Читаем без скачивания Поверженный Рим - Сергей Шведов

– Я бы на твоем месте вернулся в Ровену, сиятельный Олимпий, – посоветовал магистру двора сенатор Пордака.

Увы, его совет запоздал. Злую шутку с сердечным другом божественного Гонория сыграли римские дороги, позволившие готам с завидной быстротой двигаться по территории империи. Готы окружили город раньше, чем Олимпий успел высунуть нос за ворота. Магистр отнесся к возникшей ситуации с нерушимым спокойствием, благо его жизни пока ничто не угрожало. И ему было чем заняться в Риме. Предусмотрительный магистр захватил из Ровены опытных ищеек, которым предстояло в короткий срок отыскать в огромном городе след благородной Галлы Плацидии. Руководил ищейками вольноотпущенник Фавст, пройдоха из пройдох, оказавший Олимпию массу услуг в делах подобного рода. Людей Фавст подбирал тщательно, обращая особое внимание на моральные качества. В том смысле, что эти качества не должны были мешать агентам в трудной и ответственной работе. Среди этих отборных проходимцев было немало римлян, знавших родной город как свои пять пальцев. Задача перед ними стояла непростая, зато и деньги им были обещаны немалые. Самоуверенный Фавст клятвенно заверил Олимпия, что найдет благородную Галлу за семь дней, максимум – за пятнадцать. Но, разумеется, только в том случае, если сестра императора находится в Риме.

Олимпий остановился в доме своего дальнего родственника, сенатора Серпиния, служившего нотарием сначала императору Валентиниану, а потом императору Грациану. Достичь высоких чинов Серпинию помешала болезнь, а точнее, душевная рана, полученная при весьма прискорбных обстоятельствах. Сиятельный Олимпий своего болтливого родственника слушал вполуха. Старик, и в молодости не отличавшийся умом, с годами окончательно впал в маразм и временами нес совершеннейшую чушь. Тем не менее в сенате, где дураков и без Серпиния хватало, считали его отменным ритором, о чем он сейчас с гордостью заявил своему гостю.

– А какой вопрос вы обсуждали? – спросил Олимпий, кося глазами на морщинистое личико глупого сенатора.

– Сиятельный Аттал настаивал на переговорах с готами, но я ему сказал, что считаю позорным для христианина переговоры с демоном, сыном Сатаны.

– А кто сын Сатаны? – не сразу сообразил Олимпий.

– Я имею в виду рекса Валию, сына демона Оттона.

– Подожди, – придержал магистр родственника, окончательно впадающего в маразм. – Ты же сказал, что он сын Сатаны.

– Сыном Сатаны его назвал епископ Рима Иннокентий, но я точно знаю, что он сын демона, называвшего себя Оттоном. Я собственными глазами видел, как тело Оттона обрастало шерстью. А из его окровавленной пасти торчали огромные клыки.

– И где это было? – насторожился Олимпий.

– Во дворце высокородного Федустия, бывшего сорок пять лет тому назад комитом агентов у императора Валентиниана. Сам Федустий пал в борьбе с демонами, вызванными из ада матроной Ефимией, матерью того самого Аталава, который одним взглядом бесовских глаз оплодотворил несчастную Галлу.

– Откуда у тебя эти сведения? – спросил магистр у Серпиния.

– От сенатора Пордаки, – охотно отозвался на вопрос гостя польщенный его вниманием хозяин.

– Пордака – это старый хрыч, опухший от обжорства и пьянства? Я видел его в доме префекта Аттала.

– Он самый, – подтвердил Серпиний. – Это Пордака больше всех кричал в сенате о переговорах с готами. И даже, представь себе, предлагал назначить рекса Валию префектом Испании. А ведь он знает, с кем имеет дело в лице этого гота! Знает, сиятельный Олимпий! Ибо Пордака был едва ли не единственным человеком, уцелевшим в бойне, устроенной демонами на вилле покойного Гортензия. И в подвале дома Федустия он тоже был! И собственными глазами видел, как демоны обрастают шерстью. Я тебе вот что скажу, сиятельный Олимпий: именно тогда Пордака продал душу демонам. Продал за очень большие деньги. А иначе откуда у него столько имущества, ведь его отец, по слухам, был простым рыбным торговцем. Ныне Пордака величает себя патрикием, но ведь все в сенате знают, что это наглая ложь.

– А где находится дом Федустия?

– Рядом с театром Одеона, – махнул рукой Серпиний. – Вот ты мне скажи, сиятельный Олимпий, зачем богатому человеку, владеющему десятком дворцов в Риме, Медиолане и других городах Италии, покупать на старости лет еще один дом, ничем вроде бы не примечательный?

– Зачем? – тупо спросил Олимпий, окончательно утонувший в маразме своего родственника.

– На месте этого дома когда-то стоял этрусский храм, – понизил голос почти до шепота Серпиний. – Его разрушили очень давно наши предки, когда здесь обосновались. Это было еще во времена первых римских царей. Но ведь демоны-то остались! Они и породили тех самых готов, которые теперь пришли, чтобы отомстить Великому Риму за обиду, причиненную когда-то.

– Именно это ты и сказал в сенате? – спросил дрогнувшим голосом Олимпий.

– Конечно, – горячо отозвался Серпиний. – А иначе сенаторы не устояли бы против посулов коварного Пордаки.

Магистр двора тихо ужаснулся. Город Рим и без того был переполнен слухами, и если речи безумного сенатора Серпиния дойдут до ушей обывателей, в городе начнутся такие чудеса, что не поздоровится никому.

Олимпий метнулся к окну, выходящему на улицу. К счастью, в городе пока было тихо. Но это пока. Обиженный готами Рим медленно пережевывал откровения старого маразматика, свихнувшегося на почве языческих культов. Сам Олимпий был человеком разумным и верить в демонов категорически отказывался. Зато он очень хотел бы знать, что же произошло сорок пять лет тому назад на вилле ростовщика Гортензия. А произошло, судя по всему, нечто действительно незаурядное, если ходом расследования этого странного дела интересовался сам император Валентиниан.

– А когда сенатор Пордака купил дом Федустия? – спросил Олимпий у притихшего Серпиния.

– Полтора месяца назад. Причем сделал он это тайком. Я только недавно узнал от благородной Пульхерии, что дом этот принадлежит сейчас Пордаке.

Олимпию тоже показалось странным, что старый человек, не обремененный семьей и владеющий в Риме едва ли не самым роскошным дворцом, вдруг приобретает в собственность заурядный дом, коих в городе сотни. Вот только выводы из этого странного случая он сделал совсем иные, чем сенатор Серпиний. Пордаке дом понадобился не для себя, а для одной молодой особы, местонахождение которой надо было во что бы то ни стало держать в тайне. Вот только непонятно, чем руководствовался старый сенатор, пускаясь во все тяжкие. Неужели он пошел на риск только ради того, чтобы угодить префекту Атталу, затеявшему интригу против императора? А ведь Пордака слишком опытен, чтобы не понимать, чем может обернуться для него участие в этом деле. У Гонория, каким бы слабым он ни казался римским патрикиям, на старого Пордаку сил хватит. В порошок он его сотрет и не поморщится. Но прежде чем Гонорий доберется до сенатора, неплохо бы Олимпию пошарить в мошне старого выжиги.