Читаем без скачивания Внутри, вовне - Герман Вук

После службы они с трудом убедили Ли остаться на кидуш — полдник.

— Я этой синагогой сыта по горло, — сказала Ли.

— Раби хочет тебя поприветствовать, — умоляющим тоном сказала мама. — Ну почему ты не можешь быть немного общительнее, почему?

— Я его поприветствую! — угрожающе сказала Ли. — Я ему наставлю хороший синяк под глазом, в цвет его малиновой хламиды.

Папа взял ее за руку:

— Пойдем, Лея-Мира!

Она пошла, вся пылая гневом. В трапезной были расставлены накрытые столы. Раби Джо Гейгер, все еще в малиновой мантии, поприветствовав Ли, стал всячески расхваливать папу. Он также вспомнил про уважаемого маминого отца, раби Левитана, и вызвал усмешку, когда сделал Ли комплимент по поводу ее внешности; но он ни слова не сказал о том, что она только что вернулась из Палестины. Он еще не кончил говорить, как вдруг из-за стола поднялся очень тучный и очень краснолицый джентльмен в пестром твидовом костюме и зеленом в крапинку галстуке бабочкой.

— Простите, раби, я тоже хотел бы сказать несколько слов молодой леди.

Я шепнул Ли:

— Это мистер Кахане.

— А! — воскликнула Ли.

— В качестве председателя синагогального совета, от своего имени и от имени всего нашего совета, позвольте мне приветствовать вас, Леонора, — надеюсь, я могу вас так называть? — в нашей среде.

Мистер Кахане был холостяк, разбогатевший на торговле недвижимостью. Хотя он не носил сюртука и цилиндра и на заседаниях совета садился без чинов, как все, в синагоге он был неоспоримым заправилой. Он платил больше всего денег; и поэтому он же заказывал музыку.

— Вы не только очаровательная молодая леди, что и так всем видно, — продолжал он, — вы еще явно одарены неоспоримым здравым смыслом. Ибо вы не остались в этой вонючей дыре на Ближнем Востоке, а вернулись в добрые старые Соединенные Штаты Америки.

На это никто никак не отреагировал, кроме Ли, которая со свистом втянула в себя воздух, как делают японцы. Мистер Кахане немного свихнулся на сионизме. Стоило кому-нибудь упомянуть о Палестине, или о Хаиме Вейцмане, или о Теодоре Герцле, как он сразу же начинал честить «эту вонючую дыру на Ближнем Востоке». По молчаливому соглашению, в синагоге на эти вспышки ярости никто не обращал внимания. Даже папа, уж на что сионист, и то только пожимал плечами и ничего не отвечал. Такой большой жертвователь, как мистер Кахане, имел право на свою маленькую придурь, тем более что с этим все равно ничего нельзя было поделать.

— Вот и все, что я хотел сказать, Леонора. Разве что еще вот что: я уверен, вам особенно приятно быть в Соединенных Штатах после того, как вы побывали в этой вонючей дыре на Ближнем Востоке. И я хотел бы вас заверить, что ваше общество нам доставляет чрезвычайное удовольствие. Особенно тем из нас, которые пока еще холосты.

Он подмигнул ей, затем подмигнул раби Гейгеру и сел.

— Раби Гейгер, — сказала Ли, поднимаясь на ноги, — позвольте мне поблагодарить вас и мистера Кахане; и скажите мне, пожалуйста: вы тоже считаете, что Палестина — это вонючая дыра на Ближнем Востоке?

Последовало общее замешательство; все лица, не исключая и круглого красного лица мистера Кахане, обратились к Святому Джо. Тот медленно поднялся, оправляя малиновую мантию.

— Видите ли, Леонора, — сказал он, — это сложный вопрос, и его можно обсуждать на нескольких уровнях. Может быть, мы как-нибудь поговорим об этом подробнее у меня в кабинете — вдвоем?

Это был превосходный ответ, сопровождаемый едва заметным подмигиванием и широкой эррол-флинновской улыбкой. Все облегченно рассмеялись; натянуто улыбнулся даже мистер Кахане, который таким ответом был выведен из затруднения. Святой Джо явно за словом в карман не лез.

Кидуш был нарушен. Мистер Кахане и раби Гейгер подошли к Ли, чтобы пожать ей руку. Сладострастие, написанное на их холостяцких лицах, лишний раз показало мне, как хороша была Ли. Для меня она была просто Ли, но, я думаю, с мужской точки зрения, она была ничуть не менее привлекательна, чем Дорси Сэйбин. Но ответ Святого Джо ее не удовлетворил, и она с места в карьер ринулась в атаку.

— Мне кажется, это ужасно, — сказала она, — что вы хотите в пятничный вечер собирать пожертвования. По-моему, это ни в какие ворота не лезет, и я понимаю, почему папа подал в отставку. Я, может, и не шибко религиозная, но я знаю, что такое хорошо и что такое плохо.

Мистер Кахане и раби поглядели друг на друга, и Святой Джо сказал:

— Это решение можно и пересмотреть.

— Мы все очень уважаем вашего отца, — сказал мистер Кахане. — Может быть, мы действительно сможем изыскать деньги другими способами. Кстати, у меня есть два хороших билета на мюзикл «О тебе я пою» на сегодняшний вечер. Вы случайно не свободны?

— Нет, — ответила Ли.

— А как насчет завтрашнего вечера? — спросил Святой Джо. — Мы тут устраиваем танцы, но, увы, у меня нет дамы.

Раньше мама уже много раз говорила Ли об этом предстоящем танцевальном вечере, и Ли чем дальше, тем с большей горячностью отвечала, что ее на эти танцы волоком не затащишь.

— Ну так считайте, что у вас уже есть дама, — ответила Ли. — Я с удовольствием приду.

Вот как вкратце окончилась вся эта история. С помощью папы раби Гейгер выиграл-таки битву за сбор пожертвований. Мистер Кахане затаил на него зло и год спустя сделал попытку не возобновлять с ним контракт — на том основании, что раби якобы вел себя безнравственно. Папа защищал раби и в тот раз сумел спасти его от увольнения. Но куда было Святому Джо выстоять против всесильного мистера Кахане! В конце концов он все-таки был уволен. Этого пятна в своей биографии он так и не смыл. Несколько лет он был раввином где-то в Техасе, а потом вернулся в Нью-Йорк и работал то в одном, то в другом пригороде, кочуя с места на место. Через некоторое время он остался без прихода, но продолжал обслуживать свадьбы, похороны и тому подобное. Он долго был холостяком, но уже в довольно пожилом возрасте женился на богатой вдове, так что с ним теперь все в порядке, хотя жить ему грустно.

Я хотел бы, чтобы вы поняли, что представлял собою Святой Джо. На папиных похоронах произнесли речи несколько раввинов, в том числе «Зейде» и Святой Джо Гейгер. Гейгер не выдержал и разрыдался. Разрыдался только он один, и это не было притворством. Я видел, как он проводил много похорон, и ни разу он не потерял присутствия духа. Если вам показалось, что я пытался его высмеять, значит, я не сумел сказать то, что хотел, и, пытаясь нарисовать правдивую картину, ненароком оболгал человека ни за что ни про что. Я попытался показать Святого Джо Гейгера с разных сторон, но я никогда не забуду, что он разрыдался на папиных похоронах.

Я так подробно останавливаюсь на этом, потому что, боюсь, на мне лежит вина за знаменитый образ смешного раввина — Святого Мозеса Шмуклера из «Пути Онана» — один из самых живописных образов, созданных Питером Куотом. Я сделал ошибку — если это была ошибка, — рассказав Питеру про Святого Джо. Он надорвал живот от смеха и потребовал, чтобы я их познакомил, и я пригласил Питера на свадьбу тети Фейги, зная, что мама пригласила туда и раби Гейгера. Свадьба произвела на Питера очень сильное впечатление, но, я должен сказать, его описание этой свадьбы не имеет ничего общего с действительностью; например, он полностью выдумал эпизод, когда раввин щупает сзади невесту, стоящую под хупой, или когда он на свадебном обеде под столом лезет ей рукой под юбку, не говоря уже о нелепом происшествии в шкафу, о котором и вспоминать тошно. Все это — чистейшие измышления Питера Куота. Святой Джо Гейгер был хорошим человеком, он свято соблюдал декорум, только, как всякий холостяк, он бывал иногда чуть-чуть несдержан.

Как-то — было дело — я застал его перед подъездом нашего дома, когда он пытался поцеловать мою сестру Ли; он прижимал ее к себе одной рукой, в другой руке держа шляпу. Это было жалкое зрелище. Ли могла бы отбиться и от осьминога, если бы захотела. Раби Гейгер делал то, чего она от него и ожидала, и она потом не держала на него никакого зла. Когда мы оба вошли в квартиру, Ли чуть не померла от смеха. Я думаю, она его сама нарочно взвинтила: есть в ней этакая женская пакостность.

Как бы то ни было, теперь пора рассказать о свадьбе тети Фейги. Все было, конечно, совсем не так, как описал Питер Куот, но это была, честное слово, очень веселая свадьба.

Глава 51

Свадьба тети Фейги

Фейга с Борисом хотели скромной семейной церемонии, но кончилось дело тем, что мама позвала на свадьбу всю нашу мишпуху, даже с таких далеких аванпостов, как Бэй-Ридж и Байонна: а то, говорила мама, они могут подумать, что Гудкинды, переехав в Манхэттен, задрали нос и гнушаются своей родни, и это будет обида на всю жизнь. Борисова родня тоже было обидчивое племя, о чем Борис сообщил Фейге, а Фейга — маме, так что и их тоже пришлось всех пригласить, и поэтому скромной церемонии предстояло превратиться в пир на весь мир.