро сбросили горожан с вершины полуразрушенной стены. Франк сбежал по осыпи на другую сторону и с неожиданной для его невысокого роста силой принялся орудовать огромным двуручным мечом. Уже через несколько секунд отряд прорвался через пролом и установил аркебузы, готовясь вести огонь. Недружным залпом была отброшена первая волна контратакующих. Какое-то время огонь вели только наемники.

— Вам пора! — Франк снова оказался на верху стены и говорил, обращаясь вниз, туда, где скорчились Жан с Фуггером. Они поспешно вскарабкались по камням и обломкам и пригнулись, устроившись рядом с ним. — Я видел все, что нужно. Лучше всего пройти вон там. Удачи!

Капитан наемников указал на ту часть стены, где каменная осыпь спускалась до уровня мостовой. Там стояли полуразрушенные дома; почти все крыши сорваны, чтобы строение не могло загореться во время штурма, поскольку огонь распространился бы тогда на весь город. Эти здания казались нежилыми, и Жан поспешно начал спускаться по ненадежной осыпи, пользуясь прикрытием очередного залпа.

Двое товарищей побежали, ныряя из тени в тень, и скоро добрались до ближайшего дома. Его стены совсем развалились, так что с улицы можно было заметить любое движение внутри руин. Поэтому, когда шум, создаваемый отступлением Франка, стал громче, Жан с Фуггером перебежали в следующий дом. Там им попались обломки мебели, и они быстро соорудили себе небольшое укрытие. Жан осторожно выглянул из-за столешницы, наблюдая за финальным этапом отступления. Получившие подкрепление защитники города снова заняли стену. Когда последний пороховой выстрел растаял в темноте, а наступившее молчание нарушили презрительные крики мюнстерцев, Жан плюхнулся на пол, привалился спиной к столу и начал жевать кусок вяленого мяса.

— Выберемся отсюда на рассвете. Когда вокруг появятся люди, — сказал он.

Казалось, Фуггер не слышал. Он лежал на полу, уткнувшись лицом в руки и закрыв глаза. Его терзали видения — не менее страшные, чем те, что преследовали его под виселицей. Это был его родной город, но во что этот город превратился за семь лет его отсутствия? Альбрехт не мог поверить рассказам! Чтобы чинный Мюнстер стал прибежищем фанатиков и людоедов? Неужели его собственная семья могла стать такой? Его добрая мать, его смешливая сестра? И даже его несгибаемый, высокоморальный отец? Фуггер сказал себе, что только время ответит на эти вопросы.