Читаем без скачивания Демон Сократа - Геннадий Прашкевич

– Не уберу. И не дергайся. Я, наоборот, оставлю здесь эти фотографии.

– Зачем? – по-настоящему испугался Славка.

– Хочу знать, настоящие это фотографии или подделка? А если подделка, как можно подделать такое? Откажешься, сам Юренева сюда притащу.

Это подействовало. Славка неохотно спросил:

– Где взял?

– Под дверь подсунули. В гостинице.

– Прямо так вот подсунули?

– Прямо так.

Я добавил:

– В пакете.

– В этом? – Славка даже обнюхал пакет. – Тоже оставь.

В чем-то Славка мне не верил, испуганно гнул тонкую шею:

– И ты ничего не видел, не слышал?

– Я спал.

– Хвощинский, – не шепнул даже, а прошипел вдруг Славка и ткнул пальцем в потолок. – Может, ты выше поднимешься? Там знающие люди… Они обязаны о таком знать…

– Брось. – Славка мне надоел. Мне было его жалко. – Никуда подниматься я не собираюсь, и ты молчок. А вечером загляну, так что ты посмотри, пожалуйста, фотографии.

И вышел из фотобудки.

Славка, наверное, побежал бы за мной, но меня снова окружили ребята.

– С чего ты, Хвощинский, полез в историю?.. Мы твой роман читали… Диковатые у тебя герои, получишь по шее… Приходи к нам часа на три, вопросов тьма!..

Я обещал.

Я прорвался к выходу.

Кой черт меня сюда притащил? Надо было отдать фотографии Юреневу, пусть сам разбирается. Вон как виновато гнул Славка тонкую шею при одном только упоминании о Юреневе. Чего он боится? Что там произошло с Андреем Михайловичем?

Проспект был почти пуст. Все тут оставалось таким, каким я помнил. Аптека, «Академкнига», красный магазин, газетный киоск… Известно, города за два года не меняются, меняются люди…

– Ахама, хама, хама…

Я вздрогнул. Юренев меня преследует?

Что за вздорная мысль? Юренев даже не видел меня, ожидая, возможно, кого-то, бормотал про себя, перекатывал в толстых губах погасшую сигарету.

Трудно поверить, но выглядел он как с иголочки. Свежая светлая рубашка, строгий костюм. Взгляд невидящий, но вовсе не усталый, не скажешь, что человек не спал всю ночь. Лишь в легких припухлостях под глазами таилась некая неопределенная тень.

Я остановился.

Юренев очнулся. Он меня узнал. Правда, не выразил ни удовольствия, ни восхищения, как это было сегодня ночью. Напротив, тряхнул недовольно седыми кудрями.

– По утрам не звони, – сказал он незнакомым бесцветным голосом. – Не принято мне звонить по утрам.

Он так и сказал: не принято. Это меня взбесило:

– Это мне не указ.

– Да ну? – он нисколько не удивился моей вспышке.

– Почему ты ничего мне не сказал о Козмине?

– А ты спрашивал? – Юренев медленно, нагло, как-то бесцеремонно осмотрел меня. Сандалии, брюки, расстегнутая на груди рубашка – ничто, наверное, не осталось незамеченным. – Ты мою настойку жрал на орешках, потом коньяк. Тебе, кстати, нельзя пить так много, вид у тебя помятый.

Результаты осмотра Юренева явно не удовлетворили. Он продолжал исследовать меня, как афишную тумбу:

– Позвони Козмину сам.

– Я звонил.

– И что? – спросил он без всякого интереса.

– Отправляют к доктору Юреневу.

– Ну и позвонил бы ему.

Я остолбенел:

– Брось издеваться. Что с Андреем Михайловичем?

– Ахама, хама, хама, – Юренев снова погрузился в свои мысли. Потом вздохнул, неопределенно отмахнулся: – Завтра.

– Что завтра? – не понял я.

– А черт его знает, – Юренев даже объяснений не хотел искать. – Ну, послезавтра. Так удобнее.

– Для кого?

– Аля меня, конечно, – он снова очнулся, снова оценивающе, беззастенчиво осмотрел меня. – У тебя плечо не болит?

– С чего ему болеть?

– А оно у тебя немного опушено. Почему? Зачем ты его так держишь? Оно у тебя всегда так опушено? – он явно заинтересовался этим, его глаза ожили, влажно сверкнули. – Я знаю. Это демон на твоем плече топчется. Примостился и топчется. Сколько помню тебя, он всегда на твоем плече топтался.

– Какой еще демон? – он окончательно сбил меня с толку.

– Сократовский, конечно. Какой! Помнишь, Сократ часто ссылался на демона? Как правило, демон сидел на плече своего хозяина и запрещал ему поступать иначе, как он поступал. Только запрещал, но никогда не возбранял. Только запрещал, понимаешь? Ты тоже у нас всегда этим отличался. Козмин тебя за то и ценил.

Он снова задумался. Даже не задумался, а впал в задумчивость. Было ясно, я его сейчас не интересовал. Он напал на какую-то мысль. Тем же бесцветным, незнакомым мне голосом он спросил:

– Хвощинский, почему люди вранливы? Почему ты вранлив, и Гомес, и буфетчица, и Козин? Ну, ладно, буфетчице торговать надо, ей нельзя без обмана, но зачем вранливость писателям? У нас тут один поэт все ратует за спасение российского генофонда, а сам, во-первых, из тюрков, во-вторых, импотент. Может, вы вранливы потому, что полностью завязаны на прошлое? Врешь, врешь, а это опасно. Когда постоянно врешь, это становится образом мышления. Что вам всем в прошлом, Хвощинский, почему вы не думаете о будущем? Вот ты несколько лет жизни убил на роман о землепроходцах, зачем? Они же вымерли, их давно нет, даже памяти о них не осталось, одни легенды, вранье, а ты еще прибавляешь вранья. Зачем? – он нехорошо, быстро ухмыльнулся. – А еще ждешь нормальных рецензий. Почему вы не думаете о будущем, Хвощинский? Почему ты сам ничего не напишешь о будущем? – «Чем сидеть, горевать, лучше петь и плясать…», так, что ли? Гоша Поротов отличный был человек, но тоже вранлив. «Бубен есть, ноги есть…» Неужто этого достаточно? Пиши о будущем, Хвощинский. Когда пишешь о будущем, меньше врешь.

И моргнул изумленно, знакомо, разбуженно.

И, махнув рукой, двинулся, не спеша, вниз по проспекту.

Мне даже о фотографиях не захотелось ему сообщать.

Глава VI

Зона

Демон Сократа…

Я спускался по рябиновой аллее к речке, мне хотелось прямо сейчас побывать в знакомом овраге. Не знаю почему, но я хотел побывать там именно сейчас, ни позже, ни раньше.

Демон Сократа…

«Учи чукотский язык…»

Юренев не изменился…

И эта дежурная с ее вздорным рассказом о муже, отморозившем в бане пальцы…

«Пиши о будущем…»

Чокнутый Козмин…

Мир вокруг Юренева, как всегда, был перевернут с ног на голову.

Демон Сократа…

Какие еще там были?..

Ну да, лапласовский.

Этот умный, въедливый. По мгновенным скоростям и сегодняшним положениям атомов мог абсолютно точно предсказать все будущие состояния Вселенной. Завидное. существо. Провидец.

Затем максвелловский.

Этот – трудяга. Работал себе заслоночкой: этот атом впущу, а этот не пущу. Распихивал туда-сюда атомы: здесь тебе вакуум, тут избыточная плотность, здесь тебе холодно, там чудовищный жар. Романтик, в принципе сократовскому до него далеко.