Читаем без скачивания Северные окраины Петербурга. Лесной, Гражданка, Ручьи, Удельная… - Сергей Глезеров

Удельный парк после революции и вплоть до 1933 года входил в состав учебно-опытных лесничеств Лесного института (вспоследствии – Лесотехнической академии). Здесь проходили практические занятия студентов. Затем парк решили превратить в место «культуры и отдыха». Впрочем, он и так служил для отдыха жителей рабочих с Выборгской стороны и их семей. В парке устроили площадку, туда приходили по выходным с гармонями, балалайками. Пели, танцевали, выпивали…

В 1934 году Удельный парк перешел в ведение Выборгской садово-парковой конторы. К нему присоединили небольшой участок, и парк приблизился вплотную к проспекту Энгельса. В конце 1930-х годов парк назвали именем Челюскинцев в честь героев знаменитой эпопеи. Однако в народе это новое название не привилось – парк по-прежнему звали Удельнинским, а «Челюскинским» он числился только в официальных документах.

…О жизни и быте Удельной в 1930-х годах вспоминает петербурженка Дина Давыдовна Кац, вся жизнь которой связана с Удельной и Лесным. Выпускница Герценовского института («блокадный диплом» выдали в ноябре 1941 года), она больше тридцати лет работала преподавателем русского языка и литературы. Начинала работу в октябре 1945 года в женской школе на углу проспекта Энгельса и улицы Рашетова (тогда школа № 118, впоследствии – № 99), а закончила преподавание в 1976 году в спортивном интернате на улице Хлопина.

Дина Давыдова родилась в Лесном в 1919 году. С 1921 года ее семья обосновалась на Костромском проспекте, в доме № 2, на углу Удельной улицы. «История этого дома очень интересна: он прошел путь от усадьбы до „общаги“, – рассказывает Дина Давыдовна. – В октябре 1921 года весь дом с большим участком земли арендовал мой отец, который держал свою частную рыбную лавку на рынке, находившемся на теперешней Светлановской площади. При НЭПе и даже немного позже, когда еще было можно, лавка оставалась, и торговля шла успешно».

Дом был очень большим, с красивой башенкой и застекленной верандой. Прежде, до революции, нижний этаж занимал владелец дома, а второй, верхний, этаж предназначался для прислуги. В начале 1920-х годов в доме еще сохранялись остатки прежней «барской» роскоши. Внизу находились гостиная с камином, кабинет с кожаной тисненой отделкой стен, столовая с роскошным буфетом и детская, окна которой выходили на застекленную веранду. Рядом с домом располагались служебные постройки – дворницкая, прачечная, дровяной сарай и конюшня. На Костромской проспект выходили большие двухстворчатые ворота, а на Удельную улицу – узорчатая калитка.

Обитатели дама № 2 на Костромском проспекте, в середине 1920-х годов. В нижнем ряду в шляпе арендатор дома Д.А. Кац. В верхнем ряду в форменных фуражках два студента, снимавшие жилье (фото из семейного архива Д.Д. Кац)

«Чтобы получать доход, отец начал сдавать комнаты, и вскоре наш дом стал напоминать „Ноев ковчег“ – так много в нем жило народу, – вспоминает Дина Давидовна Кац. – Семейная чета Чулицких даже сделала попытку открыть в доме кафе, но желающих посетить его оказалось мало, и заведение просуществовало недолго и вскоре закрылось. Если в Чулицкой видна была „дворянская косточка“, то все остальные жильцы в основном оказались простыми людьми из деревни. Некоторые на рубеже 1920–1930-х годов перебирались в город, чтобы избежать раскулачивания. Один из постояльцев привел с собой из деревни коня, арендовал для его содержания конюшню и занимался грузовым извозом. Больше двадцати человек обитало в ту пору в нашем доме. Для жилья использовалось буквально любое свободное место. Дворницкую заселила большая семья, приехавшая из деревни, а гостиную пришлось поделить на две части, и каждую из них заняла семья из трех человек».

Многочисленные гости на свадьбе в доме № 2 на Костромском проспекте, фото 1923 года (фото из семейного архива Д.Д. Кац)

По словам Дины Давидовны, как ни странно может сегодня показаться, но отношения между жильцами складывались добрые, хотя, конечно, «коммунальные» стычки и ссоры изредка случалась. Дети росли вместе. Праздники нередко отмечались сообща, группами семей.

«Большим событием для Удельной 1930-х годов стала постройка бани на Ярославском проспекте, ставшей одним из центров жизни местных обитателей, – вспоминает об удельнинской жизни предвоенной поры Дина Давидовна Кац. – По тем временам эта баня соответствовала всем современным требованиям». Уточним, что баню на Ярославском проспекте (дом № 16) построили в 1937–1939 годах по проекту архитекторов А.И. Гегелло, Н.И. Зимичева и М.М. Абросимова.

Кинотеатр «Уран». Фото автора, апрель 2006 года

По словам Д.Д. Кац, в 1930-х годах культурно-бытовым центром Удельной считался также Скобелевский проспект. «Здесь находились магазины, а также кинотеатр „Уран“ – единственный в ту пору кинотеатр на всю Удельную. А в доме № 10 по Костромскому проспекту долгое время жил известный многим удельнинцам детский врач Княжецкий. Это был тип чеховского интеллигента. Недалеко от нашего дома, за полотном железной дороги, в Удельном парке, стоял деревянный домик лесника. Он держал корову, и мы до войны брали у него молоко».

В тяжелые месяцы блокады жителям Удельной пришлось сполна пережить горе и лишения, выпавшие на долю всех ленинградцев. «Мы жили на Большой Осиповской улице (ныне Дрезденская улица), дома все были деревянные, – вспоминает удельнинский старожил Антонина Степановна Качанова. – Около дома выкопали бомбоубежище, но с холодами в него не ходили… Осенью собирали желуди, позднее – из-под снега – оставшиеся капустные листья на огородах в Коломягах, которые заквасили на щи. Их хватило до Нового года. В памяти остались ужасные бомбежки и стрельба из наших зениток, грохот стоял ужасный, спать было невозможно. В Сосновском лесопарке вырубили часть леса и сделали военный аэродром. В нашем дворе почти месяц стояли солдаты с полевыми кухнями, нам давали оставшуюся кашу.

…Я с отцом ходила пилить дрова за 200 г хлеба, но потом папа очень ослаб, и 7 января, в день своего рождения, умер. Мы положили его в гроб, который он заранее сколотил из оставшихся досок, и отвезли на санках на кладбище в Шувалово, где за рытье могилы надо было отдать 400 г хлеба…Через несколько дней слегла от голода бабушка… А в марте она умерла. Я зашила ее в простыню, чтобы отправить на сборный пункт для захоронения на Пискаревском кладбище, но дворники тоже просили за это 400 г хлеба, мы не смогли отдать свою норму, и бабушка лежала у нас на кухне целый месяц, крысы обгрызли у нее все лицо. Крысы не давали покоя, по ночам шарили по дому, ели все кожаные вещи, даже съели мой кошелек, который был в кармане жакета».

По воспоминаниям Антонины Степановны Качановой, «отоваривать» продукты по карточкам в Удельной оказалось сложно, так как машины приходили в магазин на Скобелевском проспекте очень редко. Занимать очередь приходилось с шести часов утра, а потом стоять на морозе иногда до 3–4 часов дня. Весной с продуктами стало полегче: кроме повышения нормы появилось «подсобное хозяйство». «В мае начались массовые посадки овощей на всей пустующей земле. Очень трудно было копать, сил не было. Но мы ждали урожая, собирали траву, которая росла в канавах и вдоль забора, в частности крапиву, сныть, лебеду. Корень одуванчика варили часами, так как он очень горький».

В Удельном парке во время войны размещались воинские части. В нем оборудовали траншеи и блиндажи. Многие участки парка в летние «блокадные» сезоны местные жители перекопали под огороды.

Уже упоминавшаяся Дина Давидовна Кац с февраля 1942 года служила по мобилизации в 19-м батальоне МПВО, базировавшемся в средней школе № 12 на проспекте Энгельса, почти напротив улицы Рашетова. «Это был женский батальон, мужчины являлись только начальниками, – вспоминает Дина Давидовна. – В этой школе мы жили как в казарме: роты „дегаз“ (дегазационная), медико-санитарная и пожарная. В небольшом здании рядом располагался взвод наблюдения и разведки, в котором я начинала службу, штаб и химическая лаборатория. Во время бомбежек мы наблюдали за возникновением очагов поражения, тушили пожары, разбирали дома на отопление, отвозили покойников на Пискаревку…» На домах, подлежащих сносу, по распоряжению ЖЭКа ставили две буквы – «ПС», что означало «подлежит слому». Решение о сломе домов принимала специальная комиссия. Материал от разобранных домов шел на отопление детских садов, хлебозаводов и других гражданских объектов…

Сразу же после войны Удельная попала в зону нового жилищного строительства. Западная часть Удельной стала застраиваться двух-трехэтажными домами коттеджного типа (с использованием труда военнопленных). Однако после 1950 года возведение домов подобного типа власти объявили неприемлемым для Ленинграда и прекратили их строительство.