Читаем без скачивания Сексуальная культура в России - Игорь Семёнович Кон

Эта «тихая революция» затрагивает и брачную сексуальность, особенно женскую. Публично высказываемые взгляды на этот счет зачастую весьма консервативны. Например, по данным опроса, проведенного в ноябре 1998 – январе 1999 г. в Санкт-Петербурге (700 респондентов) и Туле (400 респондентов), более половины (60 %) питерских мужей считают, что сексуальная инициатива (выбор позиции) в браке принадлежит мужчине (против лишь 2 %). Примерно такой же расклад мнений и среди женщин – 63 % против 4 %. Тем не менее чисто «викторианский» взгляд – «уважающая себя дама не должна шевелить бедрами в постели» – выразили всего 8 % петербургских жен и 5 % их супругов. В Туле в пользу сексуальной активности мужчин высказались почти 80 % мужей и 70 % жен. Хотя возможность женской сексуальной инициативы в браке допускает почти каждая пятая жительница Тулы, 10 из 100 опрошенных женщин целиком отдают ее мужьям. В то же время 40 % туляков признают и приветствуют право жен на проявление собственной сексуальной инициативы (против только 7 %) (Голод, 2004).

Однако особенно доверять этим ответам не следует. Сексуальные сценарии и практики, принятые в молодежной среде, гораздо больше ориентированы на гендерное равенство, причем опыт добрачных отношений неизбежно переносится и на брачную сексуальность. Это создает определенный конфликт ценностей и психологический дискомфорт, долгосрочное партнерство не может не отличаться от краткосрочных отношений.

Острее всего это переживают молодые женщины, сталкивающиеся с конфликтом социально-карьерных и брачно-любовных ожиданий. Большой знаток, любитель и любимец женщин Василий Аксенов говорил:

«Доминирующий тип сегодня – гигантская, рослая, очень длинноногая девушка, все силы которой уходят в основном на поддержание собственного имиджа. Эта девушка так заботится о собственной сексуальности, что времени на секс как таковой у нее уже не остается. Говорить ей не о чем. Как почти все в России, она стремится быстро превратиться в товар. Это же происходит с любым предметом, заботящимся о собственной продаваемости: в нем не остается никакой глубины, многозначности. Он сводится к функции. И современная девушка, увы, в смысле внутреннего содержания мало отличается от книги, которую она иногда прихватывает в супермаркете полистать между делом» (Аксенов, 2006).

Близкое суждение высказал Виктор Ерофеев в эссе «Почему дешевеют русские красавицы?»:

«Модель поведения современной русской девушки складывается из взаимоисключающих понятий. Девушка романтична и прагматична, наивна и расчетлива, целомудренна и похотлива. Мужчина не знает, кого в ней любить. Мужчина любит в женщине тайну, а не моральный переполох. Растущая сексуальная агрессивность потомства тургеневских девушек делает их более доступными, но менее желанными. Конкуренция на женском сексуальном рынке приводит к тому, что девушка страстно играет одну и ту же роль сексуального объекта. Своей одеждой она подчеркивает и выделяет эрогенные зоны. Чем старше она становится, тем с большим отчаянием бьется за реализацию своих желаний. Уже к двадцати трем годам ее начинают посещать первые мысли об упущенной жизни, ее поведение неспокойно, она снимает стрессы выпивкой, подсчитывает и обсуждает с подругами каждый жест внимания к себе, каждый поворот мужской головы в свою сторону. Постепенно она становится циничной, предсказуемой. <…>

На общественной сцене возникает новый тип женщины, которую легко купить за приличные деньги, но которая дешевеет в человеческом измерении. Не обладая моральными ценностями, женщина путается в понятиях, сбивается с толку. Она дорого продается, но дешево покупается. Она по-прежнему мечтает о вечной любви, но в ее ожидании она доступна и взаимозаменяема. Она любит, пока ей интересно. Однако с ней уже неинтересно» (Ерофеев, 2006).

Кому неинтересно? Мнение Ерофеева выражает типично мужскую, хозяйско-покупательскую точку зрения. Женщины по этому поводу замечают, что «при первом же случае Адам всю ответственность свалил на женщину». Когда девушки говорят откровенно, они часто признаются, что вынуждены притворяться такими, какими их хотят видеть мужчины:

«У нас же дикая смесь, это и патриархат такой, и помешанность на внешнем виде, при этом мы безумно самостоятельные. Мы же, мы играем из себя девушек и женщин, инфантильных созданий, большинство, я не знаю практически ни одну русскую женщину, которая является инфантильным созданием» (женщина 24 лет) (Темкина, 2008. С. 344).

Вопрос, кто кого успешнее обманывает – мужчины женщин или женщины мужчин? – однозначного решения не имеет и иметь не может.

Параллельные связи

Заметно меняется отношение россиян к параллельным (внебрачным) связям. Супружеские измены существовали всегда, и на словах их всегда осуждали. При всесоюзном опросе ВЦИОМ в 1992 г. «иметь, помимо мужа (жены), любовника (любовницу)» сочли нормальным, допустимым только 23 %, а ненормальным, недопустимым – 50 % россиян (в других бывших советских республиках доля положительных ответов колебалась от 45 % у узбеков до 14 % у таджиков). В российском опросе ВЦИОМ 1993 г. «людей, которые часто меняют своих сексуальных партнеров», осудили 42 % мужчин и 57 % женщин; нейтральную позицию заняли соответственно 15 % и 9 %. При этом четко выражен двойной стандарт: если неверность мужа строго осуждают 43 % мужчин и 59 % женщин, а оправдывают соответственно 15 % и 7 %, то женскую измену осуждают 62 % мужчин и 60 % женщин, а допускают ее только по 8 % тех и других.

В 1994 г. взгляды населения оказались либеральнее. Внебрачные связи категорически осудили 26 % мужчин и 40 % женщин, тогда как 20 % и 11 % опрошенных не видят в них ничего предосудительного (ответы различаются в зависимости от возраста, образованности и места жительства) (Bodrova, 1996). При международном исследовании сексуальных установок населения 24 стран россияне (было опрошено 1998 человек, из них 64 % – женщины, средний возраст 41 год) опередили всех остальных по готовности принять и оправдать внебрачные связи; их категорически осудили только 36 % опрошенных, а 17 % признали допустимыми при всех условиях (Widmer, Treas, Newcomb, 1998). Среди опрошенных в 1999 г. финнов, эстонцев и петербуржцев временную супружескую неверность сочли допустимой 51 % питерских мужчин и только 20 % финнов и эстонцев; наличие реальных «параллельных связей» признали почти половина женатых питерцев и только треть финнов и эстонцев (Haavio-Mannila, Kontula, 2003).

Как и прочие сдвиги, рост терпимости к параллельным связям начался еще в советские времена. Их моральной легитимации способствовали и осложненная советскими бытовыми условиями брачная рутина, и распространение «романтических дискурсов», и представление о «естественности» сексуальных потребностей (Темкина, 2008). Сравнение двух сходных выборок молодых специалистов, по 250 человек в каждой, с интервалом в 20 лет (1969 и 1989 гг.) показало не только рост терпимости к внебрачным связям, но и увеличение их количества. Доля женщин, признавших, что они имели внебрачные связи, выросла с одной трети в 1969-м до половины в 1989 г. Среди женатых мужчин в 1969 г. наличие внебрачных связей признали меньше половины, а в 1989 г. – свыше трех четвертей (Голод, 1996. С. 90–92. Ср. Boss, Gurko, 1994). У опрошенных московскими венерологами (Лосева, Бобкова, 1999) здоровых людей наличие внебрачных связей признали 55,5 % мужчин и 25,5 % женщин; мужья начали изменять уже в первые