Читаем без скачивания Линия красоты - Алан Холлингхёрст

— Выйдем через боковой вход, — сказал мужик; звали его Джо.

— Ладно, — сказал Ник.

И они прошли через боковой бар: Ник прижимался к Джо, положив руку на его широкое плечо, и смотрел прямо перед собой, чтобы не наткнуться взглядом на парня в смешной шляпе, которого когда-то любил.

— Ух ты! — сказал Трит. — Салат «Анютины глазки»?

— Очень вкусный, — сказал Ник.

Трит уставился на него из-за края бокала, пытаясь понять, не шутит ли он.

— И что, он весь из анютиных глазок?

— Это вы о чем? — спросил Брэд.

— Да нет, — сказал Ник. — Обычный салат-латук, просто украшенный сверху одним-двумя цветками.

— A-а, а я-то думал… — кокетливо протянул Трит[20].

— Это символ, — пояснил Ник.

— Пожалуй, стоит попробовать, — сказал Трит.

— Непременно попробуйте! — посоветовал Ник.

— Да вы о чем? — недоумевал Брэд.

— Трит хочет попробовать салат «Анютины глазки», — объяснил Ник.

— A-а… подождите-ка… салат «Анютины глазки»… ага, понял, прикольно!

— Вот и я говорю, — с легким нетерпением отозвался Трит.

Ник с улыбкой обвел взглядом ресторан, с некоторым облегчением обнаружив за одним столиком двоих знаменитых писателей, а за другим — известную актрису. Брэд Крафт и Трит Раш, владельцы американской кинокомпании, оказались удивительно жадны до новых знакомств. Брэд Крафт вполне соответствовал своему имени — высокий, мускулистый, красивый, с обаятельной ленивой улыбкой, однако соображал он, как видно, туго. Трит Раш — невысокий, с Ника ростом, — говорил не умолкая и постоянно поправлял маленькой ручкой с изящными наманикюренными пальцами пушистую белокурую челку. Они приехали на свадьбу Ната Хэн-мера, но собирались остаться в Британии на весь октябрь («Все, что угодно, лишь бы избежать осени в Новой Англии!» — объяснил Трит). Сегодня им предстояло вести переговоры о фильме, однако американцы не отрывались от своего излюбленного занятия — оглядывали местность в поисках знаменитостей и засыпали Ника вопросами о том, кто кому кем приходится, чем занимается и какой титул носит. Видно было, что их увлекает сам процесс расспрашивания, ответы они слушали невнимательно. Ник чувствовал, что американцы готовы заскучать, и надеялся, что поход в «Гасто» их развлечет. Он уже заметил, что Трит бросает долгие заинтересованные взгляды на кухню, отгороженную от зала голубоватой стеклянной стеной: цветное стекло превращало неустанную работу повара и его поварят в какую-то эротическую пантомиму.

— А Джулиуса Фунта вы знаете? — спросил Брэд.

— Да, встречался с ним, — ответил Ник.

— И что, это человек известный? И кажется, богатый, верно?

— Да, — ответил Ник. — Его семье принадлежит огромный старинный дом в Норфолке и знаменитая коллекция живописи. Честно говоря, я всегда думал…

— А Помона Бринкли? — перебил его Трит. — Мы с ней встречались. Она кто такая?

— Я ее не знаю, — ответил Ник.

— Потрясающая женщина, — сказал Трит.

— И еще, мы познакомились недавно с одним лордом, Джоном… Фэншо, кажется? — продолжал Брэд. — Так вот, он о вас очень лестно отзывался! Говорил, вы самый обаятельный человек в Лондоне!

— Точно, — подтвердил Трит и выжидательно уставился на Ника.

— Должно быть, он меня с кем-то перепутал, — скромно ответил Ник, счастливо избежав признания в том, что никогда даже не слышал имени лорда Фэншо.

— А Ната вы хорошо знаете, верно? — не отставал Трит.

— Да, конечно, — с облегчением переходя на более твердую почву, ответил Ник. — Мы с ним вместе учились в Оксфорде. Хотя в последнее время я чаще вижусь с его матерью, чем с ним. Видите ли, его мать — лучшая подруга моей хорошей и близкой знакомой, Рэйчел Федден.

Американцы задумались, видимо припоминая, знакомы ли с Рэйчел Федден.

— Он очень милый.

— Просто очаровательный. Но, знаете, у него сейчас много проблем.

— Да? — сказал Трит. — Как жаль, что он не из наших!

— Хм… — сказал Ник. — А вы где с ним познакомились?

— Прошлой осенью у Розенгеймов — это Ист-Хэмптон, кажется? Там же мы впервые встретились и с… э-э… Антуаном.

— И с Мартой, — добавил Брэд.

— Мартиной, — поправил Ник.

— Брэда Антуан просто очаровал, — сообщил Трит и, приложив к губам соломинку, принялся с чмокающим звуком всасывать в себя остатки красно-коричневого напитка.

— Да, он просто чудо, — сказал Брэд.

— И с тех пор вы с ним не виделись? — Ник понял, что должен их предупредить, но не знал, с чего начать.

— А этот Нат — он ведь кто-то вроде лорда, верно? — поинтересовался Брэд.

— Да, — ответил Ник. — Он маркиз.

— Боже ты мой! — выдохнул Трит.

— Ага, значит, он маркиз… маркиз Чирк?

— Нет, Чирк — это фамилия. А титул — маркиз Хэнмер.

— Ой, Брэд, смотри! Узнаешь?

— А как нам называть его старика? — поинтересовался Брэд, поворачиваясь вместе со стулом туда, куда указывал Трит.

— Его отец — герцог Флинтшир. Думаю, лучше всего называть его просто сэром.

— Трит, боже мой, точно… это же Бетси!

— Вот кто должен сниматься в нашем фильме, — объявил Трит. — Великая английская актриса!

— Я, впрочем, не думаю, что вы вообще встретитесь с герцогом, — добавил Ник, не совсем уверенный, с какой степенью торжественности лучше произнести слово «герцог». Он еще помнил, с каким благоговением отзывался его отец о провинциальных баронетах, и потому сам старался говорить об аристократии как можно небрежнее. — Я сам только один раз его видел. Он никуда не выезжает из замка. Дело в том, что он калека.

— Вы, англичане… — протянул Трит, не сводя восторженных глаз с Бетси Тилден. Ник задумался, на какую роль прочит ее Трит: для миссис Джерет она явно слишком молода, для Флиды Ветч — совсем не подходит. — Вы, англичане, такие жестокие!

— Почему? — спросил Ник.

— Ну, как можно так говорить: «Он калека»!

— А-а… — сказал Ник и покраснел, словно его обвинили в снобизме. — Прошу прощения, дело в том, что так говорит о себе сам герцог. Он с детства не может ходить. — Ему показалось, что это подходящий момент для перехода к неприятной теме, и, прочистив горло, он начал: —Знаете, я должен кое о чем вас предупредить… Ах, вот и он!

В дверях появился Уани, и Ник замахал ему рукой.

— О господи! — в один голос выдохнули у него за спиной американцы.

Уани вошел, уверенно улыбаясь, окруженный, словно ядовитым облаком, противоречивыми эмоциями зрителей — ужасом, жалостью, отвращением. Девушка в гардеробной протянула ему трость и помогла снять пальто.

— Добрый день, — сказал Уани; Ник понял, что спешить навстречу и целовать его сейчас не стоит.

Уани двинулся к ним, стуча по мраморному полу своей тростью — элегантной, черной, с серебряным набалдашником. Он еще не вполне с ней освоился и выглядел, словно неумелый актер, играющий старика. Трость и притягивала, и отталкивала внимание окружающих: все, кто был в зале, оглянулись — с тем, чтобы вздрогнуть, поспешно отвести взгляд и больше не смотреть в его сторону.

Американцы встали.

— Антуан, как мы рады тебя видеть! — прижав салфетку к груди, воскликнул Трит.

— Как поживаешь? — с излишней экспрессией подхватил Брэд.

Он осторожно похлопал Уани по спине, и Ник с другой стороны сделал то же самое. Со стороны должно было казаться, что они поздравляют его с победой. Под шерстяной тканью пиджака Ник ощутил костистые выступы и провалы страшной худобы. Уани сел, улыбаясь вежливо и рассеянно, словно на еженедельном заседании правления, ход и результаты которого известны заранее. Наступило короткое потрясенное молчание. Ник улыбался Уани, страшась заговорить; присутствие посторонних вернуло его ужасу первоначальную остроту, и он чувствовал, как что-то клокочет у него в горле.

— О чем речь? — поинтересовался Уани. Голос его звучал, как обычно, негромко и расслабленно, и лишь какие-то неуловимые нотки в нем подсказывали, что теперь Уани просто не способен говорить громче.

— Я объяснял Брэду и Триту, что Чирк — это фамилия, а Хэнмер — титул, — сказал Ник.

— Понятно, — снисходительно улыбнулся Уани. — Титул у них совсем новый, получен в девятнадцатом веке.

— А-а… — понимающе протянул Брэд, безуспешно пытаясь сделать вид, что для него это и в самом деле слишком поздно.

Трит рассмеялся и сказал:

— Что ж, по мне, и это неплохо.

— Собственно говоря, этот род спасла Шерон, нынешняя герцогиня… — и Ник обернулся к Уани, чтобы тот досказал историю.

— Да, сделала Флинтширам спасительную инъекцию своего капитала, — сказал Уани.

Все рассмеялись торопливо и чересчур весело, словно в ответ на жестокую шутку тирана; в остроте Уани в самом деле чувствовалась жестокость — прежде всего по отношению к себе.