Читаем без скачивания Теплоход "Иосиф Бродский" - Александр Проханов

— У Эллы Александровны мы раздобыли-ее слезу, когда она рыдала по поводу состояния дел с правами человека в России, — пояснял Словозайцев, дымя духовитой палочкой. — Эту слезу мы смешали с брусничным сиропом, добавили каплю духов «Шанель № 6», бросили в раствор крошку мармелада и в таком виде ввели в материнскую плоть. Собачка родилась недоношенной, и ее пришлось долго держать в вате. Зато сейчас она влюблена, у нее сумасшедший роман с сенбернаром, которого вы сейчас увидите.

На подиум вышел печальный облезший пес. Голова у него была лысой, края губ низко отвисли. В желтых зубах дымилась трубка. Он не смотрел по сторонам, лишь изредка опускал башку к подиуму, не слишком радуясь запаху, оставленному его миловидной возлюбленной. На нем был дорогой клетчатый пиджак и галстук-бабочка. Брюк не было. Не нужно было долго его изучать, чтобы признать известного кинорежиссера Говорухина. Это и было сделано зрителями, которые с энтузиазмом хлопали, подымали бокалы и рюмки, шутливо выкликая:

— Вор должен сидеть в тюрьме, а Говорухин в Думе!

— Так жить нельзя, а как Говорухин — можно!

— Россия, которую мы потеряли, а Говорухин нашел и отдал в «стол находок»!

Сенбернар устало смотрел на насмешников, словно хотел сказать: «Какого хера?» Ушел, даже не вильнув хвостом на прощанье.

— Станислав Сергеевич имеет обыкновение подолгу орудовать зубочисткой, — давал пояснения Словозайцев. — Когда он откушал в «Метрополе» суп из омаров и ждал вырезку молодого барашка, официант, по нашей просьбе, унес его зубочистку, которая и послужила источником клеточного материала. Первый опыт осеменения прошел неудачно. В результате скрещивания возник полусенбернар-полуомар. Мы долго смеялись, глядя, как собака с трудом передвигается, опираясь на клешни. Но со второй попытки родился вылитый Станислав Сергеевич — того времени, когда он считал московскую власть самой криминальной в России и еще не пользовался ее покровительством.

На подиуме, сменяя одна другую, появлялись собаки с человекообразными физиономиями. Тут был энергичный эрдельтерьер, похожий на музыканта Ма-каревича, оскалившийся, тяжело дышащий, с небольшой гитарой через плечо. Страстный симпатичный песик в неряшливом свитере, который неудержимо хрипел и лаял, — вылитый телеобозреватель Михаил Леонтьев. Худющая остроносая борзая, с впалыми боками и голодным блеском в глазах, в которой все узнали вице-премьера Жукова.

Наконец настал момент, которого так ждал Есаул. У подиума, ожидая своей очереди, появился губернатор русак со своей собакой, которую держал на поводке. Их сходство было поразительным. Те же недоверчивые, злые, с фиолетовой поволокой глаза. Те. же усы, ниспадающие на брюзгливые губы. Тот же низкий наморщенный лоб, в котором гнездилась одна-единствен-ная мысль — кому бы вырвать кадык. Было видно, что их связывает не просто родство отца и сына, но и глубинная ненависть, рожденная травмированными хромосомами. Пес был облачен в специально скованные для него рыцарские доспехи — голубоватые, прикрывавшие грудь латы. Стальной шлем, из которого выглядывала усатая морда. Стальные пластины, облегавшие все четыре ноги. На бедре качался рыцарский меч. Шею овевал шелковый бант цвета морской волны — знак того, что у рыцаря была дама сердца. Есаул всматривался в обоих, в отца и сына, моля, чтобы его затея удалась.

Появился капитан Яким в своем белоснежном мундире. Проходя мимо «пса-рыцаря», наклонился и едва заметно коснулся места, что слыло уязвимом для закованных в латы бойцов, — того, где на крестце сходились пластины доспехов. Быстро вколол шприц, выдавил под кожу вакцину. Прошагал дальше, кланяясь дамам, отдавая честь мужчинам. Есаул с удовольствием отметил, как ловко и безукоризненно действовал верный офицер.

— А теперь, любезная публика, я хочу продемонстрировать пример удивительного слияния генов — благородной собаки и благородного человека. И хоть господин Русак утверждает, что его тотемным зверем является заяц, обитатель русских лесных опушек, но генетический анализ показал, что его дальний предок и предок собаки динго были одно и то же. Лишь случайность разделила их и повела разными путями эволюции. Но в нашей лаборатории эти пути вновь сошлись. Гены, тосковавшие друг по другу долгие тысячи лет, наконец встретились и празднуют эту встречу.

На подиум вышел губернатор Русак и его закованный в латы сын. Русак торжествовал, был преисполнен отцовства. Впервые демонстрировал публике своего отпрыска, кому, быть может, передаст по наследству древнерусский город с давними традициями демократии, известный своими ганзейскими связями. «Западник», сторонник свободы слова и «выборности губернаторов», он никогда не скрывал своего неприятия пресловутой «вертикали власти». Хотел, чтобы будущий Президент Куприянов приметил его мальчика, приблизил молодого человека, получившего образование в Оксфорде, способного менеджера, знатока языков, обходительного в манерах. Лучшего пресс-атташе не найти. Работоспособность громадная. В рот не берет спиртного. Не замечен в карточной игре и разврате. Наследственный антифашист. Спас еврейского отрока, когда тот безуспешно пытался утонуть в Мертвом море, а насыщенная солями вода выталкивала утопленника как пробку.

Губернатор Русак вел на поводке сына, демонстрируя его гостям и особенно Куприянову. Тот милостиво рассматривал лицо молодого человека, выглядывающее из-под забрала.

Настойка календулы, насыщенная пеплом сгоревшего волоска, достигла мозга собаки. Хромосомы Русака, те, что содержались в вакцине, и те, что жили собачьей жизнью в теле сына, встретились в уродливой комбинации, порождающей «генетический взрыв». Вся накопившаяся в собаке ненависть — избиения плетью, пытки электрическим током, принуждения к сожительству, чтение вслух воспоминаний Валерии Новодворской, — все это полыхнуло в башке животного кровавым затмением. Лицо отца превратилось в мертвенную луну, на которую голодными ночами выли далекие предки. Эту кровавую луну, источник вечных страданий, круглую, как колесо бессмысленных воплощений, следовало разорвать на куски. Собака напрягла мускулистое тело, силясь раздвинуть сталь доспехов. Оттолкнулась от подиума четырьмя ногами и сияя в лучах прожектора синей сталью, ринулась на мучителя. Ее блестящие клыки впились в кадык Русака. Собака повисла. Кусок пищевода с кожей стал медленно выпадать из глотки под тяжестью песьего тела. В горле Русака зияла жуткая смердящая рана, хлестала кровь. Он зажимал дыру, падая на подиум. Все визжали, разбегались, сметая оранжевого монаха с бритой головой, роняя бокалы и рюмки, — предметы вакхических возлияний. С высоты, из голубой негасимой зари, звучали вещие стихи Иосифа Бродского, предвещавшие конец Русака от клыков отцеубийцы:

…И в этом пункте планы БожестваИ наше ощущенье униженьяНастолько абсолютно совпадают,Что за спиною остаются ночь,Смердящий зверь, ликующие толпы,Дома, огни. И Вакх на пустыре…

Есаул торжествующее встал. Удаляясь, наступил каблуком на дымящую благовонную палочку. Матросы подхватили бездыханного Русака, отнесли в морозильный отсек. Уложили в гроб, рядом с покойницей Толстовой-Кац. Накрыли гроб красного дерева американским флагом, свернув его так, как научил их посол США Киршбоу. Аккуратно поправили складки.

Часть шестая

"Я в потемках найду"

Глава двадцать восьмая

Глубокой ночью, пылая, словно золотой ковчег, теплоход причалил к острову. Озарил прожекторами дощатую, полную народа пристань, каменный, вымощенный булыжниками путь, ведущий к монастырским воротам. Высокая стена, башни, купола, колокольни — старинная обитель была окружена ночными деревьями, непроглядной чащей с тонким проблеском скрытого в кронах- креста. Пассажиры, разбуженные колоколом, вышли на палубы, дивясь на сказочный монастырь. Изумленно вглядывались в причал со встречавшими монахами — черные мантии, клобуки, фонари в руках, красный уголек кадила, и над всем — радостное уханье незримого колокола, извещавшего о прибытии желанных гостей.

Все поспешили на пристань. Дамы кутались в шали, спасаясь от ночного озерного ветра. Мужчины взирали на древнюю красоту куполов и шатров, кланялись встречавшим монахам, сыпали деньги в шапки калек и нищих. Предвкушали новые, ожидавшие их впечатления.

Есаул, не сомкнувший глаз, нетерпеливо смотрел на обитель. За стенами, удаленный от богомольцев и многолюдных служб, в тихой келье доживал свой век святой старец, схимник Евлампий, духовник Есаула.

Мимо торопилась сойти на берег мадам Стеклярусова, жеманно, на ходу, подкрашивая губки. Ее красавица дочь Луиза Кипчак уже с палубы строила глазки монахам, приподымала юбку, открывая стройную ножку. Добровольский, ступив на пристань, оказался в объятиях могучего игумена, чья кольчатая смоляная борода делала его похожим на Навуходоносора. Куприянов отвечал на поклоны монахов, которые клонились ему, словно перед ними был сам Патриарх. Посол Киршбоу, большой знаток русской старины, старался вдохнуть сладкий дым лампады, опускал стодолларовую бумажку в ладонь увечного. Словозайцев наивно и радостно улыбался богомольцам — наклонился и что-то ласково сказал молодой изможденной женщине с большим животом, который она заслоняла измученными руками, страшась за свое нерожденное чадо. Лысинка Жванецкого как всегда хихикала, слушая русский колокол. Шляпа Боярского выискивала среди паломников молодые женские лица. Усы Михалкова подошли под благословение к батюшке и картинно, истово целовали протянутый крест.