Читаем без скачивания Убийцы, мошенники и анархисты. Мемуары начальника сыскной полиции Парижа 1880-х годов - Мари-Франсуа Горон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шотин, дрожавший от холода и страха, пришел им сказать, что пора уходить.
— Я голоден как волк, — возразил Доре, — дай мне подкрепиться.
Наконец, они ушли, унося бутылку рома, которую распили дорогой. Берляндша ожидала их в назначенном месте.
Они переоделись и отдали отвратительной старухе наворованные драгоценности и столовое серебро.
— Ну, детки, — говорила Берляндша, складывая все это в свой передник, — добыча недурна!
Они отправились в театр и видели «Паром Медузы», причем так шумно выражали свои восторги, что жандарм должен был подойти к ним и предупредить, что если они не успокоятся, то их выведут. Цинизм этих несчастных дошел до того, что на другой день, когда Берляндша мыла окровавленные ботинки сына, к которым прилипли пряди волос убитой, Доре забавлялся, плеская ей в лицо окровавленную воду.
На следующее утро произошел дележ 24 франков 62 сантимов. Каждый получил по 6 франков за исключением Шотина, который струсил. Ему дали только 13 сантимов.
Я припоминаю тяжелую сцену, которую видел спустя несколько дней, когда я и Атален, имевший превосходное обыкновение производить следствие на месте преступления, приехали снова в домик вдовы Дессен, привезя с собой Берлянда и Доре, от которых хотели узнать еще некоторые подробности. Судебный следователь поднялся с Берляндом на второй этаж, а я остался внизу, в той комнате, где была убита госпожа Дессен, и принялся с некоторым любопытством рассматривать Доре, который грелся перед камином и курил папиросы, предложенные ему агентами. Полицейские, — как я уже говорил выше, — по большей части относятся с состраданием к тем несчастным, которых арестовывают, даже если это убийцы. Нужно же доставить хоть какое-нибудь удовольствие человеку, которому осталось недолго жить! — говорил себе в таких случаях полицейский.
Вдруг дверь открылась, и я увидел высокого и серьезного человека в глубоком трауре. Поклонившись мне, он сказал:
— Сударь, не один ли это из тех несчастных?
— Да, сударь, — ответил я, — но позвольте мне, в свою очередь, узнать, кто вы?
— Я зять госпожи Менье-Дессен.
Действительно, это был господин X., протестантский пастор, муж одной из дочерей покойной госпожи Менье-Дессен.
Он направился к Доре и резко спросил:
— Читали ли вы Библию?
— Библию? Что это такое? — переспросил юный убийца с любопытством, приподнимая голову.
— Несчастный! — воскликнул пастор. — Он, наверное, не читал ни Библии, ни Евангелии! Но у моей тещи были здесь книги.
Он подошел к библиотечному шкафу и достал оттуда одну книгу, это было Евангелие, и он прочел из него известный стих: «Поражающий мечом от меча погибнет».
Доре смотрел на него широко открытыми глазами и, видимо, ничего не понимал.
— Как вы поразили мечом, — пояснил пастор, — так и вы будете поражены.
— Но мы убивали не мечом, — прошептал недоумевавший бандит, — а ударами каблуков по башке!
Потом, устремив на меня испуганный взгляд, он сказал:
— Право, в нем нет ничего утешительного!
Я думаю, что в своем волнении зять покойной не заметил даже двоякого смысла в этом бессознательно циничном ответе и продожал несколько возвышенным тоном, который дается привычкой к проповедям:
— Вам нечего уже надеяться на людей, обратитесь к милосердию Божьему.
Можно было подумать, что эти слова произвели на Доре ошеломляющее впечатление. Он бросил угасшую папиросу и устремил пристальный взгляд на огонь.
Когда пастор поднялся на второй этаж к господину Аталену, бывший мясник вдруг повернулся ко мне и сказал:
— Что это за чучело?
— Молчи! — с гневом воскликнул я. — Это зять несчастной женщины, которую вы убили.
— Так чего же он жалуется? — воскликнул Доре. — Ведь ему достанется наследство!
Несчастный захохотал грубым, циничным смехом, точно радуясь своей шутке.
В тот же день Доре, спрошенный господином Аталеном и мной об его детстве, дал нам чудовищный ответ, который достаточно характеризует дикую и злую натуру этих несчастных, предназначенных роком для зла.
— Тебе было одиннадцать лет, когда тебя крестили, — сказал я, — это, должно быть, произвело на тебя сильное впечатление! Как же ты мог подумать об убийстве старого священника, который о тебе заботился?
— Мои крестины? — сказал Доре, вертя в руках свой картуз и, по-видимому, делая усилие, чтобы что-то припомнить. — Ах да, он окропил мне голову водой, потом сунул в руку 20 франков и сказал: «Ну иди, теперь ты христианин!»
Берлянд, ее сын и Доре были единогласно приговорены к смертной казни. Самым красноречивым ораторам было бы трудно возбудить хоть искру жалости к этим негодяям.
Присутствовавшие при разборе дела могли подумать, что находятся в театре и видят представление «Парижских тайн». Покрыв голову черным платочком, из-под которого выбивались пряди седых волос, закрывая лицо руками и отвечая на все вопросы плаксивым тоном: «Нет, нет», тетка Берлянд казалась воскресшей Совушкой. Доре и Берлянд имели также достойных прототипов…
Кажется, это был единственный случай, когда женщины до окончания заседания покидали зал суда. Они не могли дослушать до конца. Это было слишком возмутительно.
Точно нарочно все ужасы и все подлости соединились в этом процессе, начиная от матери-чудовища, которая развращала сына, кончая этим восемнадцатилетним мальчишкой, который признался, что вид крови опьянял его, и тогда он уже не мог удержаться, чтобы не нанести удара…
Кстати, во время разбора дела выяснилась одна интересная подробность: было установлено, что только арест всей шайки спас жизнь Шотину.
Доре и тетка Берлянд были страшно озлоблены за то, что у него не хватило духа присутствовать при убийстве.
— Это изменник, он нас выдаст! — говорили они, и тогда же было решено его убить.
Составили заговор заманить Шотина ночью на Ансьерский мост, под предлогом экспедиции в Левалуа, и сбросить его в Сену.
Было что-то нечеловечески чудовищное в этой страшной женщине, тетке Берлянд, которая учила злу всех этих юных негодяев почти с таким же старанием, с каким другие женщины внушают своим детям принципы долга и чести.
Когда совещания окончились и подсудимых ввели в залу для того, чтобы прочесть им вердикт присяжных, на адвокатской скамье слышали, как Берляндша наклонилась к Доре и шепнула:
— Без «butte» не обойдется! («butte» на жаргоне означает гильотина).
Тогда Анри Роберт приподнялся, чтобы успокоить Берлянд, и сказал ей, что женщин уже не гильотинируют, а потому она не будет казнена.
— Плевать мне на это! — просто возразила мегера.
Я передаю этот инцидент со слов одного молодого
