Читаем без скачивания Андрей Боголюбский - Алексей Карпов

Зато в союзе с Мономашичами выступили князья «Ольгова племени» — новгород-северский князь Олег Святославич и его младший семнадцатилетний брат Игорь — будущий заглавный герой «Слова о полку Игореве». Занимавший черниговский стол князь Святослав Всеволодович участия в событиях не принимал, не поддержав ни одну из сторон. Его нейтралитет, несомненно, был на руку Андрею.

Позднейшие источники значительно расширяют список участников похода. По свидетельству Никоновской летописи XVI века, в походе приняли участие «иных множество князей» (в частности, упоминаются «муромстии князи из Мурома»), а также «половецкие князи с половци, и угры, и чяхи (чехи. — А. К.), и ляхи, и литва, и многое множества воиньства совокупився идоша к Киеву»{256}. Что касается половецкого войска, то сведения московского книжника заслуживают внимания, хотя ранние летописи о половцах в составе Андреевой рати не упоминают. Но об участии «поганых» в последующем разграблении Киева и окрестностей они говорят определённо, и можно допустить, что то были не одни лишь ковуи и прочие «свои поганые», перешедшие на сторону враждебных Мстиславу князей, но и «чужие» кочевники. Мы помним, что с половцами отлично ладил сам князь Андрей, нередко возглавлявший их отряды при жизни отца. Позднее, правда, он не привлекал их к участию в своих походах — во всяком случае, сведений на этот счёт в источниках нет. Зато половцев использовал в качестве союзников в своих войнах его брат Глеб, один из участников коалиции, такой же наполовину половец по крови, как и его брат.

Ничего мы не знаем об участии в междоусобных войнах того времени язычников-литовцев; скорее всего, упоминание о них московского книжника — вымысел, дань традиции более позднего времени. Очень может быть, что то же самое относится и к венграм, полякам и чехам. Чешские земли вообще не граничили в то время с русскими, а потому представить чехов в числе участников русской войны непросто. Что же касается Польши и Венгрии, то с правителями этих стран из русских князей — участников конфликта — больше всего сотрудничал именно Мстислав Изяславич, женатый на сестре польского князя. Бывал Мстислав и в Венгрии, куда ездил по поручению отца и откуда приводил ему в помощь венгерское войско. И «ляхи», и «угры» во внутренних русских конфликтах, как правило, поддерживали отца Мстислава, а затем и его самого — как, например, весной 1167 года. (Ещё болыпие связи с Венгерским королевством имел князь Владимир «Матешич», женатый на венгерке, но он, как мы уже говорили, оставался в стороне от происходящего.) Впрочем, мы, разумеется, не можем исключать того, что какие-то польские или венгерские отряды, равно как и половецкие, могли присоединиться к кому-либо из выступивших на Киев князей.

Войско действительно оказалось огромным («яко песку», по выражению позднейшего украинского летописца). Местом сбора объединённой рати был избран Вышгород, близ Киева. В этом городе сидел на княжении Давыд Ростиславич, один из главных зачинщиков войны. От Вышгорода войско двинулось к Дорогожичам — пригороду Киева, к северо-западу от самого города, несколько выше по течению Днепра (сейчас это имя носит одна из станций Киевского метрополитена). Сюда сходились пути, шедшие из Вышгорода, Чернигова и Смоленска. Здесь издавна останавливались князья, ищущие «златого» киевского стола, и часто разыгрывались кровавые сражения — не случайно «кровью политой» называл эту землю летописец. Войска встали у монастыря Святого Кирилла. Случилось это в «Фёдорову неделю», то есть 9 марта, в первое воскресенье Великого поста. Ауже на следующий день, в понедельник 10 марта, войска «оступиша весь град Киев». Мстислав Изяславич затворился в городе; «и бьяхутся из города, и бысть брань крепка отвсюду».

Заметим, что участников похода ничуть не смутило то обстоятельство, что военные действия пришлись на начало Великого поста — время, когда прежде русские князья боялись проливать кровь и спешили заключить мир друг с другом — даже к явной своей невыгоде. (Так, в 1116 году дед Андрея Владимир Мономах согласился на мир со своим заклятым врагом минским князем Глебом Всеславичем, «съжалися тем, оже проливашеться кровь в дни постьныя Великого поста»{257}. И это не единственный пример такого рода.) Но времена изменились, и нравственные барьеры преодолевались теперь заметно легче.

Осада города продолжалась всего три дня. «Мстиславу изнемагаюшу в граде», — свидетельствует киевский летописец. Торки и берендеи, составлявшие, наряду с дружиной Мстислава, основу его войска, быстро уяснили для себя бесперспективность сопротивления превосходящим силам противника, а потому «льстяху под Мстиславом», то есть вступили в тайные переговоры с осаждавшими Киев князьями. Сделать это им было тем проще, что на сторону враждебных князей уже перешли их единоплеменники — ковуи. Измена «поганых» ускорила развязку[122].

Решающим оказался удар с противоположного Дорогожичам и, вероятно, менее укреплённого направления. На третий день осады сборная дружина, составленная из отрядов всех одиннадцати князей, ударила в тыл Мстиславу: войско прошло «Серховицею», то есть через Серховицкий, или Юрковицкий, ручей, и «ринушася к ним, долов, у зад Мьстиславу начаша стреляти». (В более позднем Московском летописном своде конца XV века сказано проще, без неясных и запутывающих дело подробностей: «И стояша 3 дни у города, и в третий день приступиша вси князи к граду со всею дружиною и взята Кыев».) Сил удержать город у Мстислава не было. Дружина обратилась к нему буквально с воплем отчаяния: «Что, княже, стоиши? Поеди из города, нам их не перемочи!» И Мстиславу не оставалось ничего другого, как принять этот совет. Он бежал к Василеву, но его по пятам преследовали «чёрные клобуки» — те самые ковуи, «Бастеева чадь», которые прежде верно служили ему. «Поганые» нагнали Мстислава и «начаша стреляти в плечи ему и много изоимаша дружины около его». Летописец называет по именам нескольких наиболее видных бояр Мстислава, которые попали в плен к «поганым»: Дмитр Хоробрый, дворский Олекса, Сбыслав Жирославич, Иванко Творимирич, Родион, княжеский тиун[123], «и ины многы». Самому Мстиславу удалось спастись, а вот его жена-полька и дети были захвачены в Киеве князьями. За рекой Унавой (приток Ирпеня) Мстислав встретился с братом Ярославом, и дальше они вместе направились к Владимиру-Волынскому.

Киев был взят 12 марта, в среду второй недели Великого поста[124]. «И поможе Бог и Святая Богородица и отня и дедня молитва князю Мстиславу Андреевичу с братьею своею, и взята Кыев, егоже не было никогда же», — с видимой гордостью записывал суздальский летописец. «Дедня молитва» — это молитва к Богу давно умершего князя Юрия Долгорукого, деда князя Мстислава Андреевича. В древней Руси считали, что небесное заступничество умерших предков имеет особую силу и Бог прислушивается к ней куда скорее и охотнее, чем к молитвам живущих. (Иногда в этом видят отголоски древнего, ещё языческого по своему происхождению почитания Рода и родичей — но преломлённого в новом — уже христианском — духе{258}.) Но летописец упоминает и об «отней» молитве, то есть о молитве к Богу здравствующего князя Андрея Юрьевича, отца Мстислава. Получается, что и его молитва обладает такой же исключительной силой и Бог также прислушивается к ней с особым вниманием. А вместе с тем получается, что и он, Андрей, — пусть и находящийся в далёком Владимире или Боголюбове — принимал участие в сокрушении ненавистного ему стольного города Руси, незримо присутствуя при его разгроме.