Читаем без скачивания В чужой стране - Абрам Вольф

Гертруда, прижавшись к Шукшину, тяжело вздохнула.

— И Виталия нет… Уже пять дней, как они ушли, Констан!

— Да, пять дней… Наверное, присоединились к союзникам. За Виталия я спокоен. Не пропадет!

— О, Виталий… — с какой-то необыкновенной теплотой проговорила Гертруда, и ее посиневшие губы тронула улыбка.

Резенков и Белинский вернулись перед рассветом. Они подтвердили, что немцев в лесу уже нет. Автоматчики перешли канал, закрепились на этой стороне. У мостов стоят танки.

Шукшин поднял отряд. Голодные, дрожавшие от холода люди один за другим входили в ледяную воду.

Когда поднялось солнце, они уже были на той стороне, шли по лесу, держа направление на Опутру, занятую частями союзников. Повсюду были видны следы недавнего боя. Чернели обожженные, искалеченные сосны, тут и там поблескивали в траве цинковые коробки из-под патронов, пробитые пулями немецкие каски. На тропах, между деревьями, в кустарнике лежали убитые.

Бойцов взвода Новоженова среди убитых не было. Ни одного!

«Быть может, их схватили ранеными? — думал Шукшин, уронив голову на грудь. — Нет, с партизанами фашисты возиться не будут, их расстреляли бы тут же, на месте… Но и уйти, прорваться к каналу они не могли. Я же видел, как высыпали из леса автоматчики… Что же с ними, что?»

Из раздумья его вывел резкий окрик:

— Стой! Кто идет?

Шукшин вскинул голову, остановился. Из-за ветвей на него настороженно, не узнавая, смотрел Митя.

— Митя? Это я, Шукшин! — он метнулся вперед, с треском ломая сучья. — Где люди, где Петр?

— Все тута, — спокойно ответил Митя. — Эвон на поляне дрыхнут…

На куче сена, тесно прижавшись друг к другу, крепко спали бойцы третьего взвода. Отыскав среди спящих Новоженова, Шукшин потряс его за плечо. Но сержант только сердито промычал и дернул ногой.

— Да проснись же ты, черт бы тебя побрал!

Новоженов вскочил, изумленно уставился на Шукшина.

— Константин Дмитриевич, товарищ подполковник… вы?

— Нет! Елена Прекрасная… Спишь тут!

— Константин Дмитриевич! Батя! — Новоженов схватил Шукшина за плечи, прижал к груди. — Как же вы тут оказались? Мы уж решили…

— Как мы тут оказались — понятно, из-за канала пришли. А вот как вы тут очутились — не пойму!

— Так мы же и не уходили отсюда, — ответил Новоженов, и в глазах его мелькнула хитроватая улыбка. — Мы фрицев объегорили — будь здоров!

Услышав разговор, поднялись бойцы взвода. На полянке сразу стало тесно и шумно. Новоженов начал рассказывать, как они оказались здесь, в глубине леса.

Прикрывая отход отряда, взвод Новоженова удерживал рубеж до тех пор, пока враг не начал заходить в тыл. В последний момент взвод откатился назад, занял новый рубеж и вновь обрушил на гитлеровцев сильный огонь. Но наступила минута, когда Новоженов увидел, что больше им не продержаться: гитлеровцы вышли к каналу слева и справа, отрезали дорогу к мостам. О том, что в стороне от мостов под каналом проходят трубы, Новоженов знал. Но туда проскочить уже было невозможно: противник занял шоссе. Опрокинуть автоматчиков, прорваться в направлении Опутры тоже было невозможно. Партизан только девятнадцать, а автоматчиков — сотни. Казалось, участь взвода решена, бойцам остается лишь думать, как дороже продать свои жизни. Но полтора года лесной жизни, острой беспощадной борьбы научили Новоженова самообладанию, умению находить выход из самого отчаянного положения.

Он знал, что где-то слева, совсем недалеко, должна быть широкая прогалина, заросшая геем. Чудесный бархатистый гей! Сколько раз он спасал партизан, укрывая их в своих непроницаемо густых, стелющихся по земле зарослях! И теперь Новоженов решил прибегнуть к его защите. Оторвавшись от врага, партизаны бросились в лощину, покрытую молодым сосняком, и по ней проскочили к прогалине. Приподняв тяжелые, сплетенные в толстый ковер стебли, они один за другим ныряли в живые, зеленые пещеры, быстро скрывались в глубине зарослей.

Автоматчики, выйдя к широкой открытой прогалине, побоялись пересекать ее, решили, что партизаны засели впереди в лесной чаще. Они двинулись по краям прогалины, прячась за деревья и беспрерывно строча из автоматов.

Цепь ушла вперед, взвод Новоженова остался в тылу. Теперь партизаны были вне опасности. Но Новоженову пришла дерзкая мысль нанести врагу еще один удар. Оставив укрытие, партизаны пошли следом за гитлеровцами. Укрываясь за деревьями, в кустарнике, они неторопливо выбирали цели и выбивали из цепи одного автоматчика за другим. Сильная пальба не позволяла немцам определить, откуда бьют партизаны. Они продолжали идти вперед, не оглядываясь, стреляя перед собой. На тропах под соснами оставались убитые…

— Сыграли мы с ними в кошки-мышки! — рассмеялся Новоженов, закончив рассказ.

За лесом, где-то около Опутры, загремели орудийные выстрелы. Тотчас же за каналом откликнулись орудия немцев. Над головой с шелестом пронеслись снаряды.

— Вперед! — подал команду Шукшин и вышел на тропу. За ним, вытянувшись цепочкой, двинулся отряд.

В километре от Опутры партизаны увидели американские танки. Они стояли на возвышенностях, выстроившись в линию, и методично, с ровными паузами били, из пушек.

Обогнув лесом позиции танкистов, отряд вступил в Опутру. По улицам шумными толпами бродили американские солдаты. Увидев оборванных, запыленных людей, шагавших строем серединой шоссе, с автоматами и карабинами за плечами, они останавливались, изумленно смотрели на них.

Возле кафе, которое, несмотря на артиллерийскую стрельбу, было открыто, стояла группа американских офицеров. Шукшин направился к ним. Но раньше, чем он подошел к офицерам, один из них, молодой высокий лейтенант, отделился от группы и направился ему навстречу. Отдав честь, он дружески протянул руку и спросил на хорошем русском языке:

— Вы — командир партизан?

— Да, командир русских партизан. С кем имею честь говорить?

Лейтенант ответил, что он является офицером штаба корпуса, прибыл сюда с поручением.

— Я рад видеть русских людей. Россия — родина моей матери…

— Кто здесь старший?

— Я проведу вас к командиру полка. Он здесь, в кафе. Идемте!

В кафе было пусто. За столиком у окна сидел грузный, похожий на борца-тяжеловеса, майор. Коротко остриженные жесткие волосы на его большой голове отливали медью. В углу рта дымилась сигара. Шукшин, сопровождаемый лейтенантом, подошел к майору.

— Я командир русской партизанской бригады подполковник Шукшин.

Лейтенант перевел. Майор коротко кивнул головой.

— Садитесь, подполковник. Будем завтракать.

— Благодарю вас, майор. Я сначала должен позаботиться о своих людях. Они вторые сутки без пищи.

Американец снова кивнул, вынул изо рта сигару, щелчком стряхнул на скатерть пепел и уставился на Шукшина выпуклыми, ничего не выражающими глазами:

— Когда вас сюда забросили? Почему наше командование не было предупреждено о выброске советского десанта?

Шукшин коротко объяснил, как оказалась в Бельгии русская бригада.

— Мы военнопленные, понимаете? Бежали из лагерей и стали партизанами.

Майор кивнул головой, но по лицу его было видно, что он не верит.

— Бельгийские и русские партизаны держали Ротэмские мосты десять дней, — сказал Шукшин. — Мы думали, что они вам нужны, чтобы быстрее проскочить к Маасу… Почему, майор, ваши танки не вышли к мостам? Теперь вам придется брать эти мосты. Брать их будет не легко… Майор молча попыхивал сигарой.

— Мосты мы сдали только вчера, в полдень… — проговорил Шукшин, уставившись на американца твердым взглядом.

Хозяйка кафе принесла бутылку вина. Майор придвинул к себе бокал, до краев наполнил вином и, поднимая его, встретился с Шукшиным взглядом.

— Мне все известно, подполковник. И моему начальнику известно. Я докладывал, что вы держите мосты. Было бы здорово проскочить с хода этот канал, здорово! Но мы не имели приказа идти вперед. Мы с вами солдаты, подполковник. — Он опустил бокал. — Может быть, все-таки позавтракаете со мной?

Шукшин отказался, встал. Говорить с майором было не о чем. С тяжелым сердцем он вышел из кафе. Не такой представлялась ему долгожданная встреча с союзниками… Партизан окружала большая толпа американских солдат. Тут же были и жители села — среди зеленых курток и стальных шлемов виднелись пиджаки, шляпы и береты. Стоял такой гомон, что его не заглушали даже пушечные выстрелы, гремевшие за селом. Переводчик здесь не требовался. Слова «товарищ», «дружба», «смерть фашизму» были одинаково понятны всем, на каком бы языке они ни произносились — русском, английском или фламандском. Подходили новые и новые группы американцев. Солдаты, приветливо улыбаясь, еще издали кричали русским: «Хелло, бойск!» «Здорово ребята!»