Читаем без скачивания Бей первым! Главная загадка Второй мировой - Александр Никонов

А вопрос повторяю: так кого же в высшем руководстве Генерального штаба Жуков обвиняет в непонимании основ военного искусства? Кого он подразумевает под неопределенным термином «они»?

Теперь разберем, что же это такое – «опыт Первой мировой войны», за который цеплялись неопознанные кретины из НКО и Генштаба?

Ту войну можно описать одним словом: траншеи. Первая мировая война – это колючая проволока в десять, двадцать, а то и в пятьдесят рядов, а за теми рядами – первая траншея, вторая, за ней третья, и далее в бесконечность. И отсечные позиции. И ходы сообщения. И блиндажи.

Еще в самом начале XX века в ходе Русско-японской войны возникло понятие сплошного фронта. Он представлял собой оборонительный рубеж, на всем протяжении занятый войсками, прикрытый огнем и инженерными заграждениями. Первый пример: в 1905 году сплошной фронт 3-й русской армии простирался на 155 км.

В ходе Первой мировой войны десятки километров сплошного фронта превратились в тысячи.

В ноябре 1915 года по первой траншее Русской армии можно было пройти от Балтийского моря до Черного. По первой траншее Германской армии на Западном фронте можно было пройти от побережья Северного моря до границ Швейцарии. И по британско-французской – тоже. Там, в лабиринтах траншей, все воюющие армии зарывались в землю все глубже. Они устраивали в глубоких норах командные пункты и госпитали, склады боеприпасов и церкви, кухни, пекарни, прачечные, электростанции и пункты водоснабжения, туалеты, сапожные мастерские, узлы связи, почтовые отделения, бани, дома терпимости и все остальное, без чего не может функционировать здоровый армейский организм.

Однажды мне пришлось видеть снимок германских позиций, сделанный с французского аэроплана. Это нечто невообразимое. Это настоящая паутина траншей от переднего края и на много километров в глубину. Все это изрыто воронками многолетнего артиллерийского разгула. Но проломить эту оборону было невозможно.

И вот вопрос: почему никто не высмеял Жукова после того, как он вписал в свой эпохальный шедевр очевидную глупость о том, что высшее руководство Красной Армии слепо цеплялась за опыт Первой мировой войны?

Покажите мне, непонятливому, ту несокрушимую оборону от моря до моря с подземными лазаретами и прачечными, с сортирами под перекрытием в пять накатов и землянками политпросвещения вместо походно-полевых домов терпимости. Покажите мне оборонительный рубеж, который на всем его протяжении занят войсками, прикрыт огнем и инженерными заграждениями. Ну не в 1000 километров, не в 500 и не в 100. Покажите мне хоть где-нибудь сплошной оборонительный рубеж, ну хотя бы в 10 километров, занятый войсками, прикрытый огнем и заграждениями.

Весной и в начале 1941 года лета Красная Армия свои оборонительные позиции колючей проволокой не оплетала. Да она и не возводила никаких позиций. А все, что возвели ранее, было к лету 41-го брошено за ненадобностью, засыпано землей и поросло бурьяном. Колючая проволока была только на границе, и была это не армейская проволока, а чекистская. Но пограничники ее борзо снимали и сматывали.

И с траншеями та же картина. Пусть кто-нибудь из официальных кремлевских идеологов назовет мне номер одной советской стрелковой дивизии, которая перед войной отрыла траншеи и заняла оборону. Пока никому не удалось отыскать ни одной советской армии, ни одного корпуса, ни одной дивизии, ни одного полка, которые бы накануне войны сидели в траншеях. Из этого следует, что ни один командующий армией, ни один командир корпуса, дивизии, полка и ниже за опыт Первой мировой войны не цеплялся.

Мало того, Полевой устав (и ПУ-36, и ПУ-39), Боевой устав пехоты (БУП), Наставление по инженерному обеспечению операций и все другие документы, которыми руководствовались войска и штабы, не только не рекомендовали отрывать траншеи, но и прямо это запрещали. Одиночная или парная стрелковая ячейка – вот основа обороны, но только на короткое время и только на второстепенных направлениях.

Выдающейся военный историк и теоретик стратегии Александр Андреевич Свечин предлагал встретить вражеское вторжение обороной, выбить танки противника, перемолоть его дивизии, дать противнику выдохнуться, растратить резервы, топливо, боеприпасы, растянуть коммуникации и только после этого переходить в контрнаступление. Свечин рассуждал просто: на тебя прет бугай, но у тебя – крепкий дом. Запри дверь перед ним! Пусть он рогами в дверь врубится! Пусть увязнет! И вот тогда – твое время! А бежать ему навстречу, даже с вилами или с топором, не стоит. Можно нарваться. Наступать на врага можно, если он слаб. Или спит. Но если силен и наступает сам, то его следует встречать обороной. Непроходимой и непробиваемой.

Бездарный лизоблюд и карьерист Тухачевский обвинил Свечина в пораженческих настроениях, в пособничестве врагу. Тухачевский развернул садистскую травлю Свечина и всех, кто имел смелость вспоминать об обороне. Тухачевский возглавил дикую свору таких же, как и сам, безграмотных, узколобых злобствующих клеветников. На мудрого теоретика Свечина, который осмелился смотреть правде в глаза и иметь собственное мнение, обрушился каскад оскорблений, наветов и доносов в ОГПУ—НКВД: Свечин намерен отдать инициативу в руки врага, это стратегическое вредительство!

В результате Свечин был арестован, осужден и посажен, затем выпущен, арестован во второй раз, осужден и расстрелян.

В 1937 году расстреляли и Тухачевского, но вовсе не за его вредительские теории и взгляды, а за подготовку государственного переворота. Безумные теории Тухачевского не пострадали. У него нашлись подражатели и продолжатели. Главный из них – Жуков: наступать! наступать! наступать!

Но дальнейший опыт показал, что Свечин был прав. В 1943 году советское командование преднамеренно отдало инициативу противнику: наступайте, ребятки, посмотрим, что у вас получится. Жуков бахвалился: это я Сталину подсказал, как надо действовать! Решение действительно мудрое. Только где эта мудрость была в 1941 году? Уж слишком поздно она проявилась. Два года дурацких наступлений на сильного противника обескровили страну и армию, потому на третий год жизнь заставила думать головой. Вот тогда Жуков (а вернее, кто-то в Генеральном штабе) и вспомнил про теории Свечина: а почему бы в оборону не встать, не отдать бы инициативу в руки врага, не выбить его танки, не обескровить его в изнурительных боях, а уж потом самим перейти в наступление?

Так и сделали. В результате германским танковым войскам раз и навсегда переломили хребет и отучили их наступать.

А мудрость Свечина Жуков выдал за свою собственную.

Не оттого случился разгром 1941 года, что Красная Армия цеплялась за опыт Первой мировой войны и слепо ему следовала, а оттого разгром, что опыт Первой мировой войны, опыт обороны в стратегическом масштабе был отвергнут, осмеян, оплеван и забыт.

И только злая судьба заставила опомниться.

15 июля 1941 года пал Смоленск. В этом районе Западная Двина и Днепр текут параллельно, грубо говоря, с востока на запад, образуя коридор на Москву. Потом Двина резко поворачивает на север, Днепр – на юг. Двина и Днепр образуют мощные водные преграды и естественные рубежи, на которых при грамотном руководстве можно было остановить любое вторжение. И только в районе Смоленска остается беспрепятственный с географической точки зрения проход к Москве. В стратегии этот район именуется Смоленскими воротами. Падение Смоленска во все века означало, что противник вышиб дверь, и путь на Москву открыт.

Именно это и случилось летом 41-го. Не прошло и месяца войны, и вот враг у ворот столицы, а поперек его пути ни крупной реки, ни канала, ни укрепленного района, пусть бы даже и недостроенного или брошенного. Руководство Красной Армии реагировало на такой поворот событий правильным решением. «Была издана директива Генерального штаба о переходе к прочной обороне. И если бы в той обстановке эта директива была выполнена, и на занимаемых рубежах была создана глубокоэшелонированная оборона, глубокого прорыва противника к Москве не случилось бы. Но от войск постоянно требовали предпринимать частые наступательные действия, которыми они изматывали не столько противника, сколько себя» («Красная звезда», 1.12.2006).

Тут у нас целая охапка вопросов.

Отчего же директива о переходе к прочной обороне была издана только 15 июля? Отчего ее не издали 22 июня? Отчего такую директиву не издали 21 июня, когда, как уверяет Жуков, все сомнения отпали и стало ясно, что нападения не миновать? Отчего такую директиву не издали 1 февраля 1941 года, в день, когда Жуков принял должность начальника Генерального штаба? И если, в конце концов, ее издали 15 июля, то какой же идиот требовал от войск «предпринимать частые наступательные действия, которыми они изматывали не столько противника, сколько себя»? И как на такие действия реагировал начальник Генерального штаба генерал армии Г. К. Жуков, если видел, что его директиву кто-то осмелился не выполнять?