Читаем без скачивания Заговорщики (книга 2) - Николай Шпанов

— Такие вещи в устав не впишешь, — хмуро проговорил Уорнер.

— Но каждый терциар должен это знать. Церковные каналы ещё дают нам возможность проникнуть в Восточную Европу.

— Н-да!.. — многозначительно протянул Уорнер и потянулся огромной пятернёй к затылку.

— Знаю я вас: вам что-нибудь попроще! Кирпичом по витрине — и дело сделано! Но Восточная Европа — не лавка ювелира. Учитесь работать, чорт дери! Мы удовлетворили все ваши требования, вы получили нужных вам людей, действуйте же, чорт дери, в тех масштабах, о которых я вам толкую каждый день. Предстоит не ограбление банка, а нечто покрупнее!

— Послушайте, Фосс… Я хотел сказать: фра Фостер… Как будто я не понимаю, что дело не в паршивом сейфе. Речь идёт о том, чтобы выпотрошить целые страны.

— И поставить на колени несколько народов!

— Все ясно, но ведь нужно время, вы сами только что говорили о веках…

— Бросьте болтать чепуху, вы не перед микрофоном радио! — вспылил Доллас. — Мне нужна работа, а вы с вашей шайкой возитесь, как старые бабы!

— Я попрошу вас… фра Фостер! — обиженно сказал Уорнер. — У меня была не «шайка», а первоклассное дело, сэр! Одно из лучших дел в Штатах.

— Это вы сообщите сборщикам рекламы, а мне давайте работу!

— Я привёл вам две тысячи отборных малых…

— Мы платим им жалованье сенаторов!

— Они сделали честь вместе со мной перейти на службу его святейшества и едят честно заработанный хлеб.

— Пусть они жрут хотя бы священные облатки, но дают мне дело!

— Две тысячи ребят, собранных в этот кулак, — Уорнер поднял над столом лапу, сжатую в огромный, как кувалда, кулачище, — равноценны…

— Шайке Аль-Капоне?

— Вы обижаете нас, сэр… то-есть брат мой…

— Ставите себя на одну доску с Костелло?

— Нет, монсиньор, я скромно полагаю, что кое в чём мы можем потягаться и с государственным департаментом, — с хорошо разыгранной скромностью проговорил Уорнер. — Именно так… брат мой. — Он ещё больше распахнул сутану. — Честное слово, нечем дышать!.. Завели бы у себя хоть виски со льдом.

— Терпение, брат мой, все будет. И холодильники и электрические вентиляторы тоже… Дайте срок.

— Если так чувствуешь себя в «святом городе», то что же ждёт в преисподней?

— За хорошие деньги сам сатана разведёт под вашей сковородкой бутафорский огонь.

— «За хорошие деньги»! Тут заработаешь, как бы не так.

— Не хнычьте, деньги будут. Ванденгейм обещал создать особый фонд для поощрения работы по моему отделу «Про Руссиа».

— Старый чорт! Тоже тянется к России…

— А кто к ней не тянется?

— Кстати о Ванденгейме! — оживился вдруг Уорнер. — Говорят, будто Дюпончик перехватил у вашего Джона заказ на производство новейших реактивных штучек для военного министерства.

— Глупости, не может быть!.. А впрочем, кто вам говорил? — озабоченно спросил Доллас.

— Так я вам и выложил! — с усмешкой сказал Уорнер.

Доллас с заискивающим видом похлопал Уорнера по колену.

— Но вы же знаете, старина, что я немного заинтересован в реактивных делах Ванденгейма.

— Тем хуже для вас, старина, — фамильярно заявил Уорнер. — Заказик, перехваченный Дюпоном, оценивают в несколько сотен миллионов.

— Нет, право, кто вам говорил? — Доллас в волнении ткнул сигару в пепельницу так, что она сломалась и погасла.

Но Уорнер только рассмеялся.

Доллас посмотрел на часы.

— Пора, вон уже звонят к торжественной мессе.

— Хорошо, что мне не приходится принимать участие хотя бы в этом цирке, — не скрывая удовольствия, сказал Уорнер. — А по какому поводу месса?

— Господь-бог вразумил королевских судей в британской зоне оккупации Германии: они оправдали шайку немецких эскулапов.

— При чем тут врачи, не понимаю?

— Они испытывали на военнопленных средства бактериологической войны. Убили несколько тысяч человек.

— Чего доброго, среди убитых были и католики?

— Кажется, несколько тысяч поляков, но это не беда. Папа не очень щепетилен насчёт католиков из стран Восточной Европы.

— А именно там-то и нужно браться за дело!

— Да, нужно работать засучив рукава! — согласился Доллас. — У нас нет ни одного лишнего дня.

— Какая муха вас укусила? — весело воскликнул Уорнер. — Вы же только что уверяли, будто готовы ждать века.

Доллас посмотрел на Уорнера так, словно перед ним сидел сумасшедший, и ничего не ответил.

— Никогда не поймёшь, врёте вы или говорите серьёзно, — недовольно пробормотал Уорнер.

— Видно, вскрывать сейфы не то же самое, что делать политику, — сокрушённо покачав головою, сказал Доллас.

— А политический босс Нового Орлеана и Луизианы бывал мною доволен, — хвастливо произнёс Уорнер.

— Другое дело, там можно работать почти в открытую, а эти европейцы ещё не привыкли к нашим приёмам…

— Этикет! — презрительно сказал Уорнер.

— Во всяком случае, вы должны запомнить, что завоёвывать ватиканскую державу должны итти не молодчики с кастетами, а «крестоносцы воинства пречистой невесты христовой, святой римской церкви, паладины святого Петра». Ясно?

— Откуда вы взяли эту чепуху? — сдерживая смех, спросил Уорнер.

— Формула его святейшества.

— Ах, старый мул! — Уорнер прыснул со смеху. — Мои молодцы в роли паладинов!

— Вы удивительная тупица, Уорнер, — с укоризною сказал Доллас. — Неужели вы не понимаете: ваша же собственная польза требует усвоения всеми католиками без исключения, что у них нет и не может быть иного отечества, как только святая римская церковь, как вселенская держава Христа? Нужно заставить их забыть национальность и все земные обязательства и привязанности, кроме обязательства перед нами.

— Что-то вроде католического варианта Соединённых штатов мира?

— Отцы иезуиты зря потратили деньги на ваше образование, Джордж: не что-то вроде, а именно Соединённые штаты мира. Сначала Европы, а потом именно мира.

— А знаете что, брат Фостер?! — Уорнер, кривляясь, подмигнул Долласу. — Такая лавочка меня устроит, если за мною сохранят должность главного эксперта по вскрытию всех сейфов, какие достанутся нам в качестве трофеев, а?

— Разговор с вами может вогнать в пот даже на Северном полюсе, — со вздохом сказал Доллас. — Попробуйте-ка впустить сюда немного свежего воздуха.

— Окна здесь, как в Синг-синге, — насмешливо ответил Уорнер, показывая на толстые старинные решётки, — но воздуху мы вам сейчас впустим из приёмной. — И он направился к выходу в приёмную…

Обливавшийся потом отец Август невольно перевёл взгляд на широкое окно приёмной, выходившее на площадь, в конце которой высилась громада собора святого Петра. В последние минуты Август уже плохо следил за разговором прелатов. В голове его гудело так, словно она была наполнена горячим, звонким металлом. Он торопился придумать оправдание тому, что сидит здесь один. Американцы, конечно, поймут, что он мог слышать их разговор. Тут, в помещении апостольской секретной службы, это могло окончиться для него худо. Он поспешно вскочил и, перебежав приёмную, громко хлопнул дверью.

— Кто тут? — спросил вошедший с другого конца комнаты Уорнер и сумрачно уставился на склонившегося перед ним священника.

— Я к отцу Уорнеру, ваше преподобие, — негромко ответил Август.

Уорнер движением тяжёлого подбородка указал на кресло и неприветливо буркнул:

— Подождите… — словно через силу прибавил: — …брат мой. — И снова скрылся в кабинете, плотно притворив за собою дверь.

6

История шла своим неумолимым путём.

Два лагеря стояли во всеоружии друг против друга: лагерь мира и лагерь войны. Борьба развернулась по всему земному шару; она сорвала все покровы, обнажила все тайны реакции.

Забыв кровавые уроки недавней войны, забыв позор немецкой оккупации, забыв о море благородной крови лучших французов, пролитой гитлеровцами и их пособниками из петэновско-лавалевской шайки, предатели во фраках дипломатов, изменники в потрёпанных сюртучках министров и провокаторы в депутатских пиджачках действовали по указке все тех же пресловутых «двухсот семейств», что и прежде. Они объявили преступной самую мысль о том, что Франция никогда не станет воевать со своим союзником и освободителем — Советским Союзом. Отвыкшая краснеть наёмная шваль вопила о необходимости лишить депутатской неприкосновенности поседевших в боях за независимость и достоинство Франции, за жизнь и свободу трудового французского народа Кашена и Тореза: ведь это была их мысль — «Франция никогда не будет воевать против Советского Союза!» С бессовестностью американского судьи французский прокурор требовал санкций не только для «Юманите», пустившей в мир эту «крамольную» идею, но и для всех печатавших её левых газет. Кабинету не стыдно было обсуждать вопрос об этих диких требованиях распоясавшейся реакции. Министры Франции уже не считали нужным скрывать, что у себя, в прекрасной Франции, ещё три года тому назад так высоко, с такой гордостью державшей знамя сопротивления фашизму, они приветствовали бы линчевание коммунистов.