Читаем без скачивания Корректор. Книга третья: Равные звездам - Евгений Лотош

– Погоди, погоди, Тамша! – остановила ее насторожившаяся Карина. – Кто его укусил? Что такое "мурубура"… "муррура"…

– Муллулуба та мусукурата. Мусукурата – зверь, большая крыса, жить вода, быстро плавать, рыба есть. Вот такая, – она развела руки примерно на полсажени. – Он человек боится, не подходить. Этот мусукурата стал муллулуба – больной, злой, кусать всех рядом. К нему подходить нет, иначе он кусать, ты умереть. Сан Шаттах умереть через два… три дня. Муллулуба та зверь человек кусать – человек умереть быстро и плохо.

– Почему человек умирает? Симптомы? – напряженно спросила Карина. – Что с человеком случается? Зараза? Болезнь?

– Рана гореть, сначала мало, потом сильно-сильно. Рана гнить, кровь гнить. Второй день человек никого не видеть, говорить с духи, пить нет – вода бояться. Третий день человек от громкий голос корчит, голова назад, весь дергаться, вот так, – Тамша очень похоже изобразила судороги. – Пена из рот, как пена на реке. Потом умирать. Нет лекарство. Нельзя муллулуба та зверь подходить. Муллулуба та зверь кусать – умирать быстро и плохо.

– Ничего себе… – ошеломленно проговорила Цукка. – Что еще за новости такие? Кара, ты такую болезнь знаешь?

– Нет. Я же не инфекционист. И в тропической медицине не разбираюсь… ох, почему у меня чувство, что я эту фразу еще сто раз произнесу? У нас есть похожая болезнь – черное бешенство, симптомы у животных почти те же – агрессивность на начальных стадиях, на последних – пена у рта, водобоязнь, судороги, прогрессирующий паралич и смерть. Вызывается РНК-вирусом, поражающим нервные ткани, передается при физическом контакте с жидкостями тела носителя, в том числе через укус. Но она не опасна для людей, ей вообще заражаются только крысы, мыши, собаки и, кажется, лисы. Я о ней вообще знаю только потому, что в свое время учебник по ветеринарии наискосок пролистала из любопытства. И у нее один только инкубационный период – от трех с половиной до пяти периодов. Такой скоротечности, чтобы за три дня убивать, и близко нет. Тамша! Сын сана Шаттаха еще здесь?

– Ма, Карина. Ждет там, – Тамша махнула рукой в сторону двери. – Зря ждет. Муллулуба не лечить никогда. Зря ходить не надо. Сын глупый, совсем молодой. Сан Шаттах жалко, он веселый, добрый, богатый, но все равно умирать.

– Ну, насчет никогда мы еще посмотрим, – сквозь зубы проговорила Карина. – Кара, я иду к пострадавшему. Посиди пока здесь с Тамшей…

– Зачем? – удивилась Цукка, поднимаясь. – Мне интересно. И не хочется сейчас одной оставаться. Пойдем вместе. А ты разве инфекции лечить умеешь?

– Если бактериями, грибками или простейшими вызваны – да. Мой сканер работает на клеточном уровне, так что их видит. С ними работает стандартная процедура выжигания, которой я от опухолей организм чищу. Тут даже легче – гемодиализ проводить не надо, и фактически натуральная вакцина получается. Воспаленные раны, грибковые поражения, язвы инфекционного характера чистятся почти мгновенно. От вирусов я чистить не могу, но не думаю, что здесь вирус. Слишком быстро все происходит. Тамша, останься здесь, незачем толпой ходить. Дождь, кажется, не слишком сильный. Интересно, здесь зонтики делать умеют?

Дождь на улице лил, но умеренно, и гром погромыхивал нечасто и вдалеке. Сын укушенного оказался совсем молодым пареньком лет двенадцати или тринадцати. Полуголый, в одних коротких штанах, он терпеливо мок под дождем, пытаясь хоть как-то укрыться от него у стены хижины. Когда он увидел Карину и Цукку в обрезанных платьях, его глаза расширились. Он попытался отвести взгляд, но не сумел и откровенно уставился на голые коленки Карины.

– Момбацу сама Карина… – пробормотал он.

– "Момбацу" не надо, – командирским тоном заявила та. – Где твой отец?

– Отец дома, – подросток ткнул пальцем куда-то в сторону. – Я доведу.

– Веди, – согласилась Карина. – Давно его укусил зверь?

– Недавно, – подростку наконец удалось оторвать глаза от карининых коленок. – Солнце за тучи пряталось.

Он повернулся и быстро пошел по тропинке. Карина и Цукка в сопровождении Тамши последовали за ним.

– Как тебя зовут? – спросила Карина ему в спину.

– Матса, сама Карина, – откликнулся мальчик.

– Сколько лет твоему отцу?

– Двадцать семь, сама Карина.

– Расскажи, что случилось.

– Он ходил… к реке ловить нидзимасу. На него бросилась муллулубная водяная крыса, укусила его за ногу. Он поскользнулся, упал, сломал руку. Крыса убежала, он вернулся домой. Сейчас лежит и умирает. Ты спасешь его, сама Карина? – мальчик оглянулся, и Карина увидела в его глазах мольбу.

– Он часто болеет?

– Нет, сама Карина! Он никогда не болеет! Он веселый и здоровый. Сан Мамай сказал, ты великий шаман, хоть и женщина. Ты спасешь отца?

– Не знаю, Матса. Я никогда не видела такую болезнь. Я попробую…

"Пробуя, Кара, ты подсознательно оставляешь лазейку для неудачи. Не надо пробовать. Надо просто делать. Так, словно ты занималась этим всю жизнь".

– …я сделаю все, что в моих силах.

– Пожалуйста, сама Карина! Он богатый, он заплатит много денег!

– Как будто они нам пригодятся… – грустно пробормотала Карина.

– Пригодятся! – отрезала Цукка. – Кара, ты забыла, что папа говорил тебе насчет вреда бесплатной помощи?

– Я помню. Просто… если мы не выберемся отсюда, нам деньги ни к чему. А если выберемся – вряд ли местные гроши для нас окажутся заметными.

– Ну, вдруг здесь рядом золотая шахта, и у местных принято платить самородками?

– Ага. И при том считать треснувший котелок едва ли не сокровищем! – фыркнула Карина. – И не забывай, я его еще не вылечила.

Идти оказалось недалеко. Саженей через тридцать они вышли к большой, стоящей особняком хижине – скорее даже, добротному дому, сделанному, как и остальные строения, из переплетенных какими-то гибкими прутьями кольев, но с настоящими стеклами в оконных проемах, деревянной дверью на металлических петлях и крышей из плотной дранки. Из трех сараев рядом с домом слышалось приглушенное кряканье и кудахтанье. Рядом стояло несколько больших по местным меркам строений, по виду – амбаров. К дому подходила широкая, в сажень, утоптанная тропинка, могущая сойти за дорогу, а из-под навеса неподалеку выглядывала закрытая брезентом тупая морда большого автомобиля – чего-то среднего между джипом и грузовиком.

– Действительно, богато живет дяденька по местным меркам, – пробормотала Цукка.

– Ну, по местным – возможно… – скептически проговорила Карина.

Пострадавший, большой, но поджарый мужчина, которому дома, в Катонии, она дала бы лет сорок с небольшим, лежал на широком топчане под вышитым покрывалом, в нижней части перепачканным грязью и кровью. Вокруг хлопотали три женщины, как ни удивительно, простоволосые. Две были вполне взрослыми, а третья – девочкой лет десяти, даже младше Матсы. Мужчина, баюкающий на груди правую руку, мелко и часто дышал, в его глазах застыло обреченное паническое выражение. Увидев вошедших, он сделал слабое движение, словно пытаясь отползти подальше, но охнул от боли и снова замер. Мальчик бросился к нему и что-то быстро затараторил на своем языке. Женщины дружно загалдели, но тут же словно по команде осеклись и отпрянули от ложа, когда Карина решительным шагом подошла к нему.

– Добрый день. Ты господин Шаттах? – спросила она. Вопрос являлся очевидно дурацким, но нужно же с чего-то начинать?

– Не трогай меня, синомэ! – слабо пробормотал мужчина. – Я не сделал тебе ничего плохого. Я и так скоро умру…

– Я врач, господин Шаттах. Я лечу людей, а не убиваю их. Лежи спокойно и не дергайся.

Она решительно оторвала левую руку мужчины от правой – тот снова дернулся от боли – и быстро просмотрела заметно распухшее правое запястье.

– С рукой все в порядке, – констатировала она. – Не перелом, просто вывих и растяжение связок. Расслабься, господин. Больно не будет.

Пациент с ужасом глянул на нее, но страх на его лице немедленно сменился удивлением, когда привычным движением Карина "отключила" нервы в руке, как она предпочитала про себя называть их временный паралич. Легкое касание манипулятора в режиме, который на полной мощности почти испепелял нервные ткани, на сотой ее части вызывало лишь временное их онемение, прекрасно заменяющее химическую анестезию. Сейчас рука пациента полностью потеряла чувствительность. Не давая ему опомниться, Карина подняла предплечье и кисть обеими руками, зафиксировав их в нужном положении, и дернула-потянула манипуляторами в нужных точках. С хорошо слышным щелчком лучезапястный сустав встал на место.

– Рука починена, – констатировала Карина, аккуратно опуская конечность на покрывало. – Господин Шаттах, не шевелись пока. Сейчас наложим шину, чтобы не беспокоить сустав несколько дней. Матса!

– Да, момбацу сама? – пролепетал подросток, глядя на нее огромными от удивления круглыми глазами.