Читаем без скачивания Цвет твоей крови - Александр Александрович Бушков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К чему я сейчас вспомнил радиолокацию, в неподходящий, казалось бы, момент? А к тому, что следовало учесть все возможные опасности. Ватаки, уже ясно, опередили в научно-техническом развитии этот мир. У них, умельцев, могут найтись и особые радиолокаторы, которые способны засекать не самолеты в небе, а человека в кустарнике.
И тут же подумал: а что это меняет? Если и будет засада, я о ней узнаю только тогда, когда в нее попаду. Так что нет смысла торчать на месте и маяться посторонними мыслями. Трем смертям не бывать, а одной не миновать. В какой-то книге по военной истории я читал, как перед очередным сражением Фридрих Великий рявкнул своим гусарам:
– Вы что, канальи, собрались жить вечно?!
В яблочко. Ни один кадровый военный не рассчитывает жить вечно. Бог не выдаст – свинья не съест…
С этой оптимистической мыслью я пополз дальше. И ничего не произошло. Если таких радиолокаторов у них нет… О ватаках мне известно меньше, чем Грайту с Алатиэль, но будем надеяться, что у них нет привычки бесцельно сидеть у окна и таращиться на равнину с той стороны, откуда я подползаю…
Высокое крыльцо совсем близко. Я отметил, что отразился в зеркальном боку летающей лодки, – ну и черт с ним…
Все. Я был возле нижней ступеньки из темного камня, казавшейся, как и вся лестница, чисто подметенной. По бокам входной двери два больших высоких окна, а на втором этаже окон целых пять, и из любого я виден как на ладони… если только у окна кто-то стоит…
Ползти вверх по лестнице было бы вовсе уж нелепо, и я поднялся на ноги, встал во весь рост. Как и следовало ожидать, окинув себя быстрым взглядом, убедился, что порядочно изгваздался в земле и траве, но не следовало тратить время, чтобы отряхиваться. Я не к теще на блины пришел, да и нет у меня тещи. Если все закончится удачно, будет время почиститься «волшебной палочкой», а если нет – никого не будет волновать мой испачканный дворянский наряд, и в первую очередь меня самого…
На цыпочках поднялся по лестнице, самая обычная дверь с самой обычной ручкой, большой и затейливой, – ну конечно, дело рук человеческих, как и сам замок. Держа секиру в правой руке, потянул ручку левой – и дверь открылась без малейшего скрипа. За дверью обнаружилась обширная прихожая, где на стенах в обилии висели былые охотничьи трофеи – мохнатые головы рогатых и клыкастых зверей, распластавшие крылья чучела птиц, судя по когтям и клювам, хищных. Ватаки их не убрали, ничего своего сюда не привнесли, сразу видно – то ли им было все равно (это ведь не жилое строение, а что-то вроде узла связи), то ли прихожая отвечала их чувству прекрасного, если таковое у людоедов имелось. Эстеты, мать их так. Еще друг бравого солдата Швейка старый сапер Водичка разъяснил, кто такие эстеты, все поголовно…
В прихожую выходило две двери – одна прямо передо мной, другая в боковой стене, – и я на миг остановился в раздумье, соображая, какую быстренько выбрать. Та, что передо мной, была выше и шире, выглядела более роскошно – без сомнения, ею и пользовались сгинувшие тридцать лет тому благородные господа охотники. А вот боковая очень уж походила на ту, какой пользуются слуги, – в прихожей дома Знахаря из почти такой же вышел его комнатный лакей. Логично предположить: поскольку ватаки чувствуют себя здесь панами, они и обитать должны на господской половине…
Так что я шагнул к высокой двери, опять-таки сторожко, на цыпочках, взялся за вычурную ручку, отметив мимоходом, что бронза хорошо начищена…
Сбоку почти бесшумно открылась вторая дверь, и тут же раздался громкий удивленный возглас…
Я резко развернулся в ту сторону, держа наготове секиру, – и буквально остолбенел в нешуточном удивлении.
Не было никакого отвратительного чудовища – а ведь примерно такой образ сложился у меня в голове после признаний Грайта. Передо мной стоял самый обычный человек. Никаких просторных рукавов и опущенного на лицо капюшона мантии. На нем был самый обычный кафтан и штаны без стрелок, чуточку непривычного фасона, но ничем особо не отличавшиеся от тех, что я видел на постоялом дворе и в городе. Желтые кожаные башмаки, широкий матерчатый пояс с затейливой большой пряжкой, смахивающей на золотую. Непокрытая голова. В руках ничего, что могло бы сойти за оружие, а на поясе – ни кинжала в ножнах, ни кобуры, вообще ничего.
Но главное – лицо! Добродушная, румяная, толстощекая, ласковая физиономия Деда Мороза с новогодней открытки, разве что без бороды, но с красивой седой шевелюрой, напомнившей мне Знахаря. Казалось, такой человек только и делает, что переводит старушек через дорогу, тетешкает на коленях внуков, а в жизни и мухи не обидел…
Все это в мгновение ока пронеслось у меня в голове и прочно отложилось в памяти – человеческая мысль, давно известно, быстрее молнии… На лице у него застыло безмерное удивление, не чета, наверное, тому, что испытал я. Однако я уже опомнился, напомнил себе, что Зло может выступать в разнообразнейших обличьях, в том числе и надежно маскирующих до поры до времени его нутро, – а вот ватак (кто же это еще?) не мог оправиться от изумления, быть может, самого сильного в его жизни…
Он неуверенно – именно неуверенно! – сделал три шага вперед и, кругля добрые, внимательные глаза, спросил:
– Кто ты такой и как сюда попал?
Я прекрасно понял каждое слово – ах да, вигень… Промедление, в полном соответствии со старой пословицей, было смерти подобно, и я, чувствуя, как на смену удивлению приходит ярость, сказал:
– Да вот проходил мимо и решил заглянуть в гости…
Удивление мало-помалу исчезало с его лица – оно оставалось добрым и душевным, но я звериным – или охотничьим – чутьем ощущал, что он овладел собой. И хладнокровно прикинул, куда бить.
И тут… От ватака словно хлынула волнами, то ослабевая, то усиливаясь, несказанная доброта, благожелательность, сочувствие, дружеская теплота. Твердое намерение без колебаний его прикончить вдруг показалось чем-то таким
