Читаем без скачивания Готический роман. Том 1 - Нина Воронель

– Можешь сам открыть бутылку, чтобы убедиться, что я ничего не успела туда подмешать.

Ури осторожно вытащил пробку, налил коньяк на донышко бокалов и сел в кресло под лампой.

– Я слушаю, – сказал он, согревая коньяк в ладонях. – И сядь, ради Бога, не мелькай передо мной, как тигрица в клетке.

Инге не села, но снизила скорость своих метаний по комнате и начала медленно, словно нащупывала путь через трясину:

– Для меня он всегда был Карл.

На этой фразе она запнулась и пожаловалась:

– Рассказать все по порядку трудней, чем выпрыгнуть из окна самолета. Уж кто-кто, а ты должен это понимать.

– Давай, прыгай! – подбодрил ее Ури теми же словами, какими он подбадривал новичков-курсантов перед первым прыжком. – Зато потом будешь чувствовать себя героем.

Инге вдохнула воздух глубоко в легкие, чтобы сказать как можно больше на одном выдохе:

– Я узнала, что его зовут Гюнтер фон Корф, только когда увидела его фотографию в газете. Вернее, во всех газетах. Во всех до одной. Его ведь долго не могли найти, потому что ни в каких операциях он сам не участвовал, – он был у них мозговым трестом. Он знал всех – его не знал почти никто. До того у него было только имя, а лица не было. Имя это к тому времени знали все, но ты сам понимаешь – мне и в голову не приходило... И вдруг на первых страницах всех газет я увидела... Ты не можешь себе представить мой ужас... Впрочем, нет, сперва я не поверила своим глазам, подумала: какое потрясающее сходство! Я ведь знала, что его зовут Карл фон Гревниц. Для меня он навсегда останется Карлом. Ты ведь знаешь, имя человека не случайно – оно отражает его глубинную сущность. Сущность Карла должна отличаться от сущности Гюнтера, несмотря на общую для обоих приставку «фон». Впрочем, именно этот «фон», повторенный и в том, и в другом имени, заставил меня поверить, что это Карл. Потому что и «фон» отражает глубинную сущность, а Карл и не хотел потерять ничего из того, что было для него важно. Он очень чтил свою голубую кровь... и мою тоже... Я ведь тоже могла бы называть себя баронессой фон Губертус... Просто мне это казалось нелепостью, а ведь он меня за эту бесполезную приставку ценил...

– Инге, – перебил ее Ури. – Давай сначала факты, а психологию потом.

– Ты же сам спросил, как я могла его любить, – заупрямилась было Инге, но Ури тоже заупрямился:

– Об этом после. А сейчас скажи: что ты делала у фонтана Тренто?

– Сидела в кафе за углом и ждала Руперта Вендеманна. Только я не знала, что это будет именно он. Я ждала человека, который скажет мне пароль и заберет спортивную сумку с теннисной ракеткой, которую я привезла из Кельна.

– По просьбе Карла?

Инге молча развела руками – мол, по чьей бы еще?

– И это оказался Руперт?

– Он самый. Как всегда, в тугих шелковых брюках, натянутых прямо на голый член. Я узнала его сразу, как только увидела из окна, – когда он еще шел по улице, разглядывая вывески. Он вошел в кафе, огляделся, увидел меня и просиял: я ему явно понравилась.

– Как он тебя узнал?

– Я держала в руке черный дождевой зонтик, хоть погода была солнечная.

– О, Боже! Совсем как в кино!

– Для него это и было кино! Он подошел и сел напротив меня, так что сумка с ракеткой оказалась на стуле между нами. Я уже заказала по чашечке капучино для нас обоих. Он взял свою чашку, пригубил и спросил про фонтан Тренто. Я ответила как следовало. Он допил кофе, взял сумку и ушел.

– И все?

– Почти все. Если не считать того, что пока он пил свой капучино, он успел пригласить меня пообедать с ним в каком-то супермодном ресторанчике, где по вечерам собирался римский артистический авангард.

– И ты согласилась?

– К счастью, нет, – ведь подразумевалось, что в конце вечера я должна пойти с ним в койку.

– Ты знаешь, что было в сумке?

– Карл мне не сказал, а я не спросила. Я уже привыкла ничего лишнего у него не спрашивать.

– И даже не спросила, зачем вся эта таинственность с зонтиком и паролем?

– Можешь не сомневаться, что у Карла на все было вполне разумное объяснение. Зато сколько бессонных ночей я потратила потом, чтобы ответить себе, была ли в сумке просто взрывчатка или боеголовка той ракеты, которую запустили в окно премьер-министра Италии вскоре после моей встречи с Рупертом!

– Как ты думаешь, а Руперт знал, что в сумке?

– Скорей всего, нет. Иначе его бы тоже судили. А его потаскали-потаскали на допросы и отпустили. Так что он почти без затрат превратился в настоящего героя.

– Интересно, он вспомнил тогда о вашей встрече в Гейдельберге?

– Не думаю. Вряд ли он меня узнал. Он небось за свою долгую жизнь не за одной девушкой гонялся по улице. Но зато сегодня, когда он стал припирать меня к стене, та история в Гейдельберге оказалась мне очень кстати. Я напомнила ему, как он сбежал из зала, готового к бою с полицией. И сразу сбила его с толку.

– Он смутился? – не поверил Ури.

– Ну уж и смутился! Чтобы смутить Руперта, нужна артиллерия потяжелей моей. Но он почувствовал себя неловко. И почти поверил, что я узнала его по встрече в Гейдельберге, a не по встрече в Риме.

– Почти поверил?

– К сожалению, почти. Все-таки своим глазам он верит больше, чем моим уверениям.

– А чего он, собственно, хотел? Чтобы ты подтвердила в полиции, что он все же был замешан в игры Гюнтера фон Корфа? Или он тоже зовет его Карл?

В голосе Инге опять зазвучали панические нотки:

– Я тебе сказала: он ищет Карла!

– В каком смысле ищет?

– В том смысле, что Карл перехитрил всех и исчез, как иголка в стогу сена.

– Кого – всех?

– Я ведь хотела рассказать тебе все по порядку! – обиженно выкрикнула Инге. – Иначе ты не поймешь.

– Тише, не обижайся. Лучше объясни, для чего он ищет Карла? Для кого?

– Не знаю, от него всего можно ждать. Может, для них, а может, для полиции.

Тут Ури спросил наконец, кто такие «они», хотя, пожалуй, мог бы уже и сам ответить на этот вопрос. Но Инге не спешила с ответом. Она несколько секунд постояла, прикусив губу, а потом выдвинула ящик секретера и вытащила пачку желтых полицейских листков – ту самую, которую он обнаружил там сегодня утром, – или это было год назад?

– Вот «они» – те, кого полиция еще не нашла.

– Ты хочешь сказать, что они все еще существуют?

– Конечно. А как бы иначе Карл убежал из тюрьмы?

Ури вздохнул:

– Я сдаюсь, ты была права: расскажи мне все с самого начала.

– Я их боюсь, – торопливо заговорила Инге. – Их я боюсь даже больше, чем полицию. Полиция, какая бы она ни была, все-таки представляет закон. Для них же давно не существует законов. Они годами прячутся в каких-то тайных норах, живут там коммунами и сходят с ума от страха, от тесноты, от невозможности хоть на час остаться наедине с собой. Они смертельно надоедают друг другу, каждая мелочь их раздражает. Курят, занимаются групповым сексом, ревнуют всех ко всем и со временем начинают так ненавидеть друг друга, что находят облегчение в любой жестокой и опасной акции. Лишь бы вырваться на свежий воздух.