Читаем без скачивания Сара Дейн - Кэтрин Гэскин

Саре не нравилось, что она так мало знала о чувствах и мыслях Ричарда по отношению к ней самой. После их ссоры на дороге она ни разу не говорила с ним наедине. Поостыв, он принял ее приглашение и приехал в Кинтайр. Она его не приняла, сославшись на нездоровье. То же повторилось в Гленбарре. В конце концов Ричард перестал приезжать один, появлялся лишь по делам или в сопровождении Элисон.

Ничто — ни преданность мужу, ни отвращение, вызванное тем, как Ричард поступил с Джереми, — не могло вполне заглушить в ее сердце огорчение по поводу его отсутствия. Ей пришлось признаться себе самой, что она очень скучает по нему, жаждет написать письмо, которое вернет его. Но гордость и здравый смысл всегда удерживали ее от опрометчивых поступков. Ричард постоянно был в мыслях Сары, она беспокоилась о нем, моля Бога, чтобы леди Линтон умерла и они с Элисон отправились бы назад, в Лондон. Тем не менее она со страхом ожидала, что каждый новый корабль несет эту весть. Она не получила ни покоя, ни радости от решения больше не встречаться с ним наедине; он все равно был как бы дурным сном для нее, от которого ей не избавиться, он мог одним своим взглядом посреди толпы упрекнуть ее, мог довести ее почти до безумия, рассказывая о сумасшедших планах, которые он и не собирался осуществлять, но прекрасно знал, что эти рассказы будут ей переданы. Такими мелкими уловками он ей мстил.

Казалось, что с того времени как они вместе сидели в классной комнате в Брэмфильде, Ричард имел над ней какую-то власть — и он ни за что ее не отпустит. Эта мысль угнетала ее, она пыталась от нее избавиться. За окном ветер разбушевался и кидался на стены дома. Она прислушалась и почувствовала, что звук, который до этого был отдаленным и оставался за пределами дома, стал вдруг печальным и близким. Несмотря на жаркий огонь, она сдвинула плечи, как будто от холода.

Всегда внимательный, Луи заметил это ее движение. Он наклонился вперед.

— Сара, дорогая, я так надолго задержал тебя! Какой эгоизм! Ты ведь хотела бы уже пойти к себе?

Она слабо улыбнулась и кивнула, поднимаясь. Эндрю тоже встал, и мужчины проводили ее до двери.

Служанка, которая встретила их по приезде, принесла свечу, чтобы проводить Сару в ее комнату. Это была хорошенькая француженка лет тридцати пяти, звали ее мадам Бальве. Она прибыла из Англии три месяца назад; она прекрасно говорила по-английски, и молва сообщала лишь, что до революции мадам Бальве была в услужении в знатной французской семье. Сара с любопытством взглянула на нее. Кто эта женщина, которую Луи выписал из Франции? Какое-то доверенное лицо?.. Возлюбленная? Сара настороженно наблюдала за ней: она, казалось, гордилась домом и чувствовала себя в нем хозяйкой, но Сара была готова признать, что, возможно, заблуждается на этот счет.

Женщина открыла дверь и молча пропустила Сару. Сара наблюдала, как она зажгла несколько свечей на стенах и на столах. При их свете она рассмотрела все детали, которые до этого видела лишь мельком. Комната, предназначенная ей, была убрана со вкусом и вниманием, которые выдавали — или должны были раскрыть, — как хорошо Луи знает женщин.

Сара пробудилась с первыми серыми лучами света в окне. Это было время полной тишины — ветер стих, и было слишком рано даже для птиц. В самом доме не было ни звука. Еще только через час зашевелятся молочницы, а до кухонной суеты остается и того дольше.

Возле нее Эндрю ровно дышал во сне. Это легкое движение рядом было успокаивающим и мирным. В темноте ее рука медленно протянулась и дотронулась до его руки; она задержала ее на несколько мгновений, потом убрала. Ритм его дыхания не изменился.

Пока она лежала так в тишине, ей вдруг пришли на ум слова, сказанные Луи на веранде Кинтайра почти три года назад — в тот единственный раз, когда он заговорил с ней о своей жене. Она с грустью вспомнила: "Она была холодна как ледышка". В этих словах содержалась суть того, почему не удалась его семейная жизнь. Возможно, за всю свою жизнь Луи никогда не просыпался так, как она сейчас, с чувством нежности и близости, с ощущением покоя и защищенности. Луи не познал счастья в браке. Женщина, которая должна была бы сейчас лежать рядом с ним, спит одна в доме своего отца, а его собственная дочь — чужая для него.

Именно поэтому Банон вынужден оставаться без хозяйки. Он белоснежен и прекрасен — и печально пуст.

IV

Сад Луи все еще не был доделан, но в нем уже намечался определенный порядок, и даже в своем незаконченном состоянии он имел своеобразную вольную прелесть, которую, надеялась Сара, он сможет сохранить, даже когда ровная английская лужайка заменит жесткую траву, повсюду торчащую колючими пучками. Ей была приготовлена скамья на самом высоком месте. Эндрю и трое мальчиков вышли вместе с ней, побыли около некоторое время, а потом побрели вниз по склону. Время от времени она видела, как они появляются из-за деревьев или кустов, до нее долетали их голоса. Она улыбалась, глядя вниз на них, и ждала, когда они свернут к вольеру с птицами — до сих пор каждая их прогулка заканчивалась именно там, причем Эндрю наблюдение за птицами занимало не меньше, чем его сыновей.

Она знала, что Эндрю в Баноне долго не задержится. Луи уговаривал их остаться — на месяц или на полтора. Но Эндрю не умел бездействовать. Ему нравился Банон, нравилось общество Луи и карточные игры, за которыми они засиживались до глубокой ночи; но Сара уже замечала в нем признаки беспокойства. Праздный мир Луи с его элегантностью и покоем был ему чужд: ему не хватало суеты магазина, постоянных поездок из Сиднея в Парраматту, ему нужно было торговаться на ярмарках зерна и скота, слушать сплетни, что также составляло непременную часть деловой жизни. Он был лишен этого всего несколько дней и накануне за ужином уже с тоской говорил о том, что, возможно, получена почта от его лондонского агента или прибыл груз на продажу, а он здесь, в Баноне, лишен возможности участвовать в его приобретении. Луи на это ничего не сказал, хотя понял не хуже Сары, что дикая красота Непеана не способна удержать Эндрю надолго.

Здесь возникало чувство полной отрешенности. Земля здесь будет давать пшеницу лучшего качества и более полновесную, чем где-нибудь в другой части колонии, но ее необычайно трудно расчистить. В каком бы месте поселенцы ни пытались начать расчистку вдоль берегов реки, им приходилось делать это в одиночестве и с твердой решимостью не замечать ни тишины, ни гигантских размеров окружающего буша. Здесь все еще бродили полудикие туземцы, которых почти не задела колонизация, дороги здесь — просто колеи, и цивилизация почти не начала здесь своего наступления.