Читаем без скачивания Силы Хаоса: Омнибус - Кристиан Данн

И тогда держаться стало не за что. Голгоф падал вниз, к нестерпимому жару.

Что было бы, если б он никогда не покидал поселение Каменных Клинков? Что, если бы он продолжал сражаться, а не стал вождем? Он мог бы жить. Он мог бы окончить свои дни как мужчина, не как жалкое несчастное создание, погибшее после того, как ненамеренно уничтожило все, чем мечтало править.

Его окутал обжигающий жар, пожрал ноги, растопил кости. Что, если бы он остановился в предгорьях и решил восстановить племя? Что, если бы он отправился обратно в горы, как только появился Ш’Карр? Почему он хотел вступить в столь безумный союз человека и демона, результатом которого могла быть только бойня?

Голгоф погиб в огне под поверхностью Торвендиса, так и не узнав, почему он умер, и не догадавшись, что именно ради этого он и родился.

Аргулеон Век смотрел вниз, на город прямо под собой, где смыкалась пасть Последнего. Башни раскалывались под сокрушительным давлением зубов. Демоны умирали в рушащемся городе, и их чудовищный рев поднимался среди облака обломков. Век видел Ш’Карра, который держался за вершину Крепости Харибдии, неистово бесновался, источая дождь крови, и размахивал стальными когтями, пытаясь отбиться от приближающихся к нему клыков. Весь город исчез, раздавленный и скрытый под покровом подобных скалам зубов, и виден был только князь демонов. Его тело в дюжине мест пронзали и прочно удерживали на месте клыки, утопающие в плоти и выходящие с другой стороны. И все же он выл и тряс от гнева бронзовым черепом, пока пасть погружалась обратно.

Ш’Карр был еще жив, насколько демона можно назвать живым, когда земля сомкнулась над ним.

«Песнь Резни» зависла над самой поверхностью. Пасть снова появилась, и зубы уже были чисты от демонской плоти. Землетрясения и бури прекратились, ибо Последний узнал корабль и разум его хозяина.

Последний не умел говорить, но его наделили сознанием эльдары, что в дни расцвета освоили мастерство психического конструирования, и он мог общаться с душой напрямую.

Он был в агонии. Он страдал с того самого дня, как Век победил его сто жизней назад. Его осквернили силы Хаоса, забрав планету в качестве символа своего могущества, заразили своими мертвецами и пропитали порченой кровью. Его камни были истолчены и пущены на строительство ужасных храмов и бастионов, которые звенели от воплей пытаемых, на сам город, который он только что вновь вобрал в собственное тело. Он испытал чудовищные мучения и от этого сошел с ума.

Торвендис, последний из эльдарских девственных миров, желал возмездия так же, как Аргулеон Век. Возмездия Хаосу, столь огромной и всепоглощающей силе, что только самые великие деяния могли как-то ранить его богов. Они могли заметить лишь столь значительную потерю, как утрата символа — Торвендиса.

Когда-то Век и Последний сошлись в самой ужасной битве за долгую историю Мальстрима, но теперь, когда оба столько времени провели в раздумьях о том, что случилось, они понимали. Последний не ненавидел Века, хотя Век пленил его и подверг этой муке. Он ненавидел Хаос. Век же, со своей стороны, знал, что Последний по-прежнему был девственным миром, который эльдары наделили сознанием, чтобы он был настолько прекрасен и плодороден, насколько возможно. Он все еще ценил красоту и справедливость и понимал ценность самопожертвования пред ликом зла. Мир обезумел, но эта вера так и не покинула его.

Он мог навредить Хаосу лишь одним способом — самоуничтожением. Аргулеон Век, уже не тот, кто победил его, выпустил его на волю, чтобы он мог это сделать. По крайней мере, за это в его ярости нашлось место благодарности.

Он также понимал, что Аргулеон Век не надеялся и не особенно хотел выжить. Поэтому без лишних церемоний, испустив последний рев гнева из самого ядра, Торвендис разорвал себя на части.

Смотровой экран на мостике челнока вырубился, когда начали разваливаться континенты. Амакиру хватило времени, только чтобы увидеть, как моря превращаются в тучи перегретого пара, а главный континент отрывается от основания, словно короста. Он увидел фонтаны лавы, бьющие в космос, ледяные шапки, в мгновение ока обращающиеся белыми башнями пара, невероятно яркие алые брызги там, где порода мантии, внезапно избавленная от давления коры, превратилась в жидкость и рванулась наружу.

Смерть Последнего разметала по Мальстриму хлещущие волны высвобожденного гнева. Распад Торвендиса стал, вероятно, величайшим событием, которое когда-либо видел древний варп-шторм: символ власти Хаоса, средоточие мощи, взорвался кипящей сферой ядерного огня и разлетелся во все стороны, одновременно высвободив все могучие энергии планеты.

Из земли вырвало давно засыпанные дворцы и вышвырнуло в космос. Испарившиеся океаны унесли с собой в вакуум громадных кракенов и подводные царства. Куски коры в тысячи километров длиной и в сотни глубиной обратились в шипящие облака сверхгорячей пыли.

Вой Последнего сотряс сами звезды, ворвался в сознание каждого живого существа в Мальстриме, так что и люди, и демоны узнали о его смерти. В эти последние несколько мгновений разрушения даже боги оглянулись, чтобы увидеть, как их добыча исчезает в облаке бушующего пламени.

Ударные волны врезались в челнок Амакира и бешено закрутили его. Гравитационные системы отключились, капитана швыряло по стенам и потолку. Он услышал вопль умирающего мира.

Потом буря из раздробленного камня и высвобожденной силы расколола челнок пополам, и он успел мельком увидеть ослепительный свет взорвавшейся планеты, прежде чем испариться в гигантской волне жара и ярости.

Из всех легенд Торвендиса та, что чаще всего повторяется по всему Мальстриму — лучшая и последняя. Это история о том, как некогда прекрасный девственный мир эльдаров был завоеван чемпионом Хаоса, который потом обернулся против темных сил. Она повествует о том, как он пробудил дух девственного мира, который к тому времени сошел с ума, и позволил ему уничтожить себя, чтобы демонический мир был навеки потерян для Хаоса.

Когда рассказчики историй собираются вместе и пытаются превзойти друг друга, они неизбежно приукрашивают, и помимо того, о чем согласно говорят все легенды, появляются новые детали. Чаще всего они задаются вопросом, действительно ли погиб Аргулеон Век, великий предатель Мальстрима. Некоторые говорят, что, возможно, Последний оставил его в живых в качестве последнего акта возмездия за свое заточение. Может быть, боги сохранили ему жизнь, лишь чтобы мучить его воспоминаниями о злодеяниях, которые он свершил в их славу, как это свойственно богам. Или, быть может, Аргулеон Век был попросту слишком могучим воином, чтобы умереть таким образом.

И, возможно, они правы. Может быть, Аргулеон Век по сей день бродит по Мальстриму, в ярости от того, что у него отняли собственную смерть, и вечно ищет новые способы навредить пантеону Хаоса, чтобы боги пожалели о том дне, когда они настолько совратили его душу, что она перестала ему принадлежать.

Но это, конечно, уже совсем другая история.

Мэтью Фаррер

Семь картин ухода Ульгута

Ульгут плывет среди безумия, купаясь в бесконечных изменчивых волнах, что омывают Великую Рану и бурей вырываются из нее. Ульгут — могучий и драгоценный, вечный и ржавеющий, поглощающий и растущий. Ульгут силен. Ульгут не нужен. Ульгут скорбит.

Хозяин Ульгута покинул его. Откуда-то из-за пределов его восприятия пришел хозяин над хозяином Ульгута, военачальник, чей разум был настолько ожесточен, что жег чувства Ульгута, будто раскаленная игла. Он вел войну, какой здесь не видели на протяжении многих жизней, сбивал всех маленьких хозяев в огромную единую массу и вел их сражаться в какое-то огромное место снаружи, не поддающееся пониманию Ульгута. Прекрасный хозяин Ульгута взял всех своих детей-воинов, которые летели на спине Ульгута сквозь вечную лихорадочную бурю, и ушел прочь, за маленьким хозяином с раскаленной душой.

Ульгут знает свою мощь, свою ценность. Другие хозяева раньше пытались его украсть. Скоро они попытаются снова. Уже сейчас он чувствует, как первый из дерзких хозяев-самозванцев пытается опутать его цепями.

Ульгут никогда прежде не оставался в одиночестве. Ульгут скучает по хозяину. Ульгут не хочет нового хозяина. Ульгут хочет старого хозяина. Ульгут знает, что должен сделать.

Помещение меньше, чем орбита электрона…

…но оно мигает, растягиваясь на световые годы, едва его касаются чувства наблюдателя.

Оно создано из несокрушимого камня и кости демонских бивней…

…но когда наблюдатель отводит взгляд, это место обращается в ничто, хихикающие тени и вакуум.