Читаем без скачивания Большой круг - Мэгги Шипстед
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Его картина, изображавшая орегонское побережье, прямоугольник шесть на десять футов, занимала отдельную стену слева от Сары. Та еще с минуту смотрела на работу Карр, затем шагнула вбок к следующей. Рассмотрев ее, опять передвинулась, подойдя ближе к холсту Джейми, но не глядя на него. Намеренно, решил он. Все в ней казалось намеренным. Удлиненная элегантность сменила застенчивую подростковую угловатость.
Джейми начал продираться сквозь толпу в поисках лучшего места на тот момент, когда Сара наконец увидит его картину, хотя одной частью своего существа хотел вскочить между ней и холстом, не дать ей подумать, объяснить, что он понимает, работа неточная, провал, как, впрочем, и все его потуги.
Кто-то схватил его за плечо.
– Восхитительно, – произнес человек. Джейми смутно помнил его, тот как-то был связан с музеем, маленький, розовый, в кудряшках, херувим, да и только. Член правления? Человек энергично тряс руку Джейми. – Просто восхитительно. Мои поздравления.
Джейми рассеянно поблагодарил его. Сара стояла перед картиной, за которой висел его пейзаж.
– Я должен спросить вас, – приподнявшись на цыпочки, пытаясь поймать взгляд Джейми, продолжал человек, – как вы развили вашу технику углов, создающих пространство? Хотя скорее это стиль. Ощущение, что все сворачивается? Эффект невероятно оригинален, я заинтригован! Вам случайно пришло в голову?
– Оригами, – коротко ответил Джейми.
Он допил шампанское и поставил бокал на поднос, высоко поднятый проходящим официантом.
– Что?
– Оригами. Японское искусство складывания фигурок из бумаги.
– Правда? Да, правда! Такие маленькие птички и лягушки. Фантастика. Я бы никогда не провел связь, но понимаю. Конечно! Скажите, вы бывали на Востоке?
Сара расправила плечи, повернулась налево, сделала несколько шагов и встала перед картиной Джейми.
Серые море и небо можно было отличить друг от друга только по характеру мазков; острые углы передавали высокие волны облаков, ритмичную геометрию течений и вздымающейся воды. Масса на переднем плане напоминала стог сена – знаменитая базальтовая формация в Кэннон Биче. Ее по контрасту с небом и океаном Джейми изобразил плоским монолитом, черной пустотой. На фоне черноты неподвижно стояла Сара.
– Мистер Грейвз? – окликнул херувим.
Тело Джейми распалось на бурно булькающие пузырьки. Во рту пересохло.
– Простите, – прошептал он, улизнув от херувима, как раз когда Сара отвернулась от его картины.
Что выражало ее лицо? Джейми постарался запечатлеть его в памяти для позднейшего обдумывания: щеки вспыхнули; широко раскрытые, выразительные глаза увлажнились; он не заметил в них ни явного признания, ни откровенного недовольства, но картина очевидно произвела впечатление. Увидев Джейми, Сара испугалась, окаменела. Румянец стал еще ярче, быстро спустившись к шее, к декольте. Прижав руку к груди, она робко улыбнулась дрожащими губами.
В смятении он подошел к ней, оттягивая манжеты и проклиная себя за то, что из гордости не купил смокинг. Джейми воображал, ему плевать на внешний вид, он, мол, не собирается строить из себя толстосума (хотя нищенство было позади), и вот теперь возмездие настигло его – он предстал перед ней пугалом. Джейми бросился поцеловать ее в щеку.
– Сара.
Больше он ничего не посмел сказать. Представляя себе их встречу, он не учел адреналин, трясущиеся колени, дрожащие пальцы. Джейми засунул руки в карманы.
– Я думала, приедешь ли ты. – Сара поднесла руку к горлу. – Я так волнуюсь. Почему? Мы ведь старые друзья.
Обрадовавшись ее признанию, обидевшись на слово «друзья», Джейми сказал:
– В общем-то, старые возлюбленные.
– Мы были детьми. – Сара рассмеялась, однако выделила голосом «детей» и, не дав ему ответить, быстро продолжила: – Не могу поверить. Читаю твое имя под в самом деле невероятными (правда, Джейми) картинами – не только эта, остальные тоже – и все еще вижу перед собой мальчика. – Толпа плотно стиснула их, и ее едва не прижало к его груди. В Джейми ожили все чувства. Сара быстро, чуть не украдкой схватила его руку. – Я пыталась представить тебя взрослого, но у меня не получалось, а теперь, когда вижу, ты точно такой, каким только и мог стать.
Он рассматривал ее.
– Я тебя понимаю. Ты изменилась, но не изменилась.
На длинном лице резче, чем раньше, выступили скулы, и тем не менее от ее взрослого облика тоже не уйти. Длинные затеняющие взгляд ресницы, которые у подростка создавали ощущение робости, скромности, зачернила тушь, но, когда Сара подняла на него глаза, Джейми с неприятным чувством увидел не свойственную ей прежде неискренность. Она указала на картину:
– Смотрю и испытываю гордость. Не имею никакого права и тем не менее.
– Мне… – Джейми посмотрел на холст и осекся. – Не то, чего мне хотелось, но спасибо. Правда заключается в том, что, если бы не то лето, я бы никогда не стал художником.
– Неправда.
– Правда.
– Нет. Ты родился художником. И чтобы стать им, тебе не был нужен никакой глупый романчик.
Недовольство Джейми после слов «глупый романчик» компенсировала жадность ее взгляда. Кажется, Сара тоже пыталась его запомнить.
– Не только, – сказал он. – До тех пор меня никто не поддерживал. Ты дала мне ощущение возможности. И не одна ты. И твоя мать, отец, хоть и… – Он помедлил, затем торопливо договорил: – И общение с искусством. Оно стало образованием, началом.
Ему стало трудно дышать, так его удивила собственная серьезность. Сара просияла:
– Ну, тогда стоило сердечной боли.
Тут от толпы отделился человек и, приблизившись к ним, обнял Сару за талию, поцеловал ее в висок, потом отстранился и положил ей руку на лоб:
– Ты вся горишь. Ты хорошо себя чувствуешь?
Она взволнованно отпрянула, потом, извинившись взглядом, вернулась и прижалась к человеку плечом.
– Да, только жарко.
– Тебе надо на свежий воздух. Простите, добрый день.
Незнакомец протянул руку Джейми. Когда тот пожимал ее, ему показалось, что он еще чувствует влажную кожу Сары. «Чья сердечная боль? – хотел он спросить у нее. – Твоя? Что ты имеешь в виду?» Мужчина представился:
– Льюис Скотт. Я вам помешал. Меня сбила забота о любимой жене.
– Льюис, Джейми Грейвз, – сказала Сара. – Художник и мой старый друг. Джейми, мой муж, Льюис.
– О, – воскликнул Льюис, – я уже вечность хотел познакомиться с вами!
Джейми слишком сосредоточился на лице Сары и не заметил ее обручального кольца. У мужа были волосы песочного цвета и добродушный взгляд сквозь очки в черепашьей оправе. Крупный нос с легкой горбинкой не портил красивого лица. Смокинг сидел на нем безупречно.
Наклонившись, Льюис, как и Сара прежде, указал через плечо на Кэннон Бич и понизил голос:
– Ваше лучшее на выставке. Я куда хуже Сары разбираюсь в искусстве, но даже я понимаю, что это нокаут. Все так говорят. Поздравляю.
Джейми, уж как мог, поблагодарил его.
– Вижу, вы не из тех художников, которых хлебом не корми, только похвали. Не буду больше смущать вас. Только скажу, что те старые портреты сестер Фэи – в яблочко. Портрет Сары еще висит у нас дома и мой любимый, из всего нашего искусства. Я, конечно, пристрастен, но так оно и есть. Все, я высказался. Больше никаких пыток комплиментами. К делу. Вы надолго в городе? Мы бы очень хотели пригласить вас на ужин. Вы должны познакомиться с нашими мальчиками.
Почти извиняясь, Сара пояснила:
– У нас двое сыновей. Четырех и семи лет.
Прокашлявшись, Джейми ответил:
– Значит, ты уже давно замужем.
– Восемь лет, – уточнил Льюис. – Саре не было и двадцати. Я изучал в Вашингтонском университете медицину и отличался неумолимой настойчивостью. Вы можете прийти к нам завтра?
– Завтра воскресенье, – напомнила Сара. – Мы идем к моим
