Читаем без скачивания На развалинах третьего рейха, или маятник войны - Георгий Литвин

Зачем ему это нужно? Ведь все важнейшее сырье для ведения войны, которое необходимо Гитлеру, он уже получил, а с момента «блицкрига» («молниеносная победа». — Пер.) на Балканах он все это имеет более чем в достаточном количестве, и поэтому нет смысла сейчас вести войну с Советским Союзом. Сталин, видимо, надеялся дипломатическими средствами и новыми уступками на какое-то время отодвинуть угрозу.

Все свидетельствует о том, что Сталин в условиях агонии немецко-советских отношений предпринял попытку заключения новой сделки с Гитлером. Первым заметным шагом в этом направлении было заключение пакта о ненападении с Японией. Министр иностранных дел Мацуока уже было потерял всякие надежды, ибо Сталин ранее, не долго думая, отвергал все японские предложения. Но 12 апреля, в день вступления в Белград — нового немецкого марша, теперь означавшего новую немецкую молниеносную победу, у Сталина неожиданно изменилось мнение: безопасность Советского Союза на восточных границах стала важнейшим делом. 13 апреля было подписано соглашение.

Соглашение о нейтралитете с Японией (одной из стран, подписавших гитлеровское тройственное соглашение) можно было понимать как и предупреждение: Германия в случае нападения на Советский Союз должна рассчитывать не на участие Японии в этом деле, а на то, что советская сторона сможет использовать все свои силы для обороны, не боясь удара с востока. Так как это соглашение должно было стать предостережением для Гитлера Сталин сопроводил его спекулятивным жестом дружбы. При отъезде Мацуоки из Москвы он появился на вокзале, что само по себе было достаточно необычным, затем перед собравшимися там представителями дипломатического корпуса Сталин положил руку на плечо послу Германии Шуленбургу и сказал: «Мы должны оставаться друзьями, и для этого вы теперь должны сделать все возможное!» — и, обратившись к заместителю военного атташе Гансу Кребсу, который через четыре года станет последним начальником генерального штаба Гитлера и покончит жизнь самоубийством в бункере под рейхсканцелярией, произнес внятно, для всех присутствующих: «Мы должны оставаться друзьями во всех случаях!»

Сталин не знал, что это уже не имело значения, ибо немецкое нападение не зависело больше от поведения Советов, а определялось прежде всего русскими просторами и окончанием периода камуфляжа. С 30 апреля часовой механизм взрывного устройства установлен на 22 июня и уже отсчитывает время. Несмотря на то что Сталин все еще пытался решить вопросы с помощью выплат и действительно делал это, уже ничто не могло изменить хода событий. Поставки сырья в Германию за последние месяцы продолжали осуществляться, правда, с задержками. Они достигли необычайно больших объемов, особенно поставки каучука. В начале мая Советское правительство закрыло дипломатические представительства оккупированных Германией стран: Югославии, Бельгии, Норвегии, а позже Греции. Это означало по меньшей мере признание де-факто оккупационной политики Германии, и даже больше:. Советский Союз открыто признает и готов полностью смириться с его вытеснением с Балкан.

Сталин был уже хорошо осведомлен, о чем свидетельствует беседа с английским послом сэром Стаффордом Крипсом от 1 июня 1940 года, о серьезности положения. К тому же начиная с 1 марта 1941 года он получил ряд предупреждений от англичан и американцев, среди них послание Уинстона Черчилля от 3 апреля 1941 года. Возможно, старый антибольшевик, один из вдохновителей интервенции, а в середине 30-х годов также и поклонник фюрера, замышляет втянуть Советский Союз в «империалистическую» войну, заставить его рисковать ради выгоды англичан?

В конце марта 1941 года начальник разведки Красной Армии генерал Голиков представил доклад относительно агрессивных намерений Германии и сделал следующие выводы:

«1. На основании вышеприведенных высказываний и возможных акций на весну этого года считаю, что выступление против СССР очень возможно после победы над Англией или после заключения почетного для Германии мира.

2. Слухи и документы, из которых следует, что этой весной война против СССР неизбежна, считать фальшивками, изготовленными британскими, а возможно, и германскими разведслужбами».

Так, по крайней мере, писал в своих воспоминаниях маршал Г. К. Жуков, и вполне возможно, что начальник разведуправления Красной Армии составил доклад, хорошо зная, что от него хотят услышать. Но это не значит, что хозяин Кремля не знал о серьезности положения.

В значительной степени решения Сталина определялись ощущением нехватки военных сил и невозможности противопоставить агрессору ничего равноценного. Поэтому он сделал такие выводы, как раньше Невилл Чемберлен, а именно: успокаивать пока Гитлера, не давать повода для войны. С этой целью необходимо было избегать всего, что могло бы расстроить ненадежного партнера, и делать все, чтобы оттянуть вооруженный конфликт.

6 мая 1941 года Сталин взял на себя и обязанности Председателя Совета Народных Комиссаров, до этого формально он был «только» Генеральным секретарем ЦК партии. Теперь он стал руководителем правительства.

Это был театральный жест, который как бы показывал миру сосредоточение всей власти в руках Сталина и давал возможность ожидать далеко идущих последствий. Посол Шуленбург и другие дипломаты в Москве считали, что тем самым обеспечивался и еще раз подчеркивался перед всей общественностью дружественный немцам курс Советского правительства. Это соответствовало сути политики «умиротворения» Сталина и не противоречило, а, наоборот, хорошо согласовывалось с тем фактом, что днем раньше он выступил перед выпускниками военных академий с краткой речью и это могло быть расценено как признак советских агрессивных намерений.

Текст этой речи никогда не публиковался, но ее содержание все же стало известно. Британский журналист Александр Верт узнал о ней через несколько недель, то есть уже после нападения Германии на СССР. Сталин говорил о чрезвычайно серьезной обстановке и о возможности немецкого нападения в ближайшем будущем. А также и о том, что нужно быть готовыми к любой неожиданности. Верт ссылается на «устные русские источники», согласно которым Сталин сказал, что Красная Армия еще недостаточно сильна, чтобы разбить немцев, не хватает вооружения, недостаточна выучка войск, не готовы укрепления в новых пограничных районах. Советское правительство использует все возможные дипломатические средства, чтобы оттянуть вооруженный конфликт с Германией по меньшей мере до осени, а в это время года немцы уже не выступят. Подобная попытка, может, удастся, а может, и нет. «Если она удастся, — утверждает Верт в своей информации (передавая сталинские слова. Пер.), то война с Германией станет практически неизбежной в 1942 году, но будет проходить в более выгодных условиях, так как Красная Армия будет уже лучше подготовлена и вооружена. И в зависимости от международного положения Красная Армия сможет или выжидать немецкое наступление, или сама перехватит инициативу, ибо длительное господство нацистской Германии в Европе является «ненормальным». Это, как уже упоминалось, неточная цитата. То, что действительно было произнесено Сталиным 5 мая 1941 года, остается тайной кремлевского архива. Но из архивов немецкого МИД, известно, что в германском посольстве в Москве в начале июня была получена информация, которая в немаловажном пункте совпадает с версией Верта. 4 нюня посол Шуленбург докладывал в Берлин, ссылаясь на московского представителя «Немецкого информационного бюро», что Сталин в своей речи 5 мая на торжестве в Кремле «сделал вывод о том, что советский военный потенциал на уровне немецкого. Учитывая это, он (Сталин. — Пер.) сформулировал два вывода: 1. советская политика должна учитывать современное соотношение сил; 2. Советские вооруженные силы и военная промышленность, несмотря на определенные достижения, не имеют оснований слишком радоваться и покоиться на лаврах…

У слушателей, как сообщает наш источник, создалось впечатление, что Сталин решил подготовить свое окружение к новому «компромиссу с Германией».

Обе версии, как Шуленбурга, так и Верта, основываются на политической болтливости. Несмотря на различные акценты, они свидетельствуют в совокупности с другими данными, что Сталин весной 1941 года, исходя из трезвой оценки соотношения сил, надеялся, что ему удастся путем различных уступок склонить Гитлера к заключению нового договора, что дало бы время для дальнейшего вооружения страны и возможности попытаться сравняться с Германией в военном отношении. Какие бы надежды ни связывал Сталин с Пактом августа 1939-го, в результате он вновь оказался в том же положении, что и до его заключения, и теперь стремился из него выйти. Дошло ли до фюрера сообщение Шуленбурга о речи Сталина 5 мая, неизвестно, но, вероятно, дошло. В любом случае для Гитлера, который уже давно решил нанести удар, эта речь послужила лишним приглашением к действиям.