Читаем без скачивания Хребты безумия (сборник) - Говард Лавкрафт

Галера пристала. Команда быстро покинула ее и направилась в город. Улицы этого города были вымощены ониксом, некоторые из них отличались прямизной и широтой, прочие были извилистыми и узкими. Дома на набережной уступали высотой всем остальным, однако здесь висели над дверями золотые символы, означавшие, что дому покровительствует то или иное божество. Капитан галеры привел Картера в таверну, где собирались моряки со всего света, пообещал показать ему завтра достопримечательности сумеречного города и отвести в таверну рудокопов у северной стены. Наступил вечер, зажглись бронзовые светильники, моряки запели о далеких краях. Но когда зазвонил колокол храмовой башни, они перестали петь, склонили головы и молчали, пока не стихло последнее эхо. В сумеречном городе Инкванок – свои обычаи, и нарушать их никто не собирался, опасаясь скорого и ужасного возмездия.

Картер окинул взглядом залу – и вздрогнул: в укромном уголке притаился в тени тот самый купец из Дайлат-Лина, кто, если верить молве, торговал с жителями зловещего плато Ленг, которого чураются все здравомыслящие люди; да, купец, якобы имевший дело с верховным жрецом, чье лицо скрывает желтая шелковая вуаль, обитающий в одиночестве в доисторическом скальном монастыре. Этот купец искоса поглядывал на Картера, когда тот расспрашивал дайлатлинцев о холодной пустыне и неведомом Кадате; его присутствие в сумеречном Инкваноке, столь близко от чудес севера, порождало в душе смутную тревогу. Картер хотел было заговорить с ним, но тот ухитрился незаметно ускользнуть. Кто-то из моряков позднее сообщил Картеру, что купец появился в городе с караваном яков, привез огромные и очень приятные на вкус яйца легендарной птицы шантак, которые, судя по всему, намеревался обменять на яшмовые кубки из Иларнека.

Наутро капитан галеры привел Картера к храму, что располагался, вместе с обнесенным стеной садом, на просторной площади, от которой, подобно спицам в колесе, разбегались во все стороны улицы Семь ворот сада – арки с резными ликами богов, которые никогда не запирались, и каждый, кому хотелось, мог побродить среди деревьев по дорожкам, вдоль которых расставлены были пьедесталы с бюстами, заглянуть в скромные святилища мелких божеств. Когда звенел колокол, из семи сторожек у семи ворот звучали рога, виолы и человеческие голоса, а из семи дверей храма выступали семь процессий – жрецы в масках и черных плащах с капюшонами, державшие перед собой, на расстоянии вытянутой руки, золотые чаши, над которыми курились дымки. Шагали они весьма странно: не сгибая ног в коленях, постепенно выстраивались в одну длинную колонну, направлялись к семи сторожкам, вновь разделялись, заходили внутрь – и пропадали. Кое-кто утверждал, что сторожки соединены с храмом подземными коридорами, по которым возвращаются жрецы; правда, уверяли также, что ониксовые ступеньки уводят из сторожек в земные недра, к непостижимым тайнам, но лишь немногие отваживались намекать, что жрецы в масках – вовсе не люди.

Картер не пошел в храм, поскольку путь туда был заказан всем, кроме Короля-под-вуалью. Однако прежде чем он успел покинуть сад, прогремел колокол, запели рога и виолы, потянулись вереницами к семи сторожкам жрецы в масках, и, глядя на них, странник невольно содрогнулся от страха, какой люди внушают отнюдь не часто. Выждав, пока не исчезнет последний из жрецов, Картер покинул сад, поторапливаемый капитаном галеры, который повлек его к прекрасному дворцу Короля-под-вуалью.

Улицы, что вели ко дворцу, были узкими и крутыми, все за исключением той, по которой король и придворные ездили на яках или на влекомых яками колесницах. Картер с капитаном выбрали именно ее, прошли между инкрустированных золотом стен, под балконами, откуда доносились звуки музыки или пряные ароматы, миновали огромную черную арку и очутились в садах развлечений монарха, чей дворец, знаменитый своими высокими стенами, могучими башнями и многочисленными куполами-луковицами, возвышался впереди. У Картера захватило дух от окружающей красоты: ониксовые террасы, колоннады, клумбы, ряды деревьев в цвету, золотые шпалеры, бронзовые урны, треножники с резьбой, статуи из черного с прожилками мрамора, настолько правдоподобные, что казались не изваяниями, а живыми людьми; выложенные базальтом водоемы со светящимися рыбами, птицы, сверкающие переливчатым оперением, изумительный орнамент огромных ворот из бронзы, цветущие лозы на стенах – все это вместе создавало картину, превосходившую прелестью действительность и непривычную даже в стране сновидений. Чудилось, что под серым сумеречным небом словно воплотились чьи-то грезы, невыразимо дивные и потусторонние, особенно в сочетании с видом на королевский дворец и далекий непреодолимый горный хребет.

Затем капитан повел Картера в северный квартал города, к Воротам Караванов, туда, где располагались таверны рудокопов и торговцев. И там, под низким потолком одной из таверн, они расстались, ибо капитану пора было заняться делами, а Картеру не терпелось приступить к расспросам. Народу в таверне было много, и вскоре страннику удалось завязать разговор на интересовавшую его тему. Он представился рудокопом и заявил, что хочет узнать побольше об ониксовых копях Инкванока. Однако ему не слишком повезло: собеседники давали уклончивые ответы, всячески изворачивались или просто замолкали, когда речь заходила о холодной пустыне и заброшенном руднике. Люди боялись существ, что «могли явиться невзначай со зловещего Ленга, а еще – пустынных тварей и безымянных часовых в скалах. Картер краем уха разобрал чей-то шепоток: мол, шантакам тоже не след доверять, недаром молва твердит, что увидеть такую птицу – не к добру (не зря же прародителя шантаков, заключенного в королевском дворце, кормят в сплошной темноте).

На следующий день, сказав, что хочет побывать на копях и заглянуть в несколько деревушек, Картер нанял яка, навьючил на животное мешки с поклажей и выехал из города через Ворота Караванов. Дорога бежала, никуда не сворачивая, вдоль нее виднелись дома с приплюснутыми куполами. Время от времени Картер заходил в эти дома и задавал свои вопросы. Раз ему встретился человек замечательной наружности, суровый и немногословный, черты лица которого удивительно напоминали божественный лик в склоне Нгранека, и Картер решил, что наконец-то отыскал одного из Великих или, по крайней мере, кого-то из числа их ближайших родственников, а потому беседовал с тем поселянином весьма почтительно, избегал всего, что могло бы помни́ться хулой на богов, наоборот, не уставал повторять, как признателен Древним за все их благодеяния.

Он заночевал на придорожном лугу, под сенью громадного дерева лигат, к которому привязал своего яка, а утром продолжил путь на север. Часам к десяти он добрался до селения Ург, где отдыхали обычно караванщики и делились историями рудокопы, и просидел до полудня в деревенской таверне. Сразу за Ургом караваны сворачивали на запад, в сторону Силарна; Картер же по-прежнему двигался в северном направлении. Дорога, уже караванной тропы, вилась меж каменистых взгорков, а слева приобретала все более четкие очертания гряда холмов. К вечеру холмы превратились в черные скалы, и Картер понял, что приближается к местам, где добывали оникс. Вдалеке справа высился непреодолимый горный хребет, и чем выше забирался путник, тем меньше приятного слышал он о тех горах от случайных попутчиков.

На четвертый день местность сделалась не то чтобы пугающей, но достаточно неприглядной, дорога сузилась до тропки, которая вела все вверх и вверх. Справа по-прежнему возвышались грозные пики; чем дальше проникал Картер в неизведанный край, тем холоднее и темнее становилось вокруг. Вскоре он заметил, что на тропе нет ни единого следа, и догадался, что ею не пользовались с незапамятных времен. Порой над головою раздавался хриплый крик ворона, а шорох за камнями наводил на мысль о легендарных шантаках, но в основном окрест было тихо. Косматый як тащился вперед – Картеру раз за разом приходилось его понукать, – фыркал и тряс головой при малейшем, даже еле слышном звуке.

Тропу с обеих сторон стискивали отвесные стены утеса, она стала еще круче, копыта яка частенько скользили по камням. Часа через два такой езды Картер разглядел перевал, за которым не было ничего, кроме тускло-серого неба, и порадовался предстоящему спуску. Однако добраться до перевала оказалось не так-то легко: тропа пошла вверх едва ли не вертикально. Картер спешился и повел животное в поводу, а як то упирался, то спотыкался. Внезапно подъем закончился. Картер осмотрелся – и оторопел.

Тропа и впрямь сбегала вниз по более-менее пологому склону. Слева от нее находилась пропасть – не естественная, а рукотворная, образовавшаяся после того, как из скалы извлекли умопомрачительное количество оникса. На дно копей, помещавшееся, казалось, в глубине планетных недр, нырял, словно в пасть исполинского чудища, гигантский желоб. Да, подумалось Картеру, тут поработали явно не люди. Щербины на стенах пропасти свидетельствовали о том, какого размера куски высекали здесь когда-то молотки неведомых рудокопов. Над краем пропасти кружили вороны, а внизу шныряли нетопыри или урхаги, а может, иные жуткие твари. Ошеломленный Картер глядел то на сумеречное небо, то на тропу, поворачивался то к высоким утесам справа, то к бездонной пропасти слева.