Читаем без скачивания Том 15. Книга 1. Современная идиллия - Михаил Салтыков-Щедрин

Впервые — ОЗ, 1878, № 3 (вып. в свет 24 марта), стр. 226–246, под номером V и VI.

Сохранился отрывок наборной рукописи главы VIII (VI) со слов: «Теория эта, хотя…» (стр. 92, строка 3 св.) — кончая словами: «…как для прогулок, так для прочих надобностей, кроме, впрочем, естественной» (стр. 93, строки 2–3 сн.).

В связи с тем, что предыдущая глава журнальной публикации была вырезана из «Отечественных записок» (см. прим. к гл. VI, стр. 330), публикация начиналась в ОЗ так:

Очищенный кончил.

Я охотно поделился бы с читателями рассказом почтенного старика, но не могу, ибо содержание этого рассказа, если оно будет опубликовано, может потрясти краеугольные камни. Так, по крайней мере, удостоверяют компетентные люди, а я не верить им — не могу. Время нынче такое стоит, что, к чему ни прикоснись, непременно что-нибудь да потрясешь. Даже смеяться считается небезопасным, потому что и смех хоть и не потрясает, но все-таки причиняет неловкость. Стало быть, надо ждать до тех пор, пока сами стоящие на страже потрясений убедятся, что потрясать нечего. Но тогда, конечно, и в настоящем рассказе не будет никакой надобности.

Тем не менее, в видах уразумения последующего, я считаю возможным сообщить вкратце следующие главные пункты рассказа Очищенного.

1) Коренная, древняя фамилия рассказчика не Очищенный, а Гадюк.

2) Насчет родопроисхождения Гадюков существуют два предания: одно, сложившееся на лоне московской исторической школы, утверждает, что первый Гадюк был новгородский благонамеренный человек, прежде других возымевший мысль о призвании варягов; причем самое это призвание совершилось в таких обстоятельствах, которые подали маститому московскому историку мысль поставить, совместно с Оффенбахом, на сцену оперетку, под названием «Вещий сон Рюрика»; однако ж предприятие это не было приведено к концу «за неблаговременностью и опасением потрясений»; другое предание, сложившееся на лоне петербургской историческо-сыскной школы, гласит так: первый Гадюк был казанский татарин, который познал Истинного Бога, причем восприемниками были: генерал-майор Отчаянный и штатс-дама Василисы Мелентьевой, княжна Евдокия Вертихвостова. 3) Затем кондуитный список последующих Гадюков заключался в том, что одним из них выщипывали бороды, другим рвали ноздри, третьих били кнутом. Но и за всем тем некоторые уцелели. 4) Очищенными стали именоваться Гадюки со времен Бирона, который разрешил прадеду рассказчика, Прокофию, за некоторый любезно верный ему, Бирону, поступок, упразднить прежнее прозвище, яко омраченное изменою, и впредь именоваться Очищенным. 5) Сам рассказчик, получив классическое воспитание, был в молодости предан суду за жестокое обращение с крестьянами, причем, разумеется, просудил все свое состояние. 6) Скитаясь по белу свету, он первоначально поступил учителем танцевания в кадетском корпусе, но обнаружение прежней судимости заставило его оставить государственную службу навсегда; тогда он сделался тапером в пансионе для девиц, содержимом вдовою учителя латинского языка, Кубаревой, и, кроме того, партикулярно занимался внутренней политикой, за что, впрочем, неоднократно подвергался телесным повреждениям. 7) Будучи тапером, он вступил в первый брак с одною из воспитанниц г-жи Кубаревой, которая, однако ж, через короткое время бежала с шарманщиком. 8) Когда объявили волю книгопечатанию, Очищенный сделался вольнонаемным редактором газеты «Краса Демидрона», а вслед за тем вступил во второй брак с содержательницей гласной кассы ссуд Матреной Ивановной. 9) Брак этот, однако ж, не принес ему желанного успокоения, во-первых, потому, что Очищенный не вполне уверен в смерти своей первой жены, во-вторых, потому, что Матрена Ивановна ни на минуту не выпускает ключа от кассы из своих рук, и в-третьих, потому, что в квартире Матрены Ивановны оказался водворенным «молодой человек», которого она называет своим племянником «Молодой человек» курчав, румян и пользуется завидным здоровьем, но молчалив и целые дни проводит в том, что стоит перед зеркалом, улыбается и расправляет усы. По временам он вдруг неизвестно куда пропадает и непременно уносит что-нибудь из заложенных вещей. Тогда Матрена Ивановна начинает грустить и выгонять мужа на розыски, не пуская в квартиру до тех пор, пока он не убедит «молодого человека» возвратиться к выполнению своих обязанностей.

Затем, извиняясь перед читателями в наготе этого перечня, продолжаю мой рассказ.

При подготовке Изд. 1883 текст был сокращен, в частности, сняты отрывки:

Стр. 81, строка 5 сн. После абзаца: «Понимаю. То самое, значит <…> Веселись!» —

— Вот-вот-вот! Пошли, значит, спросы да запросы. Вопрос первый: «Что такое случилось, что бы для неурочных оных восторгов достаточным основанием послужить могло?» Ответ: «Ничего особливого не случилось, кроме обыкновенного благопристойного течения, какое и прежде было, и впредь без изменения имеет быть!» Другой вопрос: «но ежели бы нечто из пределов благопристойности выходящее и произошло, то прилично ли в сих случаях восторги свои предъявлять, или же следует инако как поступать?» Ответ: «неуказное выражение восторженности уже по тому одному не приличествует, что, заключая в себе косвенный укор прошедшему, оно в то же время и будущему предлагает стеснительный урок, а потому приличнее и с здравою политикой согласнее будет, ежели обыватель и подлинно радостное событие примет скромно, яко вседневный и ничего не значащий дар». Понял теперь?

Стр. 83, строка 5 св. После слов: «…разве настоящая свадьба будет?» —

Съездишь ты в церковь, три раза кругом налоя обойдешь, потом в кухмистерской у Завитаева поздравление примешь — и шабаш! Ты в одну сторону, она — в другую!

Осень 1877 — начало 1878 г. ознаменовались громкими уголовными процессами: дело «Клуба червонных валетов» — великосветских московских аферистов, дело генерала Гартунга о похищении крупного наследства, расследование подделки свидетельств Восточного займа и хищнических афер интендантов, грабивших армию во время русско-турецкой войны, суды над растратчиками из ссудного банка, Киевского частного и Московского промышленного банков, сенсационный процесс главного героя уголовной хроники 70-х годов — кассира Общества взаимного кредита Юханцева, укравшего более двух миллионов. По официальному свидетельству, дела о «преступлениях против чужого имущества» заняли в это время в судебной статистике 58% («Правительственный вестник», 1877, 7 сентября, № 196; 10 сентября, № 198). Эта атмосфера уголовщины в общественной жизни сатирически отражена в главе VII — самой «программой» уголовных деяний, которую «начертали» себе герои и которая определяет дальнейшее движение сюжета. Как и во многих других случаях, сатирическая идея Салтыкова немедленно подтверждалась жизнью: 2 августа 1878 г. М. Вед. (№ 195) сообщили о деле некоего коллежского регистратора А. Н. Буда, обвинявшегося в краже документа, подлоге и троеженстве.

Основное содержание главы VIII составляет «Устав о благопристойном обывателей в своей жизни поведении». В творчестве Салтыкова он подготовлен многочисленными образцами сатиры на законодательные материалы («История одного города», «Дневник провинциала в Петербурге»).

Непосредственный источник «Устава» указан самим автором: «Возьмите XIV том Свода Законов и сравните с «Уставом о благопристойности» — ужели <…> это водевиль?» (письмо к А. Н. Пыпину 1 ноября 1883 г.). Как установлено, главным объектом пародирования послужил заключенный в XIV томе «Свода Законов Российской империи» «Устав о пресечении и предупреждении преступлений».

«Устав», созданный Салтыковым, явился «пародией на все то, что утверждала и узаконивала в Жизни общественная реакция»[110]. Вместе с тем появление его именно в этой части романа было не случайным: с необходимостью пересмотреть действующую «благопристойность» и заново кодифицировать ее правительство Александра II столкнулось как раз весной 1878 г. (февраль — апрель), в связи с подготовкой и ходом процесса Веры Засулич. Началось откровенное наступление администрации на «законность», установленную пореформенными судебными порядками.

В критических откликах прежде всего было отмечено открывавшее публикацию VII–VIII глав «резюме», которое заменило вырезанную из журнала предыдущую главу (см. стр. 335). Это «резюме, талантливое, и даже, можно сказать, блестящее», было очень высоко оценено рецензентами («Обзор», Тифлис, 1878, 15 апреля, № 102; «Русская газета», 1878, 6 апреля, № 68). В содержании настоящих глав основное внимание критиков привлек «Устав»: «Лучшими местами в этом очерке являются, по нашему мнению, как рассуждения героев по поводу «Устава о благопристойности», так и самый этот Устав <…> В этом случае юмор автора находит себе полный простор» («Сын отечества», 1878, 8 апреля, № 81; см. также «Новороссийский телеграф», 1878, 17 мая, № 972 и «Киевлянин», 1878, 25 апреля, № 48). В то же время рецензент «Русской газеты», обычно благожелательной к Салтыкову, нашел, что Устав «беспредметен», «вне нашей (да и всякой) действительности» и есть «бессмысленный набор совершеннейших нелепостей» (1878, 6 апреля, № 68).