Читаем без скачивания Собрание сочинений в 6 томах. Том 4 - Грэм Грин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вернувшись в тот вечер к себе в номер, я нашел на подушке письмо — письмо от мертвеца. Мне так и не удалось дознаться, кто принес его. Портье ничего не мог сказать по этому поводу. Письмо было без подписи, но в том, что это рука доктора Мажио, сомневаться не приходилось.
«Дорогой друг, — читал я. — Пишу Вам потому, что я любил Вашу матушку и в эти последние часы мне хочется поговорить с ее сыном. Время у меня ограничено: каждую минуту я жду того самого стука в дверь. Позвонить они не смогут, ибо электрический ток, по обыкновению, выключен. К нам вот-вот приедет американский посол, и Барон Суббота, безусловно, захочет отметить это событие по-своему. И ведь так повсюду, во всем мире. Всегда можно отыскать нескольких коммунистов, подобно тому как отыскивали евреев и католиков. Героический защитник Формозы генерал Чан Кайши {80} сжигал нас, если помните, в паровозных топках. Одному Богу известно, на какие исследования в области медицины я понадоблюсь Папе Доку. Прошу Вас только об одном: не забывайте ce si gros nègre [61]. Вы помните тот вечер, когда миссис Смит обвинила меня в приверженности марксизму? «Обвинила» слишком сильно сказано. Она добрая женщина и ненавидит всякую несправедливость. Но за последнее время я невзлюбил слово «марксизм». Слишком часто им пользуются только для обозначения определенной экономической системы. Я, разумеется, всячески за эту экономическую систему — в известных обстоятельствах и в известное время. Здесь — на Гаити, на Кубе, во Вьетнаме, в Индии. Но Коммунизм, друг мой, это нечто большее, чем Марксизм, так же как Католицизм — нечто большее, чем Римская Курия, — не забывайте, ведь по рождению я католик. В мире помимо politique существует и mystique [62]. Мы гуманисты, мы с Вами. Вы, пожалуй, станете отрицать это, но Вы — сын своей матери, и Вы уже совершили опасное путешествие, то самое, которое в конце концов и предстоит каждому из нас. Католики и коммунисты повинны в тяжких преступлениях, но они, по крайней мере, не стояли в стороне, подобно приверженцам социального статус-кво, не оставались равнодушными. Пусть руки у меня будут омыты кровью, а не водой, как у Пилата {81}. Я знаю Вас, и очень Вас люблю, и пишу письмо, обдумывая каждое слово, так как это, вероятно, моя последняя возможность поговорить с Вами. Вряд ли оно дойдет по адресу, хотя я отдаю его, как мне думается, в верные руки, но можно ли полагаться на это, живя в нашем безумном мире. Тут я касаюсь не только бедного моего захолустного Гаити. Я заклинаю Вас — стук в дверь, возможно, и не даст мне кончить эту фразу, так что примите ее как последний завет умирающего, — послушайте меня: если Вы отказались от какой-то одной веры, не отказывайтесь от веры вообще. Той, что мы теряем, всегда найдется замена. А может быть, вера всегда одна, только под другой маской?»
Мне вспомнились слова Марты: «Prêtre manqué». Как странно, что люди видят тебя совсем другим! Сопричастность моя осталась далеко позади в коллеже Приснодевы — я был уверен в этом. Я отделался от нее, как от той рулетной фишки, которую бросил в мешочек для подаяний. Я знал, что не способен не только любить (этим многие страдают), но даже чувствовать свою вину. В моем мире не было ни вершин, ни бездн. Я будто шел все прямо и прямо по нескончаемой, плоской равнине. Когда-то я мог избрать другой путь, но теперь менять направление было поздно. Отцы Приснодевы внушали мне, мальчику, что доказательством веры служит готовность человека умереть за нее. Так думал и доктор Мажио, но за какую веру умер Джонс?
Удивительно ли, что после этих раздумий Джонс приснился мне той ночью. Он лежал рядом со мной в плоской низине, среди голых камней, и он говорил:
— Только не посылайте меня искать воду. Я не умею ее чуять. Я устал, Браун, устал. После семисот выступлений иной раз начинаешь забывать свои реплики — хотя у меня их всего две.
Я спросил его:
— Почему вы умираете, Джонс?
— Так полагается, старина, так полагается по роли. А одна реплика у меня комическая. Вы бы слышали, как публика покатывается со смеху, когда я произношу ее. Особенно дамы.
— Какая же это реплика?
— В том-то и беда. Вылетела из головы.
— Вспомните, Джонс. Нужно вспомнить.
— Есть, вспомнил. Я говорю… (Вы только посмотрите на эти треклятые камни!) Я говорю: «Вот оно, благословенное местечко», — и все хохочут, прямо до слез. Потом ваша реплика: «Думаете, здесь можно задержать этих подонков?» А я отвечаю: «Да нет, я про другое!»
Меня разбудил телефонный звонок — я проспал. Насколько я мог понять, звонил мистер Фернандес, впервые призывавший своего компаньона к выполнению его обязанностей.
ПУТЕШЕСТВИЯ С ТЕТУШКОЙ
Роман
Travels with My Aunt
1969
Перевод А. Ставиской и Н. Рахмановой
Посвящается Г. Г. К. — с благодарностью за неоценимую помощь
Часть I
Глава 1
Впервые я познакомился с тетушкой Авгу́стой, когда мне было за пятьдесят, на похоронах моей матери. Матушка немного не дожила до восьмидесяти шести, а тетя Августа была лет на десять — двенадцать моложе. К этому времени я уже два года как оставил свою банковскую должность, получив приличную пенсию и умеренно ценный подарок. Наш банк влился в Вестминстерский банк {82}, и филиал, где я служил, был за ненадобностью ликвидирован. Все вокруг полагали, что мне необыкновенно повезло, но я, честно говоря, не знал толком, чем себя занять. Я не был женат, привык вести уединенный образ жизни, и у меня не было никаких особых пристрастий — разве что разведение георгинов. Поэтому похороны матери внесли некоторое оживление в мое однообразное существование.
Отец мой умер сорок с лишним лет тому назад. Он был строительным подрядчиком и отличался какой-то патологической сонливостью: в любое время дня
