Читаем без скачивания Герои. Новая реальность (сборник) - Андрей Кивинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Он говорит, что действительно пропала лодка, Фрола Щеглеватых. Сроду не бывало такого. Разве из озорства?
– А весла? Уключины? – Холмсу, похоже, не нравилась версия следователя.
– В шалаше, рядышком, шест был. Без присмотра. Фрол – мужик легкомысленный. Да и не думал, что на его лодку кто позарится. Дрянь лодчонка, если честно. Коли по глупости угнали, озоруя, то найдется. Куда ей деться.
Следователь кончил переводить, поговорил с мужиком еще, затем повернулся к нам.
– Я распорядился, чтобы они прошли вниз по реке. Может быть, и отыщут лодку. Тело-то вряд ли. Наверное, притопили, придется прочесывать реку баграми, – и, спохватясь, добавил: – А ваше мнение, мистер Холмс?
– Я восхищен вашей энергией, – сухо ответил мой друг.
Мы вернулись к амбару.
– Ищите женщину, говорят французы. Женщина у нас есть. Был ли у нее друг сердца?
– Она находилась в определенных, впрочем, вполне невинных отношениях с Константином Фадеевым, моим крестником.
Принц Петр устал. Все мы устали – за исключением следователя. А тот бодро продолжил:
– Когда его видели в последний раз?
– Утром. Утром у тела. Потом он пошел к себе. Константин тяжело переживает случившееся. – Принц, которому было лет сорок, теперь выглядел старше своего отца.
– Я должен видеть его.
– Господа… Господа, вы проводите? Мне требуется побыть одному.
– Разумеется, – кивнул Холмс.
Принц остался у входа в подземелье, мы же, не сговариваясь, предпочли идти верхом. Тропа привела нас к широкой гранитной лестнице, поднимавшейся прямо к замку, водяной каскад освежал путь, но я заливался потом, и следователь непрерывно утирался огромным клетчатым платком. Один Холмс бесстрастно поднимался выше и выше.
На середине подъема мы остановились перевести дух.
– Константин живет в свитских номерах. Я разговаривал с ним незадолго до вашего приезда. Он утверждает, что виделся с мисс Лизой вечером, коротко, всего несколько минут. И все.
– Ну, мистер Холмс, люди иногда говорят правду, а иногда и лгут, – сказал следователь, когда к нему вернулся голос. – Он живет один? Я имею в виду, кто-нибудь может подтвердить, что он ночью не покидал своей комнаты?
– Там же живет и полковник Гаусгоффер. Здание довольно велико, рассчитано на десяток гостей.
Из вежливости следователь не торопил нас, но видно было его нетерпение. Он походил на фокстерьера у норы, охваченного ожиданием предстоящей схватки.
Мы одолели оставшиеся ступени – признаться, на сей раз я пренебрег счетом – и, обогнув замок, подошли к «номерам».
У входа нас нагнал полковник.
– Я только что разговаривал с ее императорским высочеством Евгенией Максимиллиановной, исключительно волевая женщина.
– Знакомьтесь. – Я представил следователя полковнику.
– О принце Александре нет известий? – Следователь стремительно вцепился в Гаусгоффера.
– Нет, и это тревожит.
– Вы ночью… не слышали ничего необычного?
– Нет. Я сплю крепко. Вернее… Сквозь сон… Нет, ничего не могу сказать наверное.
– А Константин Фадеев? Он всю ночь провел в доме?
– Вероятно. Пришел он минут через двадцать после меня, мы выпили по бокалу вина в гостиной, а потом разошлись.
– Вы слышали, он лег спать?
– Помилуйте, каким образом? Даже если Константин печатал на машинке, стоило ему плотно прикрыть дверь, как треск проклятого механизма пропадал напрочь. Это отлично построенный дом, превосходно!
– Печатал на машинке?
– Ну да. Он признался, что пробует себя в литературе, но много времени отнимает учеба, предстоит написать рефераты… Хочет побыстрее с ними разделаться, чтобы потом целиком отдаться сочинительству. Мы с ним вчера немного поговорили, перед сном.
– Замечательно. – Нетерпение следователя гнало его дальше. – Вы не покажете комнату господина Фадеева?
По лестнице, покрытой ковровой дорожкой – не такой добротной, как в «Уютном», – мы поднялись на второй этаж.
– Пожалуйста. Это комната Константина.
Следователь постучал – громче, громче и громче.
– Не отвечает.
– Дверь не заперта. – Холмс потянул ее на себя. – Проходите.
Можете назвать это предчувствием, можете – дедуктивным выводом, но то, что я увидел, меня не удивило. Похоже, каждый был к этому готов, кроме, быть может, полковника Гаусгоффера.
Пока я поддерживал тело за ноги, следователь поставил опрокинутый стул, влез на него и ножом перерезал веревку у крюка люстры.
Я ослабил петлю и освободил шею. Тело было теплым, но это уже было именно тело, а не Константин.
– Доктор, можно что-нибудь сделать? – без надежды спросил следователь.
Я покачал головой.
– Он мертв не менее получаса. Скажем, так: от двадцати минут до получаса.
Дежавю. Все это уже было. Совсем недавно.
– Самоубийство?
– Борозда удавления показывает, что он был жив, когда затягивалась петля. Но… – Я колебался.
– Но, Ватсон? – Глаза Холмса блестели, старая ищейка чуяла горячий след.
Я потрогал голову Константина.
– Определенно, имел место ушиб. Он ударился – или его ударили – довольно основательно. Череп не проломили, но оглушить могли.
– Но не обязательно? – Следователь тоже едва не дрожал от возбуждения.
– Наверное сказать невозможно. Удар был сильным – и только.
– Ага, ага… – Следователь отчаянно теребил бороду. – Ага. – Он прошелся по комнате.
– Ну, конечно. Это все решает. – Казалось, следователь разочарован. – Признание студента.
– Признание? – Полковник Гаусгоффер оправился от неожиданности.
Мы подошли к следователю. На письменном столе стояли рядышком два «ремингтона», один с обычным шрифтом, другой, похоже, с кириллицей. Рядом с пишущими машинками лежала стопка бумаги.
Следователь вытащил лист из машинки.
– «Мистер Холмс, – напечатано было на нем, – я совершил непоправимое. Узнав о связи принца Александра и Лизы, я убил обоих. Сейчас, когда гнев оставил меня, я понял безумие поступка. Жить с этим невозможно. Прощайте».
– Какой ужас! – Полковник, военный человек, был потрясен.
– Все указывало на это. – Следователь обращался прежде всего к Холмсу. – Молодой человек, студент, возвращается после длительной отлучки и узнает, что девушка ему неверна – соответствует это действительности или нет, не имеет значения. В припадке гнева он убивает ее, выбрасывает из окна башни – дело происходит ночью во время опытов принца. Затем безумный ревнивец спускается в нижнюю лабораторию, и та же участь постигает принца Александра. В борьбе с ним убийца получает удар по голове, но это, увы, его не останавливает. Потайным ходом он выносит тело и топит в реке, украв для этого лодку, в надежде запутать следствие, после чего возвращается к себе. Утром состояние аффекта проходит, он видит убитую им девушку, страх и раскаяние охватывают его, и студент вешается. Вы согласны с такой версией, мистер Холмс?
– Звучит убедительно, – смиренно согласился Холмс.
Следователь полистал другие бумаги.
– Литературные опусы. О! Мистер Холмс, доктор Ватсон, он писал о вас. – С этими словами следователь поднял один из листков. Что-то скатилось с него и со стуком упало на паркет.
– Недурно. – Следователь поднял предмет. – Такой бриллиантище у студента? Скорее… – Он замолк, но сдержаться не смог. – Скорее, это подарок принца девушке. Залог, знаете ли, благорасположения. Надо будет спросить Петра Александровича, не знаком ли ему сей перстень.
Мы с Холмсом переглянулись. Пропажа драгоценностей!
– Мне предстоит тяжелая обязанность – уведомить о случившемся семью принца. Мистер Холмс, вы не составите компанию?
– Заслуга в столь скором и энергичном расследовании принадлежит исключительно вам, – поклонился Холмс. – Я вынужден воздержаться.
– Я пойду с вами, – вызвался полковник.
Из окна мы видели, как они шли к замку.
– Быстро, Ватсон, быстро. Зарядите в машинку чистый лист.
– Зачем, Холмс?
– Быстрее!
Я повиновался.
– Печатайте! – Он продиктовал текст, несколько строк. – А теперь дайте сюда! – Он сложил лист вчетверо и спрятал в карман.
– Вернемся в «Уютное».
В недоумении я шел за Холмсом.
– Задайте себе вопрос, Ватсон, почему письмо написано не от руки, а на «ремингтоне», причем по-английски, а не на родном Константину языке?
– Потому что адресовано вам.
– Именно, Ватсон, именно! Адресовано мне! Вы уловили суть!
Трапезничали мы в «Уютном» – происшедшие события отменили общий обед. Холмс не переставая курил, а я отдыхал в удобном кресле, положив ноги на пуф. Дремы лениво навещали меня, кружили рядом, заглядывали в лицо; из открытого окна вплетались шумы летнего дня – птицы прилетели к фонтану попить, негромко переговаривались работники, вдали орали павлины. Так прошел не один час.
Следователь заскочил поделиться новостями, покрасоваться.
– Видите, мистер Холмс, и мы в нашей глухомани иногда не лаптем щи хлебаем. Кое-что умеем. Но какой удар семье! Полковник Гаусгоффер готовится к отъезду. Родным нужен покой.