Читаем без скачивания Взрослый мир императорских резиденций. Вторая четверть XIX – начало XX в. - Игорь Зимин

Роль царских духовников на протяжении всего XIX в. не выходила за жестко очерченные служебные рамки. Они совершали все необходимые при дворе службы, занимались административной, научной и педагогической деятельность, но серьезного влияния на души царей не имели. Только Распутин, сумевший стать фактическим духовником царской семьи, оказывал действенное влияние на духовную жизнь всей царской семьи. Характер и степень его влияния выходят за рамки настоящей работы, поэтому и не рассматриваются. Однако стоит отметить, что как только Распутин приобрел это влияние, нарушая устоявшиеся правила, то немедленно началась ожесточенная борьба придворных группировок как за приобретение влияния на самого Распутина, так и за полную ликвидацию этого влияния, что вылилось в убийство Распутина в декабре 1916 г.

Официальные духовники российских императоров

Наследственные черты Романовых

Специфика царской профессии предполагала многочисленные публичные контакты между монархом и подданными. Конечно, для каждого из подданных Российской империи только возможность увидеть царя превращалась в одно из главных событий жизни. А уж если царь с кем-то заговаривал, то это становилось поводом для написания мемуаров. Любой, даже самый мимолетный разговор подданного с царем становился важнейшим событием и запоминался на всю жизнь. С другой стороны, для монарха эта бесконечная череда лиц не должна оставлять даже следа. Однако, как это ни удивительно, след оставался.

Дело в том, что большая часть Романовых в XIX в. обладала такой счастливой для монарха способностью, как память на лица. Да и вообще у них была хорошая память, что было очень важно при их публичной профессии, поскольку хорошая память необычайно способствовала их популярности.

В мемуарах рассыпано множество примеров этой знаменитой «памяти Романовых», которая, видимо, была устойчивой наследственной чертой. Монархи знали об этом и при случае старались блеснуть своей памятью. Приведем несколько примеров, относящихся ко времени правления Николая I.

Император Николай Павлович дважды за свою жизнь посетил Англию – в 1817 и 1844 гг. Перерыв между этими визитами составлял 27 лет. Тем не менее во время визита 1844 г. он узнал старого слугу, прислуживавшему ему в 1817 г.: «Я помню вас. Вы состояли при мне во время моей предыдущей поездки в Англию»838, – сказал царь. Американский посланник Д. Даллас приводит следующие слова Николая I: «Полторы недели тому назад я встретил вас, и вы меня не узнали. А вот я никогда не забываю лиц, хотя бы видел человека всего пять минут»839. Дочь Николая I великая княгиня Ольга Николаевна писала в своих записках: «У него была замечательная память на фамилии и лица, и он мог много лет спустя, встретясь с кем-нибудь, назвать его имя по фамилии или отнестись к нему как к товарищу, что доставляло иногда больше радости, чем всякая награда»840.

Один из бывших кадет вспоминал, как, глядя на ребенка, Николай Павлович вспомнил его отца: «Император Николай Павлович славился своей памятью на лица и имена, и потому неудивительно, что он вспомнил моего отца… такая внимательность государя не была обусловлена решительно ничем, кроме его замечательной памяти, которую он любил выказывать, а также его чисто отеческим отношением ко всем вообще детям»841.

Подобные эпизоды бывали и в других учебных заведениях. Барон Корф упоминал, как император Николай I, обладавший «чудесной памятью, в особенности на лица, имена и фамилии», в декабре 1846 г. посетил Пажеский корпус и встретил племянника Корфа, при этом царь вспомнил, как звали отца мальчика, который умер в 1831 г., то есть за 15 лет до встречи842.

Александр II, старший сын Николая I, в полной мере унаследовал память отца. Упоминания об этом имеются, однако их значительно меньше по сравнению с Николаем I. На еженедельных воскресных разводах караулов император Александр II знал по имени не только всех офицеров, но и многих нижних чинов. В мемуарах рефреном проходит мысль, что «память у государя и наблюдательность были поразительные, в чем и мы не раз имели случай убедиться»843.

У Александра III эта наследственная черта Романовых ярко не проявилась. Видимо, память на лица у него была в пределах нормы. При этом следует помнить, что Александр III далеко не блистал в годы учебы, и за ним вообще закрепилась репутация малоспособного ребенка. Зато Александр III в полной мере унаследовал харизму власти своего деда.

Возрождается наследственная память в полной мере в Николае II. Близко знавшая Николая в бытность его цесаревичем М.Ф. Кшесинская свидетельствовала, что наследник был очень образован, великолепно владел языками и обладал исключительной памятью, в особенности на лица и на все, что он читал844. Крупный чиновник В.И. Гурко также отмечал, что Николай II обладал исключительной памятью: «Благодаря этой памяти его осведомленность в разнообразных вопросах была изумительна»845. А.Н. Шварц, министр народного просвещения, писал в мемуарах: «Бросалась в глаза его редкая память, если не на лица – зрительная память его, кажется, была невелика, – то на имена, числа, годы и т. п. В этом отношении он положительно поражал меня»846. Важно, что это оценка педагога-профессора. О прекрасной памяти царя пишет также военный министр А. Редигер. Он процитировал слова царя о его способе борьбы с бессонницей: «Он мне говорил, что в редких случаях бессонницы он начинает перечислять в памяти полки по порядку номеров и обыкновенно засыпает, дойдя до резервных частей, которые знает не так твердо»847. Следует заметить, что названия полков русской армии были достаточно сложны, и речь шла о сотнях наименований. Близкая ко Двору Лили Ден упоминает, как Николай II во время одного из приемов через 12 лет узнал полковника сибирского полка, с которым мимоходом встречался в 1891 г., когда возвращался в Петербург из Японии через Сибирь848.

Мы можем уверенно отметить наличие такой наследственной характеристики, как прекрасная память, у нескольких поколений правящего дома Романовых. Степень яркости проявления этой наследственной черты различная, как была и различной степень «эффективности» этой памяти. Так, современники, единодушно признавая факт прекрасной памяти Николая II и, соответственно, высокий уровень его эрудиции, не менее единодушно утверждали, что у царя была слабо развита способность к аналитическому мышлению. Поэтому, по мнению некоторых мемуаристов, богатейшие знания царя представляли собой груду несистематизированного и отчасти бесполезного хлама.

И еще одно замечание по поводу памяти первых лиц. В 1948 г. в США во время предвыборной кампании Г. Трумэна впервые использовалась технология, применявшаяся российскими монархами на уровне инстинкта. Политтехнологи Трумэна при подготовке его визита в тот или иной американский город устанавливали всех простых людей, с кем ранее так или иначе общался американский президент. И когда президент, пожимая руку избирателя, «вспоминал» этого очередного Джона или Смита и напоминал ему обстоятельства их встречи, то это производило потрясающее впечатление. Почти такое же, как в России, когда Николай I или Николай II вспоминали не только имя, но и послужной список человека. Только в XX в. на Трумэна работала команда политтехнологов, готовившая для него «впечатления», а российские монархи обходились лишь своей головой.

Филологическая подготовка российских монархов

Особое место в образовательной практике российской императорской семьи занимала филологическая подготовка. В этом процессе было два встречных потока. С одной стороны, женам русских императоров, как правило, немецким принцессам, приходилось срочно изучать язык своей новой родины. С другой стороны, русские великие князья и княжны изучали внушительный блок иностранных языков.

Необходимость изучения иностранных языков ни у кого не вызывала вопросов. Во-первых, в дворянской России знание французского языка было просто необходимо, поскольку петербургский бомонд использовал его как язык повседневного общения. Во-вторых, императрицы, будучи сами носительницами языка, передавали его (немецкий или датский язык) своим детям. В-третьих, все многочисленные взаимные родственные или официальные визиты требовали общения без переводчиков на языках-посредниках. Это было нормой дипломатической практики XVIII начала XX вв. В-четвертых, многоязычность Императорского двора формировала многослойную структуру восприятия мира, когда органично, на языке носителя, усваивалась европейская культура во всем ее многообразии. В-пятых, уровень знания иностранных языков при Императорском дворе служил почти официальным «индикатором», делившим присутствующих на «своих» (это те, кто знал иностранные языки как родные) и «чужих» (то есть тех, кто говорил на смеси «нижегородского с французским»), И только те «чужие», кому удавалось подняться на самый верх иерархической лестницы, могли пренебречь этим «индикатором», и общество смирялось с этим. Такой «чужой» был А.А. Аракчеев, он учился на «медные деньги» и языками не владел.