Читаем без скачивания Третьего не дано? - Валерий Елманов

— Был?

— Побили его басурмане чрез пяток лет. Молодой был, вон яко ты, да горячий такой же, вот и не уберегся. Потому и горестно мне тебя одного отпускать. Будто сызнова сына да на смерть…

— А давай бери своих, и вместе со мной поехали, — загорелся я.

— Неможно, — сразу выдал он категоричный отказ. — Никак неможно. К тому ж мы ныне у него в чести. Он нам отличку даже пред боярами делает — понимать надо. Вот ты послухай, что недавно в Туле учинилось.

Время поджимало, но деваться было некуда, и я «послухал».

Оказывается, в Тулу к царевичу прибыло посольство из Москвы, которое привезло покаянную грамоту и просьбу не держать на них сердце.

Доставили ее самые набольшие мужи, то есть начальные бояре, как они себя именуют.

Во главе посольства были князья Иван Воротынский и Андрей Телятевский — зять «аптекаря» стремился срочно выслужиться перед новым царем.

Вместе с ними прибыла изрядная толпа, впереди которых выступали братья Шуйские, Федор Мстиславский и прочие. Короче, цвет Руси.

Или чертополох — он тоже иногда цветет.

В это же время к Дмитрию прикатил с Дона атаман Смага Чертольский со своим бравым войском.

Так вот, Дмитрий остановил бояр и повелел, чтоб первыми подошли к его руке именно казаки.

Да и потом, когда он принимал московских посланцев, то особо в выражениях не стеснялся, ругая их за то, что они так медлили приехать.

— Вот так оно. Нам ласка, а боярам — бранные речи. Чем плохо? — подытожил Тимофей. — Так что не встанут мои орлы супротив казацкого царя Дмитрия Иваныча, нипочем не встанут. Еще и твою Стражу порубят в запале, не поглядят, что мальцы пред ними, — предупредил он и пытливо уставился на меня. — Не жаль тебе их кровушки?

— Жаль, — честно сказал я. — И потому я сделаю все, чтобы она не пролилась. Но, с другой стороны, если бы во имя справедливости не лилась кровь, то и самой справедливости на свете не было бы. — И после паузы добавил: — А уж мне и вовсе нельзя отступаться. Я Борису Федоровичу слово дал, что заступником его сына буду…

— Прямо яко весы, — невесело усмехнулся Серьга. — Токмо на одной чаше кровь царевича, а на другой мно-ого кровушки. Пущай простецов, холопской, казачьей, да все одно. И что тяжельше?

— Попусту лить кровь не стану, а казачью тем паче, — твердо пообещал я. — Попробую с теми, кто сейчас в Москве, мирно уговориться.

— Ну-ну, — хмыкнул Тимофей.

— А что, они же казаки, а не звери, — возразил я. — Когда узнают, зачем бояре к Годуновым пришли, самим стыдно станет.

— Поначалу, — вздохнул он. — А дале как?

— Главное, ввязаться в драку, — улыбнулся я, — а дальше видно будет.

— Ввязаться несложно, коль вся жизнь — сплошная драка, а вот вовремя вылезти — куда тяжелей.

— И это верно, — не стал спорить я. — Только, знаешь, я своим ребятишкам из Стражи Верных часто повторял: «Если не теперь, то когда? Если не здесь, то где? Если не я, то кто?» Коли сейчас отступлюсь, чего я буду стоить в их глазах?

— Да они и не узнают.

— Тогда еще хуже — останутся мои глаза.

— Весь в батьку. — Серьга как-то по-детски шмыгнул носом и принялся ожесточенно тереть кулаками глаза, сурово приговаривая: — Никак в сон потянуло. И чего енто оно посреди дня, не пойму. — После чего хлопнул меня по коленке и, как о чем-то давно решенном, а сейчас только повторяемом еще раз, деловито заговорил: — Стало быть, дорожка обратно тебе ведома?

— Запоминал, когда ехали, — кивнул я.

— А ты не перебивай старших, — осадил он меня. — Как запомнил, так и забудь — мы по ней в погоню за тобой пойдем. У тебя, конечно, запас, часов пять али шесть, да еще ночь вдобавок, но остеречься надобно и лучше вовсе по ней не ехать. Сразу возьми вдоль Серпенки, она как раз ведет вправо, версты на три-четыре, да так и держись. Ах ты ж, припасов-то у тебя нет, — спохватился он.

— Взял, — возразил я. — Много не мог, заметили бы, но кое-что в мешок покидал. Вроде как закусить в монастыре. Ну а сабля при мне. Пищали, правда, нет, но в пути не до нее.

— А засапожник?

— Их я еще бы пару прихватил, — заметил я.

Он недоуменно пожал плечами, но тут же вынул из-за голенища свой и протянул мне, после чего снял с пояса еще один, по размерам больше похожий на какой-то римский меч, и тоже отдал.

— На моего Чалого садись, — порекомендовал он. — Своего пока заводным держи, он хлипче, а тебе подале отъехать надобно.

— А ты как же? — не понял я.

— Напал ты на меня, оглушил и удрал, — пояснил атаман и предложил: — Ну-ка вдарь мне, чтоб рожа посинела. — И засмеялся. — Вот уж никогда бы не помыслил, что я по слову Христову щеку подставлю. — Зажмурившись, он подал лицо вперед. Прождав в таком положении несколько секунд, он открыл глаза и недовольно спросил: — Ну и сколь мне ждать-то?

— Не могу, — развел руками я. — Понимаю, что для твоего же блага надо, но… не могу, и все тут. Ты ж с моим отцом сколько всего, а я тебя… — И отрезал: — Нет, и даже не уговаривай.

— Ну благодарствую… — протянул он и… вновь шмыгнул носом. — Ладно, я и сам как-нибудь с собой управлюсь. В стан вернусь под утро, не ранее, так что по времени запас у тебя изрядный. К тому же ты ведь поначалу не в саму Москву?

— Нет, к своим ратникам, — честно назвал я первую цель.

— Ну а мы в нее подадимся, вот и разминемся. — Тимофей вздохнул, грустно протянув: — Вдругорядь увидимся, нет ли?

— Увидимся, — заверил я его. — И очень скоро увидимся.

— Худо, ежели скоро, — крякнул он. — Лучше бы попозжее… — И, встрепенувшись, засуетился, поторапливая: — Давай-давай, поспешай… Да почеломкаемся в остатний раз, а то кто ведает…

Мы расцеловались, и я вскочил в седло.

— Гляди мне, чтоб Чалого вернул при встрече. Он меня дважды от смерти уносил, — донеслось вдогон…

Проезжая вдалеке от стана Дмитрия, я все-таки не удержался от ребяческой выходки — прижал большой палец к носу и выразительно пошевелил остальными: «Что, съел?!»

Изловить меня, балда,Много надобно труда!До свиданья, друг мой ситный,Может, свидимся когда!..[139]

В довершение я весело показал язык его нарядному шатру, самый верх которого виднелся даже отсюда.

Вот теперь все.

«Кажется, я слишком круто взял влево, да и ехал не три версты, а все пять», — дошло до меня ближе к полудню второго дня блуждания по лесу, который никак не хотел заканчиваться.

Радовало лишь солнце. Самый лучший ориентир время от времени подсвечивал мне из облаков, помогая не ошибиться с направлением. Ехали мы с казаками строго на юг, так что мне теперь оставалось лишь гнать коня в погоню за своей тенью, держа курс на север.

Однако попетлять все равно пришлось.

Дорога к Дмитрию была практически без рек, а те, что изредка встречались, уж больно малы по ширине, не больше семи-восьми метров. Зато по пути обратно пришлось форсировать одну за другой сразу три достаточно солидных. Но все равно на Москву-реку они не походили. Велик журавель, да не орел.

Это огорчало, ибо означало, что ее, которая должна была встретиться мне в обязательном порядке, я так и не преодолел, а значит, все-таки сбился с пути.

Главная водная артерия, омывающая столицу — очень хотелось надеяться, что это она, — встретилась мне только на третий день.

Расстояние до другого берега было довольно-таки приличным, никак не меньше сотни метров, но, проехав вдоль нее, я уже в сумерках обнаружил местечко, где она сужалась до полусотни, и погнал Чалого в воду.

Наутро я старался держаться поблизости от реки и свернул еще раз вправо, только когда услышал вдали колокольный перезвон.

Под вечер я выехал на широкую дорогу, которая по всем признакам должна была быть трактом на Ярославль — уж больно широка для проселочной, а других в этом направлении вроде бы не имелось.

Я тут же прикинул, что если мне ехать прямиком по ней до Тонинского села, то оттуда рукой подать до полка. Конечно, лучше бы срезать, по прямой получится вообще пустяки, вдвое короче, но уже темнеет, и я вполне могу снова заблудиться.

Однако потом мне припомнилось, что вроде бы Плещеев с Пушкиным, черт бы их побрал, прибыли в Москву именно из Тонинского.

И сразу в памяти всплыл рассказ Корелы о том, как он хитро поступил, оставив часть своих людей в этом селе. Мол, если москвичи вдруг заупрямятся с признанием Дмитрия, то перекрыть дорогу, чтоб не пускать обозы с продовольствием в столицу, дело пары часов.

Оставалось только гадать, как с казаками теперь. Вроде бы необходимость держать их разъезды на Ярославской дороге и в самом селе отпала, но…

И тут же, словно давая ответ на этот вопрос, вдали на пригорке показалось несколько всадников. Я вгляделся и понял, что, увы, мне вновь выпала неудачная карта.